И снова она задумалась, обводя пальцем угол кукольного домика (жест, до странного напоминающий ее бабушку). — Если б я могла, — сказала она, — я бы покончила со всем этим. — А может, они все так думают, — предположила Глория; она тоже пыталась говорить о чем-то не вполне понятном. — Наверное, они хотят того же, что и ты, только ты… унаследуешь им, так сказать, по мере взросления. Волнение, радость, новый опыт; с тобой произойдет много всякого странного и замечательного; у тебя все впереди, все еще будет, а у них… они уже переросли все, что знают, и теперь хотят попробовать все заново. Даже в моем возрасте кажется, что ты уже столько всего пропустил и стареешь с каждой минутой. — Но чего же они ждут, такие люди, как тетя Фэнни и миссис Уиллоу? Что им осталось? Что еще хорошего может с ними случиться? — Я не могу ответить на все твои вопросы, глупыш, я и сама не знаю. Знаю только, что безопасность важнее всего остального. — Нет, — покачала головой Фэнси, — не может такого быть. — Мне всего лишь семнадцать, — сказала Глория, — но я точно знаю одно: мир, который находится вокруг нас, по ту сторону стены, ненастоящий. Настоящий он здесь, мы настоящие, а снаружи все как будто из картона или пластика, или еще хуже. Там нет ничего настоящего. Все вещи сделаны из чего-то другого; и все выглядит ненатуральным, непохожим на себя, и все разваливается прямо в руках. Люди тоже ненастоящие; все они — лишь бесконечные копии друг друга, все на одно лицо, как бумажные куклы; живут в домах, полных искусственных вещей, едят искусственную пищу… — Совсем как в моем кукольном домике, — удивилась Фэнси. — У твоих кукол маленькие тортики и бифштексы, вырезанные из дерева и раскрашенные. Что ж, люди едят торты, хлеб и печенье из ненастоящей муки, из которой убирают кучу всего, чтобы выглядело как можно лучше, и одновременно добавляют кучу всего, чтобы легче было есть; они едят заранее приготовленное мясо, чтобы не тратить время на готовку, а быстренько разогреть; они читают газеты, полные лжи и глупостей: сегодня им говорят, что от них скрывали правду ради их собственного блага, а завтра им говорят, что от них скрывали правду, потому что на самом деле это была ложь, а на следующий день им говорят… Фэнси засмеялась. — Похоже, ты ненавидишь все вокруг. — Я не хочу быть куклой в кукольном доме, это я тебе точно могу сказать. Мне всего лишь семнадцать, но я уже многому научилась, поверь. Все, что эти люди знают о любви и нежности, они черпают из песен или читают в книгах — вот почему я рада, что мы сожгли все книги здесь. Теперь никто не сможет их прочесть и вспомнить одну сплошную ложь. Ты упомянула о танцах и вечеринках? В них тоже больше нет радости: когда танцуешь с юношей, он смотрит через твое плечо на другого юношу, и единственные настоящие люди — лишь тени на экранах телевизоров. — Если бы я тебе поверила, то все равно хотела бы все попробовать сама, — возразила Фэнси. — Но я тебе никогда не поверю, пока не выйду туда и не увижу все своими глазами. — Ничего там нет, — твердо отрезала Глория. — Это ненастоящий мир, там нет ничего, кроме картона и беды. Подумав минутку, она добавила: — Будь ты лжецом, вором, извращенцем или просто больным человеком, в этом мире ты сможешь получить все, что угодно. Фэнси склонилась над кукольным домиком. — А мне все равно, — заявила она. — Я не боюсь плохих людей и опасности тоже не боюсь. — Но ведь там и хороших нет! — беспомощно воскликнула Глория. — Там одни лишь усталые, злые и уродливые — уж я-то знаю! Первый мистер Хэллоран в ходе своей вечно занятой жизни привык руководствоваться различными максимами, подходящими по контексту. «Тише едешь — дальше будешь», — любил говаривать он, «Нет предела совершенству» или «В гробу карманов нет». Армия архитекторов и ландшафтных дизайнеров, все, как один, отказались украшать дом мистера Хэллорана изящно нарисованными, вырезанными и выгравированными сентенциями, однако во многих случаях шли на компромисс с его страстью к успокаивающему присутствию хороших