Как раз когда я подумала об этом, я увидела, что взгляд моего отца опустился к моим ступням, и он нахмурился. Ещё не успев отреагировать, я почувствовала движение и машинально повернулась, не подумав, кто мог так быстро привлечь моё внимание. Ревик приближался ко мне. Выражение его лица не изменилось. Немного выпрямившись, я похромала вперед, отходя от лестницы и борта корабля, чтобы Иллег смогла вскарабкаться следом. Мои глаза при этом не отрывались от Ревика. Я просто стояла там, наблюдая за его приближением, на мгновение затерявшись в его обычной кошачьей грации, затерявшись в его свете, лице, поджатых губах. Он не замедлился, подходя ко мне, и когда он навис надо мной, я невольно вздрогнула, не зная, чего ожидать. В моей голове промелькнул образ того, как он выкидывает меня обратно за борт… И тут его рука обвила мою талию. Он дёрнул меня к себе, прижимая в объятии. Я втянула воздух, опешив и подняв взгляд. Прежде чем я успела переварить выражение на его лице, Ревик опустил голову. Эти губы нашли мой рот. Он поцеловал меня, поначалу осторожно. Но только поначалу. Он углубил поцелуй. Затем он поцеловал меня крепче, размыкая мои губы своими, используя язык. Я осознала, что целую его в ответ, поначалу почти не осознавая, затем, когда его свет открылся и вплёлся в мой, я сдавленно ахнула. Мой свет открылся в ответ — возможно, впервые с тех пор, как он оставил меня у той стены. Боль заполнила мой свет, мою грудь, моё горло. Это полностью опустошило мой разум. Его пальцы сильнее сжались на моей коже, затем он рывком крепче прижал меня к себе. И снова мой разум словно отключился. Я обхватила его руками, вцепилась в его длинные волосы пальцами, и Ревик наполовину поднял меня над палубой, крепче обнимая за талию и снова целуя. Его свет был таким открытым, что я не могла дышать, не видела ничего больше. Его боль душила меня, сбивала с толку мой свет, моё тело, воспламеняла телекинез. Зелёный свет переполнил мои глаза, затмевая авианосец, небо, даже его лицо. Я не знаю, как долго продлился поцелуй после этого. Я чувствовала, как он вплетается в мой свет. Я ощущала в этом целеустремлённость, посыл, и стиснула его крепче, вцепившись в волосы и шею. Когда мы наконец-то оторвались друг от друга, я могла лишь смотреть на него. Мой свет переполнился болью, смятением, облегчением, озадаченностью, возможно, даже надеждой. Несколько долгих секунд я могла лишь дышать, стараясь думать вопреки этому, контролировать свой свет. Я не могла решить, стоит ли мне расслабиться и поддаться чувствам, тому, чего хотел мой свет. Я не могла решить, позволить ли себе почувствовать то, что исходило из света Ревика… могла ли я позволить себе посчитать это настоящим. Это не ощущалось как прощание. Чем бы это ни было, это не ощущалось как прощание. Должно быть, Ревик услышал часть этих мыслей. Он крепче прижал меня к себе, на сей раз свирепо, с чрезмерным собственничеством. Я сжала одной рукой его волосы, а другой крепко обнимала за шею и плечи. Мои ноги за последние неизвестно-сколько минут успели обвиться вокруг него, и он легко удерживал мой вес обеими руками, глядя мне в лицо. Я посмотрела на него и увидела, что он всматривается в мои глаза. Его глаза тоже слегка источали зеленоватый свет. Поцеловав его в губы, на сей раз бегло, я сжала его в бессознательном объятии, крепче стиснув руки и ноги. Я ощутила, как у него перехватило дыхание, когда я сжала его рёбра. Когда он посмотрел мне в глаза на этот раз, его тонкие губы изогнулись в лёгкой кривоватой улыбке. Только тогда я услышала смех. Посмотрев поверх его плеча, я увидела, что все видящие во встречающей толпе наблюдают за нами. Некоторые, например, Джон и Врег, лишь ошеломлённо улыбались и качали головами, будто мысленно закатывали глаза. Уйе, мой отец, наблюдал со сложной смесью эмоций на лице — что-то вроде беспокойства, смешанного с удовлетворением, горем и, возможно, сожалением. Моя биологическая мать, Кали, поразила меня тем, что оказалась в числе