Для нас они тоже достали бейджи и удостоверения личности, но наши псевдонимы предназначались для последующего использования — то есть, когда мы уже окажемся по ту сторону карантинных ворот. Погро, знакомый Атвара в доках, жестом позвал нас двоих за собой, пока его люди взяли на себя управление лодкой и забрали у нас вёсла. Как только наши люди и люди Атвара спустились на маленький деревянный причал, команда Погро погребла на тримаране по туннелю, в сторону грузовой бухты перед нами. Я понаблюдала за ними всего несколько секунд, и тут Погро слегка ткнул мой свет, пытаясь привлечь наше с Ревиком внимание. Он приготовил для нас ящик, находившийся в центре длинной плоской лодки, пришвартованной в доке. Я впервые осознала, что вторая лодка ждала Балидора, Атвара и остальных. Два работника дока стояли возле ящика на первой лодке и держали крышку открытой. Посмотрев на это, я невольно глянула на Ревика. Моей первой мыслью было… он прав. Он не сможет с этим справиться. Ящик был приличных размеров. Честно говоря, он был даже крупнее, чем необходимо, чтобы вместить нас двоих, и поэтому я подумала, что раньше они перевозили большее количество людей. Похоже, ящик делал именно то, что заявил Атвар. Даже будучи по большей части слепой, своими верхними структурами я чувствовала био-электро-органическое поле, которое генерировал ящик. По словам Атвара и Калаши, это поле должно блокировать и искажать не только стандартное биометрическое сканирование, но и любые Барьерные сканирования, проводимые охранниками, которые работали на воротах. Органические стенки были толстыми, и когда я настроилась на них своими верхними структурами, я наткнулась на голую стену. Это не было пустым местом в Барьере, которое всё равно привлекло бы внимание как какая-то аномалия… я действительно ничего не видела. Я даже не заметила отсутствия чего-либо. Кто бы ни разработал этот ящик, он запрограммировал органическое поле, чтобы оно резонировало с окружающим Барьерным пространством. В результате всё было даже менее подозрительным, чем щит видящего. Ящик бесшовно сливался с Барьерным пространством, в котором он находился. Но всё это не было проблемой. Проблемой было то, что хоть он и такой большой, он недостаточно большой, бл*дь. В нём не было окон, видимых дверных ручек или замков на внутренних панелях, никакого освещения внутри. Ревик слетит с катушек. Атвар хмуро посмотрел на нас обоих, сверившись со временем в гарнитуре. — Какие-то проблемы? — спросил он. — Нам надо пошевеливаться. Я хочу, чтобы вас погрузили с остальными контейнерами, чтобы наши люди не выделялись. Ревик просто стоял там, глядя в глубокое прямоугольное пространство. — Забирайтесь, — сказал Атвар. — Сейчас же. Я почувствовала, как Ревик позади меня задышал тяжелее. Я также чувствовала, что Балидор и Касс наблюдают за нами. Я почувствовала, как у них словно загорелась лампочка над головой, когда они поняли, что не так, и почему мы с Ревиком просто стоим на месте. — В чём проблема? — резко спросил Атвар. Я посмотрела на Ревика, мягко поддев его своим светом. Он бросил на меня беглый взгляд, затем его глаза снова вернулись к органическому ящику. «Будет проще, если я залезу первой?» — спросила я у него. Он бросил на меня очередной беглый взгляд. Осознав, что все на небольшом причале теперь уставились на нас, я взяла его за руку и повела за собой, пока мы не оказались перед открытым контейнером. Я отпустила его только тогда, когда взялась за край ящика и аккуратно переступила через бортик, поочередно перекинув ноги. Оказавшись внутри, я подвинулась к дальней части ящика, оставив Ревику место, чтобы последовать за мной. Я заметила, что материал слегка проседал под моими ботинками, как толстый губчатый коврик. Это стало ещё заметнее, когда я опустилась на колени, а затем легла на органический металл. Улёгшись на спину, я посмотрела на Ревика, снова поддев его своим светом. «Давай, — я сохраняла свои мысли нейтральными, почти деловитыми. — Как ты и сказал, это единственный способ. И я помогу. Обещаю». Я почувствовала, как верхние уровни его света искрят от паники. Ничего не отразилось на его лице или, наверное, в его нижних уровнях его света, когда он перебросил ногу