В данном аспекте любопытен вопрос веры, включающий и детскую веру в чудеса, и слепую надежду стариков; во всем мире нет ни единого человека, который ни во что не верит. Можно предположить — и не так-то просто опровергнуть, — что люди верят во что угодно, невзирая на степень экзотичности. С другой стороны, абстрактная вера практически невозможна; именно реальность чаши, свечи, сакрального камня укрепляет веру. Статуя бессмысленна до тех пор, пока она не заплачет; философия бессмысленна до тех пор, пока философа не объявят мучеником. Ни один из людей, живущих в доме миссис Хэллоран, не мог бы честно и без смущения ответить на следующий вопрос: «Во что вы верите?» Веры у них было предостаточно, так же как еды, постели и крыши над головой, однако то была вера во вполне конкретные вещи вроде вкусной еды, мягкой постели и не протекающей крыши, а также в себя как в подходящих получателей мирских благ. К примеру, старый мистер Хэллоран с радостью принял бы веру, которая обещает ему вечную жизнь, однако в саму концепцию вечной жизни он поверить не мог, поскольку умирал. Его собственная жизнь не выказывала никаких признаков выхода за жесткие временные рамки, и единственное свидетельство вечной жизни для него заключалось в молодых членах семьи, которые счастливо продолжат жить и после его смерти. Собственно, в его положении можно ожидать только одной веры — в то, что он не умрет сегодня; остальные верили во что могли — во власть, деньги или утешающий эффект джина. Фэнси солгала: она действительно была с тетей Фэнни, однако решила не признаваться, что убежала. Она не была напугана, ей просто нравилось дразнить слабых. Ни одно животное, ни единый слуга или ребенок из деревни не стал бы приближаться к ней по доброй воле. Абстрактную веру можно воспринимать только лишь через ее конкретные проявления, реальную форму, которую обретает божество, пусть даже слегка неясную. Никто из окружения тети Фэнни не поверил в предостережение ее отца, однако все не на шутку испугались змеи. Мисс Огилви больше никогда не садилась в кресло возле книжного шкафа, хотя прежде это было одно из ее любимых мест. — Она могла прятаться в дровах, — предположил Эссекс, меряя шагами библиотеку. — Да, но садовник никак не мог подстригать изгородь, — возразила миссис Хэллоран. — Даже не знаю, что и думать. Тетя Фэнни так странно себя вела… — С этим трудно не согласиться. Эссекс, вы можете остаться. Какое-то время Эссекс молчал, затем произнес: — Человека можно убедить принять практически что угодно. Прошлой ночью я чувствовал себя униженным, оскорбленным, презренным, жалким… Сегодня тетя Фэнни со своей змеей пролили свет на ситуацию: две катастрофы не могут привести к хорошему, но я думаю, что все-таки не собирался уезжать. Тетя Фэнни была очень добра. — Я искренне надеюсь, что ей станет лучше, — сказала миссис Хэллоран. — Теперь придется оставить и мисс Огилви, и Мэри-Джейн. Однако тетя Фэнни продолжала вести себя крайне странно. Физически она была в полном порядке, так что за доктором посылать смысла не имело; и все же она, счастливая, ходила по дому с улыбкой на устах. Пела, смеялась, как влюбленная молодая девушка, с аппетитом съела солидную порцию оладушков. Миссис Хэллоран решила, что та окончательно сошла с ума, однако безумная тетя Фэнни оказалась настолько приятнее вменяемой, что миссис Хэллоран прикусила язык, отводила взгляд в сторону и лишь иногда болезненно морщилась. Сразу после завтрака — все остались посмотреть, как она ест, — тетя Фэнни внезапно уснула, положив голову на стол, с улыбкой на лице. Во сне она много разговаривала, и, хотя впоследствии никто не мог вспомнить точные слова, все сидели испуганные и шокированные. Судя по всему, тетя Фэнни вновь слушала своего отца и транслировала услышанное. С закрытыми глазами и счастливой улыбкой на лице она по-детски старательно выговаривала слово за словом. Постепенно выяснилось, что отец тети Фэнни пришел сообщить