— Обопритесь на локти; склонитесь низко-низко и широко откройте глаза. Постарайтесь не моргать и ни о чем не думать. Мы все будем сидеть очень тихо. Вскоре вы увидите, что происходит по ту сторону, и расскажете нам. — А если я ничего не увижу? — Тогда попробует кто-нибудь другой. Мы в девичестве так постоянно развлекались. Ну-ка, сядьте все подальше от Глории, чтобы не бросать тень на зеркало, и соблюдайте полную тишину! Миссис Хэллоран с видом человека, не имеющего ничего общего с дешевыми фокусами, хоть и вполне приемлемыми во времена ее юности, села в свое обычное кресло у камина; Эссекс расположился рядом. Джулия и Арабелла устроились на розовом диване, а мисс Огилви заняла место в дальнем углу, как подобает человеку низкого статуса, от которого никто не ждет героического поведения в случае опасности. Миссис Уиллоу и тетя Фэнни нависали над Глорией, пытаясь оттеснить друг друга. Глория наклонила голову, и длинные локоны свесились на щеки. — Глазам больно, — пожаловалась она. — Глория, — произнесла миссис Уиллоу тоном гипнотизера, — вы смотрите в окно, странное окно, выходящее в мир, который вы никогда прежде не видели. Сейчас там темно, потому что они еще не нашли дорогу, но как только узнают про окно, то придут поговорить с нами. Вы будете ждать у окна, чтобы принять жизненно важное сообщение. Будьте внимательны, дитя мое, будьте наготове; помните, что вы на страже… — Не дышите мне в шею! — Глория, вы видите моего отца? Такой высокий, очень бледный? — Кажется, я вижу солнечные часы, — неуверенно ответила Глория. — Нет, не часы — это белый валун, а вокруг него вода… нет, трава. Похоже на часы, потому что стоит так же в отдалении, а вокруг трава, только это белый валун. — Место встречи, — удовлетворенно кивнула миссис Уиллоу. — Только не на моей земле, — твердо отрезала миссис Хэллоран. — Теперь валун превратился в гору, а трава — в верхушки деревьев. С горы бежит вода, это водопад. Как в калейдоскопе — все сдвигается и меняется, я не успеваю рассмотреть. А теперь солнце, очень яркое, слепит глаза. Огонь… белый… повсюду, застилает даже деревья и водопад. И цвета, красный и черный. Ой, не могу… — Она закрыла лицо ладонями, и миссис Уиллоу вздохнула. — Это был мой отец, почти наверняка, — пробормотала тетя Фэнни. Глория снова наклонилась вперед. — Они еще там, только стали темнее… Черные круги… Нет, нет, хватит! — Она приподнялась на стуле, не отрывая взгляда от зеркала. — Я не хочу на это смотреть! Глаза, они смотрят, они хотят выбраться, закройте окно, скорее, закройте зеркало, пока они не вылезли! Нет, постойте… — Глория поманила к себе миссис Уиллоу. — Все затихло. Они не могут выбраться. Там еще кто-то… Стоят в рядок, смотрят на нас, хотят чего-то… — Чего они хотят? — подала голос мисс Огилви из своего угла, неловко выпрямляясь в кресле, словно связанная. — Дом… Они выстроились в ряд, и теперь это окна дома; а он такой крошечный… похож на крошечную картинку, почти бесцветную. Солнце уже не светит… Вдоль террасы шагает птица; даже отсюда видно, какая она яркая, переливается красным, голубым и зеленым, как драгоценные камни… — Мы никогда не держали павлинов на террасе, — заметила миссис Хэллоран. — Мой тесть считал их слабоумными. — Он спускается по ступенькам на лужайку… Синее с зеленым, крошечное, яркое… Идет сюда, прямо на меня… Кажется, он меня видит… У него острый нос и красные глаза; он улыбается — такой яркий, разноцветный, он ускоряет шаг… Остановите его! Прогоните его, он ужасен! Прогоните его… Глория вырвалась из-за стола и закрыла глаза руками. Миссис Уиллоу похлопала ее по плечу и заглянула в зеркало, залитое маслом, отражающее искаженных купидонов и грязные