смеющихся. Радость и неверие стояли в её глазах, пока она смеялась и вытирала слёзы вместе с Иллег, Викрамом, Холо, Порэшем, Пимой и Джасеком, видящим из Списка, которого я встретила в Англии. Рядом с ними стояла Данте. Её лицо сделалось розовым, и она выглядела так, будто ей хотелось находиться где угодно, только не здесь. Её мать, Джина, наблюдала за нами с нескрываемым весельем, сунув руки с кольцами в карманы и слегка сгорбившись, чтобы защититься от ветра. Затем я увидела Мэйгара, стоявшего с моей подругой по художественной школе, Анжелиной, и обнимавшего её мускулистой рукой за плечи. Возле их стоял Сасквоч вместе с Фрэнки, ещё одной подругой из тату-мастерской на Гири-стрит. Я по-прежнему смотрела вокруг, подмечая лица, когда Ревик аккуратно опустил меня, и мои босые ноги снова соприкоснулись с палубой. Он не отпускал меня, крепко обнимая за талию, а другой рукой сжимая мою ладонь, когда я повела его к остальным. Я ещё не дошла до них, когда они снова шокировали меня до чёртиков. Как раз когда я вытерла лицо, улыбнувшись им всем… Они разразились аплодисментами. Мне потребовалось несколько минут, чтобы осознать, что они хлопают нам. И ещё несколько минут, чтобы понять, почему. Я знала, что они хлопают не только потому, что нам удалось наконец-то сделать то, что считалось невозможным — обрушить сеть Дренгов. И всё же я знала, что дело во многом сводилось к этому. Вопреки всему, что мы потеряли, вопреки даже бомбам, упавшим на Пекин, мир всё равно ощущался легче без сети. Он ощущался намного легче. Я впервые позволила себе по-настоящему почувствовать это. Вместо просвета в облаках солнце взошло по-настоящему. Мы понятия не имели, как долго это продлится. Мы понятия не имели, выживет ли кто-то из нас в конце, и сколько времени Менлиму и Дренгам понадобится, чтобы нанести ответный удар… но пока что солнце снова сияло. Мы наконец-то совершили настоящий прорыв, который я и представить не могла, когда мы столько лет назад обрушили пирамиду Галейта. И только намного позже я поняла, кого не было в толпе. Одного лица я не видела нигде среди лиц моих друзей, хлопающих мне и Ревику под солнцем на юге Тихого Океана. Даледжема нигде не было видно. — Дочь? Могу я поговорить с тобой? Голос потряс меня, и к щекам прилило тепло ещё до того, как я повернула голову. Я встретилась с этими голубыми как океан глаза, на удивление засмущавшись. Ревик по-прежнему обнимал меня одной рукой, его пальцы покоились на моей талии. Он собирался завести меня внутрь корабля, но теперь повернулся на голос вместе со мной и слегка напрягся, крепче стиснув меня рукой. Я чувствовала там собственничество, но не только. Неохота в его свете смешивалась с настороженностью, дополняясь тягой, желанием, потребностью остаться со мной наедине. Я чувствовала, что он хочет поговорить. Я чувствовала, что он очень сильно хочет поговорить со мной. Из-за исходившей от него тяги мне было сложно сосредоточиться на старшем мужчине, который прикоснулся к моей руке с другой стороны. Уйе, мой биологический отец, похоже, почувствовал то же самое. — Я не отниму у неё много времени, сын, — сказал он Ревику. Я слегка подпрыгнула от того, как он назвал Ревика. Мгновение спустя я заметила тон его голоса и то, что в нём скрывалось. Что-то между ними определенно изменилось. Его слова не были подчёркнуто вежливыми, как у незнакомца, говорящего с незнакомцем — и там даже не было особенно неловкой вежливости знакомого незнакомца. Скорее, там присутствовал элемент утверждения власти, но такой, который намекал на понимание, на нечто, что уже обсуждено и решено между ними. Я посмотрела на Ревика, приподняв бровь в безмолвном вопросе. В ответ я получила бесстрастное выражение лица, но каким-то образом почувствовала его через ладони, руки и пальцы. Он передал что-то в духе «мне многое тебе нужно рассказать» вперемешку с «твой отец, возможно, объяснит это отчасти», словно он сам был не уверен. — …Но она нужна мне сейчас, — добавил Уйе чуть более суровым тоном.