– Ты, главное, не тушуйся. Вась Васич – человек добрейший, но иногда любит напускать строгость. Не бери в голову. В смысле, не расстраивайся особо. – Постараюсь, – пообещал Паша. – Кто там у нас еще? – Андрей… Он явно хотел меня поддеть. Не скажу, что было особо приятно. – Андрей – говнюк еще тот! – с некоторой горячностью воскликнула Светлана. И Паша внезапно подумал, а не вызвана ли эта горячность, скажем, личными мотивами. Но сразу же отогнал эту мысль. По большому счету это его никак не касается. Светлана – отличный коллега и товарищ. А все, что выходит за эти рамки, не важно, в конце концов, пусть с этим ее муж разбирается. Паша деликатно промолчал. – Он вообще-то неплохой, – после недолгой паузы протянула Светлана. – Но жизнь его довела. Жена бросила и не дает общаться с дочерью. Нашла себе богатея, а ему отставку дала. Вот он и… выпендривается. Капля густого кетчупа повисла на подбородке женщины. – У тебя здесь капля… – показал Павел. Та быстрым движением стерла ее салфеткой и вопросительно посмотрела на него. – А сейчас как? – Все нормально. – Так что коллектив у нас хороший. Ты не думай, – продолжила Света. – Люди золотые. Каждый со своей судьбой. Сам понимаешь. У кого лихо свое, у кого тараканы в башке. Не без этого. Но если впишешься, работать сможешь. – Она скользнула по нему внимательным оценивающим взглядом. – Мне почему-то кажется, что у тебя все получится. Есть в тебе нечто… – Свою мысль она не закончила. – Все золотые? Даже Костенаки? – спросил Павел. – Даже Костенаки, – кивнула Света. – У него пацан погиб. В возрасте пятнадцати лет. Остались две девочки-близняшки, Рита и Карина. Но никто не заменит, как ты понимаешь, погибшего сына… – Конечно, понимаю, – кивнул Паша. Но в голове у него вертелся один-единственный вопрос: кому понадобилось отрубить убитому руки. И зачем в них вложили розу? Думать об этом было жутко. По спине поползли мурашки, хотя Паша понимал, что он находится на работе и должен быть стойким солдатиком, а не размякшей тряпкой. В оправдание своему поведению он говорил себе, что таких дел у него просто еще не было, он даже представить не мог, что такое возможно… – А что ты думаешь по поводу пушкинских стихов? – спросила Света. – Трудно сказать… Может, прикалывается просто. Хотя зачем… – сказал Паша, но как-то неуверенно. – Любитель? – фыркнула Светлана. – Чует мое сердце, что не такой уж он и любитель… Глядя в глаза Светланы, Павел вдруг подумал, что она не так уж и молода. – Сколько лет ты здесь работаешь? – Почти десять. А ты думал, что я девочка-припевочка? – усмехнулась Светлана. – Мне, между прочим, уже тридцать пять. – Не может быть! – притворно ахнул Павел. – А вот говорить комплименты ты пока не научился. – Женщина посмотрела на часы. – Доедай и пошли. А то Вась Васич будет сердиться. А начальство надо любить и не раздражать. * * * Вась Васич ворчал и кряхтел, высказывал недовольство, Светлана все бодро отрапортовала за двоих. К концу дня у Павла была уже голова кругом. Он не поехал домой на автобусе, прошелся пешком. Я жил тогда в Одессе пыльной: Там долго ясны небеса, Там хлопотливо торг обильный Свои подъемлет паруса; Там все Европой дышит, веет… При чем здесь Пушкин? Почему листок с этими стихами оказался у трупа? Паше казалось, что это дурацкий розыгрыш. Если бы… Если бы не труп. Паша впервые столкнулся со смертью, это было его первое дело. Главное, не ударить лицом в грязь и справиться. Будет обидно, если он не потянет. Около дома, прежде чем нырнуть в подъезд, Паша поискал глазами свои окна и вдруг понял, что не знает, где они. И еще надо будет привыкать к тому, что этот дом – его. В подъезде он посторонился, пропуская вперед старушку с белой псиной. Собака деловито обнюхала его и тявкнула. Больше для порядку, чем от злости. Паша подумал, что теперь он живет в этом доме и должен здороваться с другими жильцами, а то как-то невежливо получается. – Здравствуйте! – громко сказал Павел уже в спину пожилой женщине. Серое пальто шевельнулось. – Здравствуйте, – услышал он в ответ. И Паша улыбнулся. Дома было пусто. К этому тоже надо было привыкать – сколько он себя помнил, всю жизнь жил с родителями. А теперь он один. Глава вторая Белые начинают и проигрывают Если тебе тяжело, значит, ты поднимаешься в гору. Если тебе легко, значит, ты летишь в пропасть. Генри Форд На другой день в сквере он встретился с Лизой, племянницей убитого, которая хотела поступать в театральный. Лизе было восемнадцать: задорная мордашка, светлые кудри, свежее лицо без косметики и пухлые губы. Почти Барби. Они зашли в кафе, потому что Лиза захотела подкрепиться смузи. Паша понятия не имел, что это такое, но в кафе они зашли. Лиза заказала что-то зеленое в высоком бокале, Паша ограничился черным чаем. – Вы хотели поступать в театральный? – Да. А теперь не знаю. Вот ужас-то! Кто дядю Сашу убил? Кому это надо? И что теперь будет со мной? Все? Планы коту под хвост? Столько стараний. И в инсте уже всем объявила, что иду поступать. Ради увеличения фолловеров… А теперь к кому идти? – Лиза тараторила без умолку, но было видно, что крах своих планов она переживает не на шутку. – Хотела поступить? – Конечно! А потом в сериалах сниматься или в полном метре. Клево же! У дяди Саши знакомые везде были. Уж он помог бы. У вас знакомых в театральных кругах нет? – огорошила его вопросом Лиза. Паша покачал головой: – Нет. – Очень жаль! – со вздохом призналась Лиза. Она отпила смузи и склонила голову набок. При каждом ее движении кудряшки, напоминающие спиральки, тряслись и колыхались в такт словам и жестам. – Как быть? Девичий лоб прорезала морщинка, отчего Лиза стала похожа на старушку. – Ну ведь не может быть, чтобы все так и лопнуло. – Ты часто виделась с дядей Сашей? Она снова наморщила лоб.