советов. Мистер Хэллоран (державший на письменном столе копию киплинговского «Если» в рамке) полагал, что любой живой душе полезны бодрящие изречения, напоминающие о здравом смысле, и лишь тактичное вмешательство молодого человека (племянника главного архитектора), получившего степень магистра по английской литературе в Колумбийском университете, предотвратило окончательный разрыв между мистером Хэллораном и главным архитектором: последний объявлял, что скорее умрет, чем увидит, как стены его творения марают такими избитыми фразами как «Старый друг лучше новых двух», а первый с упорством, в принципе характерным для его личности, перелистывал сборник известных цитат и вопрошал, на чьи деньги, в конце концов, строится дом? Так вот, молодой человек, получивший степень магистра по английской литературе в Колумбийском университете, предложил мистеру Хэллорану слегка подкорректировать его максимы, добавив им большего изящества и поэтики, дабы пощадить тонкие чувства архитектора; в любом случае, смысловая разница практически незаметна, и самая суть поговорки «В гробу карманов нет» прекрасно передается цитатой «Когда жить, если не теперь?» Так и возникло множество элегантно позолоченных изречений на стенах дома мистера Хэллорана — неэффективных, разумеется (несмотря на киплинговское «О, если…» в рамочке на столе, мистер Хэллоран посвятил свою жизнь приобретению исключительно денег); и тем не менее люди, живущие в Большом доме, давно привыкли обедать под лозунгом «Пусть лишь достойные украшают этот праздничный стол» или просыпаться под бодрым «Вставай, вставай, гони постыдный сон, парит на крыльях света Аполлон»[19], или даже «Навстречу лучшему стремись — таков мой жизненный девиз!», или подниматься по ступенькам лестницы, читая по дороге «Когда жить, если не теперь?» Когда студент, чрезмерно увлеченный идеей Строберри-Хилл[20], предложил мистеру Хэллорану возвести на участке грот, последний в первую очередь — еще даже не сделав попытки выяснить, что, собственно, такое грот, для чего это нужно и что для этого потребуется (раз оно существует, значит, и ему нужно), — задумался о подходящих изречениях, призванных украсить стены грота. Согласно его смутным представлениям, в гроте должно быть чарующе прохладно в жаркую, душную погоду, а посему решение родилось довольно быстро. «Не страшись впредь солнца в зной»[21], как бы подразумевал грот, и в этом плане мистер Хэллоран твердо стоял на своем. Студент утверждал (возводя при этом напраслину на Хораса Уолпола), что грот — вовсе не грот, если не выходит к озеру, и мистер Хэллоран, у которого уже имелся искусственный пруд в саду перед домом, отправил строителей копать озеро в дальнем конце участка; в двух местах оно натурально касалось стены. Грот построили из камня рядом с озером, сверху насыпали земли и засадили травой и цветами в больших количествах; внутри, как и планировалось, синей краской с капелькой позолоты изобразили надпись: «Не страшись впредь солнца в зной». Общий вид грота был достаточно живописен, хотя его гораздо больше украсило бы присутствие дам, отдыхающих после прогулки верхом по пересеченной местности («Ах, сколько же мы сегодня проехали! — витало в воздухе. — Чу! А джентльмены уже вернулись с охоты?»); или, по меньшей мере, изящная трапеза, состоящая из фруктов и мороженого, с листьями винограда вместо тарелок, а мимо в гондолах проплывает хор Королевского театра в сказочных одеждах, покачиваясь на легких волнах. Возможно, далеко не все из этого являлось в воображении мистера Хэллорана. До самого грота ему не было никакого дела, поскольку там царила сырость, да и озеро раздражало глаз, служа вечным напоминанием о том, как долго и грязно его выкапывали; к тому же он так и не смог привести сюда жену и написать ее имя на камнях. В довершение всего лебеди, изначально плававшие в искусственном пруду, покусали юного Ричарда и двух горничных, и потому были отправлены в ссылку на озеро, где они шумно размножались и ссорились, и служили бесконечным источником беспокойства