– В последнее время – да. – А что ты имеешь в виду под «последним временем»? – Ну… два-три месяца, когда я стала готовиться в институт. Паша представил себе, как мать, смирившись с выбором дочери, стала лихорадочно прикидывать возможности и искать связи. Брат был под боком, и его следовало обработать, то есть уломать с тем, чтобы он помог Лизе пробиться в институт. До этого брата она особо не знала, а тут вспомнила, что он имеет связи в артистических кругах, и стала осаждать его. Все понятно. – На предмет чего вы встречались с Александром Николаевичем? – Поговорить о моей карьере. Куда лучше поступать, во ВГИК или в Щепку? Мне хотелось сразу в кино, но дядь Саша говорил, что это нереально. Нужно все-таки повариться пока в театре. У него были знакомства… – Что-нибудь в нем не показалось тебе необычным? Странности в поведении? – Н-нет. Он только говорил, что, возможно, у него скоро будет постоянная работа. Он ведь не был в штате. Крутился, а театра своего не было… – Он упоминал при тебе когда-нибудь Кирилла Морозова? – Не помню. Он говорил, что ему нравится театр «На грани». Его возглавляет прикольный чувак – Константин Громопуло. Я про него передачу видела. Дядя Саша, кажется, играл в этом театре пару проходняков. – Что? – Проходных ролей. – А… Лиза пила свой смузи и снисходительно посматривала на Павла. Похоже, все происходящее раздражало ее тем, что наступила полная неясность с дальнейшими планами и карьерой актрисы. Знает ли она про отрубленные руки? Говорила ли ей об этом мать? Или пощадила ребенка? – Твоя мама не упоминала о том, что труп нашли в странном состоянии? Тревожный взгляд метнулся на него. – Н-нет. Не буду, решил Павел. – А твой дядя увлекался стихами? Пушкина при тебе читал? – Нет. Расставшись с Лизой, Павел подумал, что, наверное, ее поступление в театральный откладывается на неопределенное время, если не навсегда. Таланта у нее явно никакого нет. Прага. 1922 год – Бу-бу-бу, – бухтело за стенкой. Он поморщился. – Слушайте, поручик, вы и вправду сходите с ума? Он с интересом посмотрел на вопрошающего. Молод, задирист, а впрочем, полное ничтожество. Тоска по жене и дочери накрыла его с головой. Он чуть не застонал от душевной боли, скоблившей по сердцу. Когда они еще увидятся? Когда? И суждено ли им увидеться в этой жизни? Или все дым, мираж, суета сует, как сказал когда-то мудрец Экклезиаст. Как ему быть в этом мире? На что надеяться? На то, что время повернется вспять, не будет тех двух революций – этого ада, внезапно обрушившегося на Россию. Он помнил, как неприятно и унизительно началась Февральская революция, какое взвинченное возбуждение носилось в воздухе. Керенского обожали и носили на руках, а он оказался полным ничтожеством, не способным вывести страну из кризиса. Царь Николай II, Помазанник Божий, вел себя так, словно он правил не огромной страной, а маленьким княжеством, где всё под рукой и не нужно принимать тяжелых судьбоносных решений. Страна давно катилась к краху, и не видел этого только слепец… Воспоминания нахлынули на него. Ему есть что вспомнить. Салон Марии Клейменихель. Каким он был тогда наивным и как увлекался всем таинственным, мистическим… * * * С Кириллом Морозовым Павел встретился недалеко от театра «На грани». Кафе, где они сидели, было стилизовано под советскую столовую. Когда Павел позвонил по телефону, Кирилл не сразу понял, зачем его хотят видеть, потом посерьезнел и сказал, что об убийстве Диянова он не знал, но, если это требуется для следствия, конечно, готов встретиться. Павел вынужден был признать, что Кирилл хорош собой, наверное, женщины сохли по нему пачками. Высокий, стройный, мускулистый синеглазый блондин чем-то напоминал молодого Бреда Питта. – Я даже не могу поверить, что Александра убили, – сказал он. – Бред какой-то! – Не просто убили, а отрубили ему руки. Кирилл издал звук: нечто между возгласом негодования и криком ужаса. – Вы были друзьями? – Я бы так не сказал, скорее, знакомыми. – Когда вы познакомились и как часто виделись? – В последнее время – чаще обычного. А так – два-три раза в год. – Чем были вызваны участившиеся контакты? – Александр хотел прийти к нам в театр «На грани», поэтому просил о содействии. – Вы входите в руководство театра? Павел увидел, что Кирилл невольно смутился. – Нет, что вы! Я просто там… иногда играю. Пару раз консультировал режиссера. И всё. Никаких руководящих должностей в театре я не занимаю. – Почему же Александр обратился к вам? – Он просил помочь ему, похлопотать перед главрежем. Александр думал, что я смогу помочь. Он нигде постоянно не работал и хотел найти площадку, где мог бы играть регулярно. – У него были враги? Рассказывал ли он вам о своих неприятностях? – Понятия не имею о его врагах. Ничего подобного он мне не говорил… – Выглядел ли он в последнее время расстроенным или озабоченным? – Как обычно, ничего такого за ним я не замечал. – И между тем его убили зверским способом. – Я не… – Хотите посмотреть фотографию? – не унимался Павел. Он показал снимок Морозову. Тот поперхнулся, и Павлу показалось, что его сейчас вытошнит. – Ужас! Простите! Кто это мог сделать? – Мы и пытаемся это выяснить… – Я о его жизни ничего не знаю толком, я же говорю, друзьями мы не были… – Подумайте хорошенько. Когда вы с ним встречались в последний раз? Морозов задумался: – Кажется, дней пять назад, если не ошибаюсь. – И о чем говорили?… – Ну… о делах театральных. Он хотел, чтобы я энергичнее вел переговоры с главрежем. Можно сказать, настаивал. О своих планах говорил. Хотел, как я понимаю, пустить пыль в глаза, показать свою незаменимость. Без блефа актерам обойтись трудно. Павел подумал, что толку от Кирилла Морозова маловато… Ну а вдруг? – Советую вам все хорошенько обдумать. Наверняка какие-то детали вы могли упустить. Вспомните, любая мелочь может оказаться зацепкой…