облака. — Эссекс, налейте немного бренди. — Наверняка это был мой отец, — произнесла тетя Фэнни. — Я бы, конечно, не стала смотреть в зеркало, но в этом нет необходимости: я знаю, это был мой отец, он пришел проверить, выполняем ли мы его распоряжения. Не бойтесь, — обратилась она к Глории, — вы видели моего отца. — Это было ужасно! — воскликнула девушка. — Он всегда был человеком строгих правил, но добрым к детям. На вашем месте, Глория, я бы сказала что-нибудь или хотя бы махнула рукой в знак приветствия — у него ведь тоже есть чувства! Глава пятая — Вряд ли вам знакомо ощущение невыразимо порочного желания… — медленно произнес Эссекс. — Я говорю об этом с вами потому, что вы, пожалуй, единственный человек, который способен распознать подобное чувство — не самое приятное… — Может, вы меня научите, — ответила Арабелла. — Это желание настолько сильно, что буквально материализует желаемую идею; оно не терпит ни малейших изменений; как я уже сказал, его даже не выразить словами… — Нет, кажется, ничего подобного я не испытывала. — …причем желание порочное, еретическое, омерзительное. Это ужасно — хотеть чего-нибудь так сильно, что ты не мыслишь себе жизни без него. Это противоречит всем человеческим законам… — Знаете, я всегда жила в достатке. Мама тщательно следила за тем, чтобы я ни в чем не нуждалась. — Я опасаюсь, что это всего лишь страсть к уничтожению. Ни один человек, ясно увидевший свое лицо, не захочет жить дальше… — Нет, этого мне не понять. То есть я могу понять, если человеку не нравится его собственное лицо, но что тут поделаешь… Мне всегда так жаль некрасивых девочек, они ведь не виноваты, бедняжки… А у вас очень приятное лицо. — Вид собственной души оскорбителен, люди не должны заглядывать в самого себя; вот почему им дали тела — чтобы скрыть их души… — Конечно, мне ужасно повезло; вы не думайте, я прекрасно понимаю. Красота — это случайность, она дается от рождения… — Я мерзок, тошнотворен, отвратителен… Я видел себя как есть… — А вот моя сестра Джулия, напротив… — Я безнадежно испорчен — вот почему я так боюсь… Я ужасно боюсь, что надежда, которую тетя Фэнни… — Так вы говорили о тете Фэнни? А я-то думала, все ваши невыразимые мысли обо мне! — А мне все равно, что скажет старая перечница, — заявила Джулия, лихо крутя руль. — Куда хочу, туда и еду. — Это не так просто, — робко возразила мисс Огилви. — Она ведь действительно против, а мы от нее зависим, и нам не следовало просить открыть ворота… — Только не мне! Вы сами видели, как я решила вопрос с привратником: достаточно было лишь сказать ему, что с хозяйкой все улажено. Может, он подумал, что я везу вас в церковь или еще куда, но не посмел держать меня взаперти! — А я стараюсь реже выходить из дома, — подала голос тетя Фэнни. — Эти ваши современные авто… Джулия, не могли бы вы ехать чуточку помедленнее? Автомобили, и шум, и пыль, и незнакомцы… Нет уж, благодарю; предпочитаю более спокойную жизнь. — А что она скажет, когда узнает, что вы двое отправились шататься по округе? — спросила Джулия, глядя на них в зеркало заднего обзора. — И вовсе я не шатаюсь! — возразила тетя Фэнни, а мисс Огилви добавила: — Мы решили, что ей необязательно знать — разве только вы ей расскажете… — Я храню ваши секреты, а вы — мои, — загадочно обмолвилась Джулия. Хотя этот факт вряд ли повлиял на выбор места для строительства дома, до появления старшего мистера Хэллорана деревня была средоточием сенсации. Согласно общепринятой легенде, однажды утром юная Хэрриет Стюарт проснулась необычно рано, взяла молоток и убила своих отца, мать и двух младших братьев, положив, таким образом, неожиданный конец семейному древу Стюартов. За время ее ареста и суда