– Ну хорошо, хорошо. Я могу позволить вам пожить в гостинице еще, скажем, неделю. В долг. А когда вам перешлют деньги, вы со мной рассчитаетесь. Устроит? Для себя тогда я расслышала только «еще неделю пожить», а слово «в долг» у меня в голове не зацепилось. От первой части его предложения мне стало мгновенно легко, а про условия, про прочее там я и не задумалась. Глупая я! Сначала у меня будто дыхание стало легче, как вот если душат пальцами горло, а тут вдруг отпускают и не давят – вот так я себя почувствовала. – Да, устроит! – сказала я довольная, встала и хотела было идти из кабинета. А он вдруг сказал: – Минутку. Нужно еще расписку написать. Это формальность, но мне необходимо для отчета. Я остановилась. Он что-то посчитал, потом сам написал текст расписки и попросил меня подписать. Я взяла расписку, быстро пробежала ее глазами. Там было написано, что я беру у него лично в долг деньги на проживание в гостинице, указаны даты и сумма. По датам получалось семь дней. Знаешь, у меня с математикой хорошо, я в уме высчитала, оказалось, что сумма больше, чем я платила за семь дней. Тут у меня впервые что-то пролетело в голове, какое-то неясное подозрение. Сама я этого подозрения не могла понять. Я спросила его: – Здесь сумма… немного больше, чем я плачу… – Конечно, ведь я сам даю в долг, доверяю вам, – ответил он. – А за полученные деньги в долг придется заплатить незначительный процент. Это обычная практика. Я мог бы эту сумму вложить в какое-нибудь выгодное дельце и заработать даже больше. Но вот мое искреннее желание помочь… К тому же в этому сумму включено питание в нашем кафе три раза в день. Это не самые деликатесы, но, полагаю, достаточно, чтобы чувствовать себя хорошо. Полагаю, так вам будет даже удобнее. Потом он замолчал и ждал, когда я подпишу расписку. У меня не было другого варианта, я ничего не могла придумать. А тут и проживание, и питание. Я решила и подписала расписку. После этого у меня вроде бы успокоилась душа, и я целый день посвятила только отдыху. Вопрос был решен на несколько дней. Но на следующий день все стало возвращаться. Все те же мысли. Я стала замечать, что меньше задумываюсь о своем светлогорском прошлом, а больше думаю, что мне делать сейчас и как выкарабкиваться из ситуации. Так я ходила полдня, была в местной школе, выяснилось, что вакансий учителей нет, не только свободных мест учителей математики, но преподавателей по другим предметам. Потом пошла подавать в разные места объявления о репетиторстве по математике, больше-то я ничего не умела делать. Трудность заключалась в том, чтобы дать контактные данные. Но я сама нашла объявление о посреднике на телефоне за процент, который примет звонки желающих. Знаешь, почти никто не звонил. Городок маленький, желающих мало. Но тем не менее мне повезло. Нашелся один ученик. Было это уже на пятый день того срока, который мне дал директор гостиницы. Плата маленькая, но выбирать не приходилось. Хоть какие-то средства на то, чтобы хоть зубную пасту купить да еще что-то для себя. Кроме этого, я написала три длинных письма, все разные. Одно – родителям, обоим сразу, потому что отец все равно отвечал бы ровно так же, как мать. Второе – сестре. Третье – подруге. Что я написала? Да, собственно, одно и то же всем. Я описала спокойно и подробно положение, в котором оказалась, про мысли мои, извинилась перед всеми. Написала, что не могла поступить иначе, потому что испортила бы жизнь не только себе, но и Андрею, да и родным. Просила их помочь мне, хотя бы посоветовать, что делать и как поступить. Денег попросила, конечно же, а что мне оставалось? У подруги попросила, если она не сможет, то спросить у наших знакомых. Ответ просила слать на адрес гостиницы. Никто не ответил. Никто. Я попробовала позвонить им еще раз после письма, но они говорили то же, что и раньше, никаких изменений, никакого сочувствия, никакой помощи, никакого совета. Наволочку на подушке в номере можно было выжимать. Прошу, поверь мне! Я плакала столько, сколько не плакала за всю свою жизнь до этого. Теперь удивляюсь, как же все-таки не свела счеты с жизнью. Вот только та история в общежитии удерживала. Руки у меня опустились. Я находилась в полном тумане. Денег на гостиницу не было. К этому времени уже была поздняя осень, было сыро, холодно. Часто по улицам сквозил промозглый ветер. И если я летом думать про какой-нибудь шалаш в пригороде, а я уж и про такое помышляла, то осенью это стало просто невозможно. Теперь я видела только одного человека, который мог бы помочь, – этот Аркадий Николаевич. Я снова обратилась