и раздражения для садовников. В детстве тетя Фэнни, облазившая каждый уголок поместья в пределах внешней стены, иногда забиралась в грот и оттуда наблюдала за легкой рябью на поверхности озера, прячась от лебедей, и бесконечно простужалась. Теперь же, будучи с возрастом более подверженной гриппу и инфлюэнце, она реже посещала грот; и все же время от времени ее безотчетно тянуло в ту сторону словно магнитом. По правде говоря, в последние дни июля тетя Фэнни совершала нечто вроде паломничества по своим прежним местам, чтобы еще раз полюбоваться работой отца; кроме того, она смутно надеялась запечатлеть в памяти самые любимые уголки, которые так скоро исчезнут с лица земли. Пожалуй, следует отметить, что юный магистр из Колумбийского университета, возлагавший такие надежды на грот мистера Хэллорана и даже отчего-то понадеявшийся, что в ответ мистер Хэллоран сможет быть ему чем-то полезен в плане избранной карьеры (написании пьес белым стихом), действительно ухитрился прочесть ему половину первого акта одной из пьес и был вознагражден должностью делопроизводителя в организации мистера Хэллорана, с которой он последовательно дорос до главного клерка и благополучно женился. Тетя Фэнни посетила грот в конце июля; последний раз она была там полгода назад, и сейчас ее поразила атмосфера мрачной заброшенности: розы все так же росли на вершине, и гладь озера все так же мягко рябилась от ветра, однако внутренние стены, выкрашенные голубым, зеленым и золотым, потускнели, и краска давно облупилась. По стене змеилась трещина; надпись «Не страшись впредь солнца в зной» почти исчезла. Небольшие деревянные скамьи и столики подгнили и крошились. Лебеди, теперь уже совсем одичавшие, плавали вдалеке, и тетя Фэнни, надеясь, что они ее не заметят, тихо нырнула в грот и — по давней привычке — расставила перед входом несколько стульев, чтобы лебеди не смогли войти. Тетя Фэнни была страшно сердита, сверх всякой меры. Она злилась на свою невестку за то, что та собиралась носить корону; на своего брата за то, что он этому никак не препятствовал и позволял жене выглядеть посмешищем в глазах деревенских жителей. Она злилась на мисс Огилви, Мэри-Джейн и Эссекса за их пассивность и робкое подчинение любым капризам миссис Хэллоран. Но особенно, как никогда в жизни, она злилась на миссис Хэллоран: утром та вручила тете Фэнни ксерокопию — копию, негодовала тетя Фэнни, даже не оригинал! — листка, напечатанного на машинке, с заголовком «Инструкции»; содержание было составлено лично миссис Хэллоран без малейшего упоминания самой тети Фэнни. И теперь, сидя в гроте, тетя Фэнни достала листок бумаги и принялась перечитывать. ИНСТРУКЦИИ Все мы знаем о том, что должно случиться в ночь с тридцатого на тридцать первое августа. Необходимо принять строгие меры для всеобщего блага; каждый из нас должен бережно хранить копию инструкций, чтобы постоянно с ней сверяться. ЛЮБЫЕ НАРУШЕНИЯ ЭТИХ ПРАВИЛ БУДУТ КАРАТЬСЯ НАКАЗАНИЕМ. 1. Запрещается покидать Большой дом тридцатого августа после четырех часов пополудни по какой бы то ни было причине. 2. Ни при каких обстоятельствах не дозволяется входить в дом после указанного времени. 3. Поскольку слуги и прочий домашний персонал должны будут покинуть дом к полудню, подразумевается, что утром, тридцатого августа, их услуги больше никому не потребуются. 4. В связи со специфическими условиями, которые ожидаются снаружи дома в ночь с тридцатого на тридцать первое августа, решено принять необходимые меры предосторожности с целью защиты окон, дверей и т. п. Все лица, остающиеся в доме, должны взяться за работу сразу же после отъезда слуг в полдень: завешивать одеялами, заколачивать, а также любыми другими способами баррикадировать все окна и двери. Миссис Хэллоран несет личную ответственность за то, чтобы объяснить происходящее мистеру Хэллорану. 5. В четыре часа пополудни тридцатого августа все должны собраться в гостиной для легкого перекуса и прослушивания последних инструкций от миссис Хэллоран. 