жители деревни повидали больше незнакомцев, чем за всю предыдущую историю, а после ее оправдания перед местной гостиницей чуть ли не ежедневно останавливался автобус с группой туристов. Здесь их обыкновенно встречал кто-нибудь из местных и вел к дому Стюартов, где, если повезет, можно было мельком увидеть домоправительницу и опекуншу Хэрриет (которая наверняка не раз задумывалась о своем туманном будущем) в саду на грядках. Иногда самые упорные, пропустившие последний рейс автобуса (и таким образом вынужденные провести ночь в гостинице) бывали вознаграждены мимолетным зрелищем высокой фигуры, одетой в черное, мелькающей в окнах верхнего этажа. Деревенская легенда — независимо от того, кому удалось заполучить туристов, — почти не менялась: «Они не смогли ничего доказать — никто не знал, зачем она это сделала; и потом, ей же всего пятнадцать! Некоторые считают, что ее вообще не надо было вызывать в суд: ну какой присяжный в здравом уме, посмотрев на это тихое, печальное дитя, поверит в ее виновность? Мы-то ее знаем, она тут родилась, и братья тоже, и даже мы порой не верим… Вот здесь, прямо у этих кустов, она упала — бежала за помощью, и здесь же потом нашли молоток; якобы за ней гнался бродяга, а в дом он попал через окошко погреба, а молоток, должно быть, выронил. Так вот она и бежала всю дорогу до пекарни Паркера и звала на помощь. Позже мы с вами обойдем сзади и заглянем через забор: вы увидите окно, в которое, по ее словам, залез бродяга, хотя они сказали — это обвинение, значит, — что окно не открывалось годами, а защита позвала эксперта, и тот заявил, что нашел явные следы: дескать, кто-то ходил возле погреба. Вот, видите окно на втором этаже, третье с конца? Это и есть окно спальни ее отца и матери, а теперь, поговаривают, там спит она — угрызения совести или еще чего… А может, просто самая удобная кровать в доме, хотя немногие отважились бы спать в этой постели, сами понимаете… Спальня мальчиков с другой стороны, мы ее потом увидим. Ее комната — в самом конце коридора. Говорят, она встала рано, когда еще было темно, взяла молоток — прошлой ночью запаслась, перед сном! — пришла в спальню родителей — и бэмс! А затем наведалась к мальчикам — и снова бэмс! Легче легкого! Потом спустилась вниз по ступенькам, по главной аллее, калитку оставила открытой, упала в кустах — там, где я показывал, помните? — уронила молоток и пустилась бежать по дороге в одной ночнушке, прямо к Паркеру, и давай орать под окном! Сперва он ей не поверил, Билл Паркер то есть: высунул голову в окно и велел ей идти домой. Тогда она еще раз выложила все как есть; тут он надел штаны, разбудил Штрауса-мясника да старого Уоткинса, и они вместе пошли — перед отъездом вы увидите старого Уоткинса; он вам расскажет, как дело было. И вот еще странная штука — она была босая, вся поцарапалась о кусты, а крови-то не было! Обвинение заявило, что это невозможно: она просто вымылась и надела чистую рубашку, а запачканную кровью сожгла; на что защита привела эксперта, который доказал, что в печи были только старые тряпки — хоть и непонятно, зачем жечь старые тряпки… Мы здесь выбрасываем мусор на свалку, хотя моя жена утверждает, что всю жизнь ходит в старых тряпках… В общем, никто так ничего и не доказал. Она вернулась домой, где и живет до сих пор. По вечерам, говорят, выходит на прогулку — вот уж не хотелось бы с ней встретиться! Кто знает, чего от нее ожидать… А вот еще странная штука: Штраус, который мясник, говорит — они больше не заказывают мясо, хотя раньше брали. Вегетарианка она теперь, Хэрриет Стюарт, так-то вот. Пройдемте за дом, я покажу вам сарай, в котором хранился молоток, а затем мы заглянем через забор — возможно, нам повезет увидеть тетушку, да и на окна посмотрим. Он-то плотником был, Стюарт; сам все построил, хотя Хэрриет и велела установить забор, когда вернулась — дети повадились камнями в окна швыряться или орать всякое с дороги. Плохо воспитывают нынешних детей; могли бы научить их уважению к людям и чужой собственности!» Хэрриет Стюарт тихо скончалась во сне лет через десять-двенадцать после того, как мистер Хэллоран построил Большой дом; тетя уехала в другой город и сменила фамилию, и дом Стюартов опустел. Никому не хотелось там жить из-за отсутствия сантехники. Впрочем, деревенские поддерживали дом в порядке, ведь поток туристов не иссякал. Забор убрали, на двери особенно интересных комнат прикрепили аккуратные таблички, а возле кустов, где нашли молоток, установили памятный знак. Местные изо всех сил поддерживали легенду о том, что в доме водятся привидения; порой мистер Штраус, который завладел домом Стюартов по истечении срока закладной, получал письма от ученых, желавших посетить дом, чтобы впоследствии написать юмористические циничные статьи о виновности или невиновности Хэрриет Стюарт. В одной из таких статей деревню описывали как «тихий уголок, нетронутый временем и прогрессом». Теперешний мистер Штраус, владелец мясной лавки — сын старого Штрауса, того самого, что ходил с Паркером и старым Уоткинсом к дому Стюартов; так вот, теперешний мистер Штраус слышал эту историю от отца так часто, что мог повторить ее без запинки, когда люди приходили в лавку и спрашивали; знал наизусть, куда брызнула кровь, как миссис Стюарт бежала к двери, когда молоток настиг ее на полпути; мог живо изобразить взгляд мертвых глаз мистера Стюарта, с ужасом взирающий на своего убийцу; от его жалостного рассказа о том, как мальчиков нашли в объятьях друг друга, у слушателей слезы наворачивались на глаза. Дом Стюартов был занесен в местные путеводители. Мистер Пибоди, нынешний владелец гостиницы «Кэрридж-Стоп-Инн», некоторое время размышлял, не переименовать ли ее в «Хэрриет Стюарт Лодж», однако его отговорили более здравые умы — в частности сестры Инвернесс, которые держали сувенирную лавку в непосредственной близости от гостиницы и которые считали всю эту историю вульгарной и преступно порочащей семейные узы. В их лавке нельзя было найти сувениров или еще каких памятных вещичек, принадлежавших семейству Стюартов. Правда, в местной библиотеке хранилось несколько книг, посвященных убийству, а в паре-тройке магазинов продавался грубый памфлет, содержащий живописное описание дома с кровавыми подробностями, наброски портрета Хэрриет Стюарт и ее несчастной семьи, а также карту предполагаемого маршрута, который она прошла в то утро. Хэрриет Стюарт по-прежнему привлекала в деревню небольшой, но стабильный поток туристов. У гостиницы ежедневно останавливались два автобуса; между ними как раз хватало времени посетить дом Стюартов, пообедать в пабе, заскочить на несколько минут в сувенирную лавку, прогуляться по единственной улице, купить домашнее варенье и консервы в лавке миссис Мартин, бросить взгляд на пекарню Паркера (ныне покойного); полюбоваться антиквариатом в большом амбаре позади дома Бассов и обозреть, не без внутреннего холодка, семейный склеп Стюартов на местном кладбище, где перечислялись имена убитых и — самое жуткое! — общая дата смерти. Большинство жителей деревни, помимо скромного заработка на туристах, имели свой небольшой бизнес. К примеру, мисс Басс, сестра мистера Басса, державшего антикварные предметы в своем амбаре, давала уроки пианино и вокала. Миссис Отис, которую считали разведенной женщиной, живущей на алименты, давала уроки танцев и держала парикмахерский салон. Местные дети