к администратору, и меня снова направили к нему. Войдя, я услышала его грудной голос: – Ну что? Как наши дела? – Извините. Я виновата. Но, видите ли… – начала я говорить, – пока еще не получила деньги на оплату по той расписке. Понимаете? Я нашла работу, подрабатываю репетитором. Это, конечно, не ахти какие деньги, но я смогу, думаю, в будущем больше заработать и все вам вернуть. Но вот сейчас я не знаю, как быть. – М-да, девонька, в сложное положение попадаете, да и мне тоже с вами не легче. Хм! – недовольно сказал он. Потом он встал из-за своего стола, подал мне бумагу и сказал: – А ну-ка напишите мне подробнее, чем можете заниматься, кем работать, какой опыт и т. п. У меня всегда было какое-то доверие к старшим, я к ним относилась как к учителям. Поэтому решила так, что коли просит, так нужно написать. Я взяла ручку и стала писать. Он ходил молча вокруг меня, я не обращала внимания, но случайно заметила вот что. У него на столе стоял такой цветной, я бы сказала, пенал. В отражении от этого пенала я увидала его, как он стоит у меня за спиной, и так и смотрит на меня. В первый раз, помнишь, мне по глупости понравилось, что он на меня обращает внимание, а тут стало неприятно, не по себе как-то. Наверное, потому что учителя так не смотрят на учениц или, по крайней мере, не должны смотреть. А он смотрел. Мне вроде даже примерещилось, что он как-то незаметно даже для самого себя облизнулся, пока смотрел. Фу, противно! Но только, пожалуйста, верь мне! Мне очень, очень нужно, чтобы ты верил! И еще очень нужно, чтобы ты помог. Ну так я написала, он взял бумажку, сказал: «Негусто». Потом еще минут двадцать, а может, и больше, ходил по кабинету. В это время пару раз кто-то заглядывал в дверь, видимо, желая зайти к нему, но он не пускал. – Вот приходится решать какие вопросы, – сказал он, тряся в руке бумагу, где я описала свой профессиональный опыт, – хотя для этого совершенно нет времени. У меня и так много дел. Я снова находилась в таком состоянии, что как будто решается моя судьба. И тут он заговорил своим страшным громовым голосом, как судья: – Вот что я предлагаю. Я даю срок еще на одну неделю на тех же условиях, что и раньше. Это первое. Второе. Я могу помощь найти работу тут, в нашем городе. Я дам рекомендацию к своему знакомому, у него пекарня. Помнишь ту пекарню, возле которой мы встретили того неприятного человека? Вот это она и есть. Но тогда я еще не знала об этом. Директор гостиницы продолжал: – Я позвоню ему и попрошу пристроить вас на работу. Подходит такой вариант? Что тут сказать? Я так обрадовалась! И жить, думаю, будет где, да еще и работа появится. Только никак я не могла представить, что же это такое могу делать в пекарне, если ничего не смылю в этом деле? Ну да ничего, подумалось мне в тот момент, все же лучше, чем ничего. Какая же я глупая, ничего не видела под собственным носом! Мне бы чуть поразмышлять, подумать… А я так сходу и согласилась. Снова подписала расписку. Опять я слышала только то, что хотела слышать, а прочее, самое важное, мимо ушей пропустила. Как тут меня назвать?! Но ты слушай, мне только это сейчас от тебя нужно. Знаешь, этот Аркадий Николаевич сказал мне, чтобы я на следующий день пошла в пекарню и спросила там руководителя, Михаила, сказала, что я от директора гостиницы, и попросилась на работу. А он, говорит, позвонит Михаилу и предупредит. На следующий день, а это была среда, я пришла в пекарню к девяти утра. Сначала пускать не хотели, держали на проходной. Ходила там долго. Вся пекарня – это три дома во дворе, один круглый, с трубой, два поменьше. Запах там, конечно, такой приятный, хлебный. Нашла я кабинетик этого Михаила, его самого не было, стояла, ждала возле дверей. Пришел он часам к одиннадцати. Я ему говорю: – Здравствуйте, я от Аркадия Николаевича. А он мне вдруг так резко, как на бегу отвечает: – От кого, от кого? Я тут опешила, с меня иллюзия, как пелена, слетела. Туда я шла с такой надеждой, что вот-вот кончатся мои мытарства, и вдруг такой неожиданный вопрос. Я сказала ему: – Аркадий Николаевич, директор гостиницы «Элит». Он вам должен был звонить насчет меня, насчет того, чтобы меня на работу принять. Меня зовут Арина. – Ах да, – как будто он неожиданно вспомнил, при этом держа в руках какие-то бумажки и глядя в них. – Так-так-так, – сказал он, глядя сквозь меня. – Что же он просил? Ах да! Так, что умеете делать? Я попробовала ему говорить, чему училась, про репетиторство. Он, мне показалось, и не слушал. – Так-так-так, – сказал Михаил и перешел в разговоре со мной на «ты». – Приходи