6. Запрещается покидать гостиную в течение ночи с тридцатого на тридцать первое августа. 7. Подразумевается, что все лица, оставшиеся в Большом доме, оденутся таким образом, чтобы достойно встретить утро, хотя при этом следует принять во внимание возможные колебания температуры и т. п. Никто, кроме миссис Хэллоран, не имеет права надеть корону. 8. С наступлением утра миссис Хэллоран поведет собравшихся к двери; остальные должны спокойно следовать за ней. Первой наружу выйдет миссис Хэллоран. 9. Поскольку текущий календарь фактически утратит свое значение после тридцатого августа, с этого момента утро следующего дня будет именоваться «Первым днем». 10. В Первый день, в зависимости от обстоятельств, не вполне ясных к настоящему моменту (например, состояние растительности или доступность воды), миссис Хэллоран будет назначать и распределять задачи по мере необходимости. 11. Запрещается покидать окрестности дома в Первый день, а также подбирать, срывать, употреблять в пищу различные предметы или любым другим способом ухудшать существующие условия до тех пор, пока не будут определены соответствующие ограничения. 12. Миссис Хэллоран лично назначит подходящие пары; неуставное спаривание будет караться по всей строгости. 13. Запрещается в Первый день и последующие дни хаотично бегать, прыгать, плавать, играть в различные игры, а также иными способами проявлять легкомысленное отношение. Подразумевается, что все участники должны помнить о своем статусе наследников мира и вести себя соответственно. Рекомендуется выражение горделивого достоинства, а также предельная осторожность, дабы не обидеть сверхъестественных наблюдателей, которые, возможно, предпримут попытки определить годность избранных лиц на роль оставшихся наследников нового мира. — Отец, — пробормотала тетя Фэнни в прохладный сумрачный свет, — отец, что ты сделал со мной?.. — ФРЭНСИС, ФРЭНСИС ХЭЛЛОРАН! Тетя Фэнни в испуге вскочила и прижалась спиной к раскрашенной стене грота; голубой, зеленый и золотой плыли и кружились перед глазами, и она тотчас поняла, кто стоит в дверном проеме. Глава тринадцатая — Да не хочу я никуда смотреть! — сердито отказывалась Глория. — Пусть кто-нибудь другой попробует, вот и все! Мне просто больше неинтересно таращиться в это глупое зеркало! — Ну, милая, успокойся, — ласково увещевала ее миссис Уиллоу. — Конечно, ты ничего не увидишь, когда ты так разволновалась! Попытайся расслабиться, подумай о нас. — Наверное, заманчивые виды будущего потеряли для Глории всякую прелесть, — заметила миссис Хэллоран. — Наверное, Глория до сих пор мечтает о мире плетеной мебели и работе в кассе кинотеатра; наверное, Глория хочет от нас отречься… Глория обернулась и в изумлении уставилась на Эссекса; тот криво улыбнулся и пожал плечами. — Фу, как мерзко, — сказала Фэнси, обращаясь к Глории. — А я ведь предупреждала, что он так и сделает! — Эссекс у нас, главным образом, политик, — продолжала миссис Хэллоран ровным тоном, улыбаясь Глории. — Его интересует общественное благо в целом; индивидуальные капризы не должны влиять на наше совместное будущее. — Эссекс просто свинья! — заявила Фэнси и взяла Глорию за руку. — Я же тебе говорила! — Эссекс, скажи Глории, что она должна посмотреть в зеркало, — велела миссис Хэллоран, — в противном случае она рискует впасть в немилость. — Глория?.. — произнес Эссекс, глядя в сторону. — Не на что там смотреть, — хмуро отозвалась Глория. — Просто старое грязное зеркало, залитое маслом. — Орианна, мы вскоре сами все увидим, — вмешалась тетя Фэнни. — Нет нужды заставлять Глорию смотреть еще раз. — А я настаиваю, чтобы Глория посмотрела в зеркало! — упорствовала миссис Хэллоран. — Я не собираюсь терпеть детские капризы; к тому же мне нужна адекватная информация, иначе как мне планировать наше будущее? Глория должна посмотреть в зеркало! — А мне надоело, что ты всеми командуешь, — заявила Фэнси бабушке, и вокруг повисла выжидательная тишина. Тут подала голос Мэри-Джейн — слабо, но решительно. — Фэнси права! Для начала перестань командовать мной!