посещали школу — точнее, класс — мисс Комсток; ее жалованье, как и жалованье ее предшественницы, выплачивала семья Хэллоран. Покойный мистер Хэллоран брал на себя ответственность за дальнейшее образование детей, выказывавших способности: колледж, медучилище, юридический институт, художественная школа; теперешняя миссис Хэллоран продолжила эту традицию, однако способных детей с каждым годом становилось все меньше; молодые люди, посланные в колледж, разумеется, не возвращались, и деревня потихоньку старела и съеживалась, хотя легенда о Хэрриет Стюарт поддерживалась столь же неукоснительно, сколь и небольшие выплаты от семьи Хэллоран. Однажды мистер Хэллоран предложил выкупить дом Стюартов с участком, однако мистер Штраус решительно отказался. В результате — поскольку старшего мистера Хэллорана раздражало, когда ему мешали покупать то, что хочется, — в семье Хэллоранов легенда Стюартов не обсуждалась, и туристов в Большой дом, разумеется, не допускали. Хэллораны тщательно следили за тем, чтобы как можно больше закупаться в деревне. Они по-прежнему брали мясо у мистера Штрауса, несмотря на возникшую холодность; платья и костюмы заказывались у старой миссис Мартин, которая также готовила желе и джемы, а иногда и пироги по заказу. Хотя семья Хэллоран получала регулярные поставки из крупных магазинов города, расположенного в девяти милях, бакалею они закупали у мистера Хоторна, книги брали в библиотеке сувенирной лавки, за почтой посылали к мистеру Армстронгу, почтмейстеру; мелкие скобяные товары брали у Аткинса, а свежие яйца, кур, фрукты и овощи — у дальних фермеров, которые территориально считались частью деревни. Правда, в одном старший мистер Хэллоран был непреклонен: всех без исключения слуг Большого дома нанимали в городе. Деревенские, по мнению мистера Хэллорана, должны жить в деревне, а не в стенах Большого дома. Джулия припарковалась в самом центре деревни, напротив гостиницы. — Ну, куда вам? — спросила она. — Может, до ближайшей станции метро? — Я планирую посетить все лавки до единой, — холодно ответила тетя Фэнни. — Помимо некоторых приготовлений нужно обязательно сделать одну-две покупки в каждом магазине: деревенские должны знать, что мы верны традициям даже сейчас. — А как же мисс Огилви? Надеюсь, вы не собираетесь отправить ее со мной? — Я буду сопровождать тетю Фэнни, — ответила та. — Возможно, загляну в библиотеку и что-нибудь полистаю. — А вы, Джулия? — полюбопытствовала тетя Фэнни. — Вы сможете найти себе занятие на час, а то и на полтора? Вряд ли вас заинтересует библиотека… — Уж найду как-нибудь, чем заняться, — уклончиво отозвалась Джулия, — за меня не волнуйтесь. Из дома выбралась — уже слава богу. — Те двое молодых людей, на которых ты загляделась, — это братья Уоткинсы, — ядовито прокомментировала тетя Фэнни. — Оба совершенно никчемны. Лежат себе в тени под деревом, но, если спросить, обязательно скажут, что вышли пострелять кроликов или собрать яблоки, или еще какую-нибудь чепуху. Семья Хэллоран пристроила старшего водить молочный грузовик из города, однако к концу месяца он бросил работу, хотя никто так и не смог доказать, что он присвоил деньги. — Да я и не собиралась к ним подходить! — возразила Джулия. — Встретимся здесь через полтора часа. — Возможно, — робко предположила мисс Огилви, — Джулию заинтересует — я, например, всегда мечтала — Хэрриет… — Мисс Огилви, — укоризненно заметила тетя Фэнни, — даже Джулию вряд ли можно обвинить в таких глупостях. Джулия, рекомендую посетить местное кладбище: некоторые мемориальные доски считаются старейшими в этой части страны. Особенно красивой резьбой отличается фамильный склеп Хэллоранов; там покоятся мои отец и мать.