через край ящика. Он сделал один шаг, затем опустился одним грациозным движением, улёгшись на спину рядом со мной. Клянусь, я слышала его сердцебиение, даже лежа в полуметре от него. — Готовы? — спросил Погро сверху. — Просто закрой крышку, — твердо сказала я. — Сейчас же. Ревик рядом со мной напрягся, словно всё его тело превратилось в камень. Я посмотрела на него, наблюдая, как его лицо скрывается в тени, когда они опустили над нами зеленовато-зеркальную крышку. Ревик тут же схватил меня за руку. — Бл*дь, — произнес он. — Бл*дь… Элли. Я крепко стиснула его пальцы в ответ. — Всё хорошо, — сказала я ему. — Эй. Всё хорошо. Ревик… сосредоточься на мне. Сосредоточься на моём голосе, ладно? Он задышал тяжелее, пыхтя и глядя в потолок. Я вообще не видела его своим физическим зрением, но достаточно чувствовала через связь между нами и почти могла вообразить, будто вижу его. Чувствуя панику, кружившую в его свете, я поймала себя на том, что радуюсь звукоизоляции ящика. И всё же я почти видела, как он прикусывает язык, чтобы не нарушать тишину. Повернувшись на бок, я начала гладить его по рукам и бокам. Я чувствовала, что его дыхание становится тяжёлым, сердце гулко колотится под моими пальцами. Его кожа покрылась лёгким слоем пота, сделавшись нехарактерно прохладной, почти липкой. Я чувствовала, что мои прикосновения сбивают его с толку, завладевая его вниманием, отвлекая его. Я осознала, что вообще не чувствую движения за пределами ящика. — Амортизированный, — сказал Ревик, и его голос напоминал хрип. — Ящик должен быть амортизированным. То если, если они включат глушители, мы можем сколько угодно двигаться, но не сдвинем ящик, и нас не услышат, что бы мы тут ни делали… Я перебила его, чувствуя, куда он ведет с этим всем. — …То есть, если они нас уронят, мы не пострадаем, — сказала я с лёгким весельем в голосе. — Это успокаивает. Он умолк, всё ещё глядя в темноту и тяжело дыша. — Ревик, мы по-прежнему на лодке, — сказала я ему. — Мы в лодке. Они погрузят нас на баржу, помнишь? Затем они понесут нас. Мы наверняка этого не почувствуем. Мы наверняка ничего не почувствуем, пока они не откроют ящик на той стороне… — Элли, — перебил он. — Это не помогает. Я кивнула, сохраняя свой свет и голос спокойными. — Ладно. А что поможет? — Разговоры не помогают, — сказал он, как будто задыхаясь. Он протянул руки, дотронувшись ладонями до потолка ящика и ощупав гладкую поверхность. — Разговоры не помогают, Элли. Это вызывает стресс. Я стараюсь думать о другом… — Ладно, — я схватила его за руку, найдя его запястье и опустив обратно. Переплетя наши пальцы, я прижала наши руки к его боку, подвинувшись ближе и гладя его живот другой рукой. — Хочешь, я помассирую тебе спину? — предложила я. — Ты мог бы перевернуться, и… — Нет, — перебил он. — Нет, Элли. Его другая рука теперь ощупывала бок ящика. Я гадала, осознает ли он вообще, что делает. — Эй, — я потянулась к его подбородку и повернула лицом к себе. — Эй, сосредоточься на мне. Сосредоточься на мне, хорошо? Забудь про дурацкий ящик. Я чувствовала, как Ревик пытается, силится прислушаться ко мне. Сжав руки в кулаки, он слегка повернулся на бок, всё ещё дыша слишком тяжело, и закрыл глаза, пытаясь заблокировать любое осознание того, где он находится. Я чувствовала, как он пытается медитировать, опустошить свои мысли, считать вдохи, сосредоточиться на сердцебиении, на звуке моего дыхания. Его ладонь нашла моё сердце. Он прижал ладонь к моей груди, стараясь почувствовать каждый удар. Но я ощущала панику, гложущую его разум. Она была слишком стремительной и не подчинялась разуму. Она не подчинялась логике или какой-то внятной нити повествования, и уж тем более какому-либо подобию будничности. Я даже не чувствовала в нём много воспоминаний или сознательных травм, или даже образов, сопутствовавших страху. Такое чувство, будто какая-то его часть просто покатилась под откос. И чем дольше это продолжалось, тем сильнее нарастало напряжение, и вот уже его дыхание начало застревать в лёгких, а сердце заколотилось так быстро, что я забеспокоилась, как бы у него не случился сердечный приступ. Когда я попыталась почувствовать его свет, в этом свете жило нечто почти биологическое.