в понедельник, в это время, я посмотрю, будет ли у меня возможность пристроить тебя. Да-да, так и поступим. Ну все, пока, до понедельника. Что сказать о том, что у меня было на душе после этого разговора? Пустота. Вот как-то мозгами своими я понимала, что ничего из этой идеи не получится, но все-таки твердила себе, что надежда умирает последней, что нужно дождаться понедельника, а там видно будет. Хорошо еще, что у меня появился один ученик на репетиторстве. Я очень ценила его. Мальчик такой славный, только с математикой у него плохо получалось, отвлекается он постоянно, неусидчивый. Я же проводила с ним даже больше времени, чем мне оплачивалось. Во-первых, мне девать это время было особо некуда, а во-вторых, я искренне надеялась, что у паренька будет прогресс в математике, а там и еще ученики появятся, если родителям понравятся мои уроки, и они посоветуют мои услуги еще кому-нибудь. Наступил понедельник. Снова иду в пекарню, снова часа три ищу этого Михаила. Когда нашла его, он смотрел на меня, как будто первый раз видит. Мне второй раз пришлось говорить, кто я, напомнить, что он в среду обещал найти для меня работу к понедельнику, и вот я пришла. Он сказал: – Так-так-так, – как бы немного смущаясь, – у меня работы для вас нет. У меня каждый день по три человека приходит. Нет работы. После этих слов Михаил ушел, держа в руках кипу бумаг. Я слышала его голос где-то на улице, но к чему мне это было в тот момент? Я просто вернулась в гостиницу. Я тут же обратилась к администратору, чтобы он спросил, могу ли я поговорить с директором. В гостинице в дневное время всегда работал администратором Александр, он же, как я могла заметить, управлял мелкими вопросами, принимал деньги в счет оплаты проживания, общался с постояльцами. В вечернее и ночное время за стойкой администратора дежурили по очереди горничные, которые никакие вопросы не решали, а лишь принимали и отдавали ключи от номеров. В тот день мне пришлось ждать возможности прийти в кабинет директора, потому что его не было на месте почти два дня. Получилось поговорить только после семи часов вечера следующего дня. Он спросил меня: – Как прошла встреча с Михаилом? – У него нет работы, – ответила я. – Михаил сказал, что к нему ежедневно за работой обращаются по три человека. Я заметила, что эти слова не стали неожиданностью для этого Аркадия Николаевича. Выглядело так, как будто он предвидел такое развитие событий. – Ну что, – сказал он, – у нас город маленький, все хотят где-то работать, а мест рабочих мало. Только, пожалуй, на заводе еще как-то можно устроиться. Тут же он поинтересовался: – Когда же можно ждать оплаты по распискам? Когда придут вам деньги? Я ожидала, что он будет кричать, ругаться, и заранее очень боялась этого. Однако он выглядел совершенно спокойно, говорил, не повышая тона, смотрел на меня как будто ласково. Директор уже не вставал с места. – Я жду, – солгала я, почувствовав себя виноватой за ложь, и спросила, надеясь, что он сможет все-таки помочь мне: – но пока нет перевода, что же делать? – Раз денег нет, подпишешь еще одну расписку. Но нынче я собираюсь уезжать на две недели, меня здесь не будет это время. Расписка сразу на две недели. Что ж, я вижу, как дела с тобой движутся. Пожалуй, позвоню… Позвоню знакомой Элине, у нее свое ателье. Видела, наверное, ателье «Элеганс»? Я позвоню сегодня, а ты сходи к ней завтра, скажешь, от меня. Спроси про работу. Она женщина, – при этом он слегка усмехнулся, – может, какой-то вариант работы придумает для тебя. Он перешел со мною на «ты» без церемоний, а я разрешила, потому что он завладевал уже тогда, завладел как бы моей свободой, а залогом освобождения были расписки в его столе. Директор уже не спрашивал моего согласия на подписание, только посчитал цифры, подал расписку мне на подпись. Я подписала, почти не глядя в эту расписку, только показалось, что цифры большие. Но что мне оставалось? Я надеялась найти что-нибудь и отдавать долг. Тогда я понимала, что сумма растет, надеялась когда-нибудь отдавать частями. Предполагала, что он сможет подождать. В жизни мне не приходилось сталкиваться ни с чем подобным, но такой вариант выглядел для меня в то время единственно возможным. Знаешь, в то время я жила ожиданиями, надеждами, а они таяли. Слегка улучшившись, мое настроение снова испортилось, страх, тревога, озабоченность были моими постоянными спутниками. Только прогулки, во время которых я зарекалась не думать о проблемах, хоть это и не получалось, да занятия репетиторством хоть каким-то образом вытягивали меня из депрессии.