семье о конце света. Ни тетя, ни ее отец не выражали ни малейшего опасения по этому поводу; и все же мир, казавшийся остальным столь недосягаемым — обычный, повседневный мир людей, городов, мелких и крупных фрагментов бытия — обречен исчезнуть за одну ночь. Тетя Фэнни кивала, улыбалась, слушала и рассказывала собравшимся о конце света. В какой-то момент она грустно добавила: — Бедные люди, какая внезапная, страшная смерть! Мы должны помнить, как нам несказанно повезло! Немногим собравшимся в доме миссис Хэллоран (который тетя Фэнни теперь считала домом своего отца) обещана полная безопасность. В ночь катастрофы дом будет находиться под охраной, и наутро они выйдут из него невредимые и очистившиеся от скверны. Их ждет новый, чистый и тихий мир, их наследие; на них лежит ответственность за будущее человечества. — И за воспроизведение новой расы, — добавила с улыбкой тетя Фэнни. Сразу после этого откровения тетя Фэнни проснулась и попросила бокал бренди, затем удалилась к себе и крепко уснула. Пока она спала, Фэнси играла со своим кукольным домиком, а затем спустилась в кухню, где ее вовсе не ждали. Мисс Огилви постирала нижнее белье со вчерашнего дня и погладила уже высохшее. Мэри-Джейн лежала на кушетке у себя в спальне, читала дамский роман, тайком принесенный одной из горничных, и поедала арахис в карамели. Эссекс сидел в библиотеке под бюстом Сенеки и решал кроссворд. Мистер Хэллоран дремал перед камином у себя в спальне и дивился быстротечности жизни. Миссис Хэллоран долго сидела одна, положив руку на страницы Библии, о которой много лет даже не задумывалась. Проснувшись, тетя Фэнни сразу вспомнила обо всем, что произошло, включая собственные пророчества, и — как у любого смертного, послужившего рупором Провидения — первая реакция ужаса почти сразу же сменилась праведным самодовольством. Она не знала, почему столь важные сообщения транслировались через ее хрупкую оболочку, однако не сомневалась, что выбор был сделал правильно. Теперь ее воля подчинена высшим силам, и ей ничего другого не остается, кроме как стать властной и требовательной. Некоторое время тетя Фэнни лежала неподвижно, затем поднялась и подошла к зеркалу. Никаких внешних изменений не произошло, поэтому она решила надеть драгоценности покойной матери, особенно бриллианты, не чищенные со времен ее кончины. Нарядившись, тетя Фэнни поднялась наверх, в крыло, которое занимали Мэри-Джейн и Фэнси, и постучала в дверь. Послышался голос Мэри-Джейн, спрашивающий, кто там. — Это тетя Фэнни, дорогие мои! Дверь отворилась. Фэнси убирала свой кукольный домик, а Мэри-Джейн лежала на кушетке, заслоняя собой дамский роман. — Тетя Фэнни, как мило, что вы заглянули! У меня ужасный приступ астмы — передайте там, внизу, хорошо? — Но теперь астма вам больше не понадобится! — А что такое? — резко села Мэри-Джейн. — Она умерла? — Вы прекрасно знаете, что она вскоре возродится в новой жизни, — раздраженно ответила тетя Фэнни. — Возродится? — Мэри-Джейн сникла. — Этого мне только не хватало! — Хочешь-я-столкну-ее-с-лестницы, — пробормотала Фэнси, словно произнося заклинание; видимо, ей регулярно приходилось повторять его перед матерью. — Как вы думаете, Фэнси, случайно, не отстает в развитии? — спросила тетя Фэнни. — Она же дочь Лайонела! — Лучше велите ей перестать. Злость, зависть и страх — все это исчезнет, я же говорила утром. Эксперимент с человечеством провалился. — Я лично сделала все, что могла! — Вы хоть понимаете, что вскоре наш мир будет уничтожен? — Мне совершенно наплевать, — отозвалась Мэри-Джейн. — Разве что они приготовили специальную молнию для нее! — Прямо весь-весь? — тянула ее за рукав Фэнси. — Даже там, где я ни разу не была? — Весь, милая. Этот мир — плохое, злое, эгоистичное место, и существа, создавшие его, решили, что лучше уже не будет, поэтому они его сожгут, как игрушку, полную микробов. Помнишь, ты болела корью, и бабушка сожгла твоего мишку, потому что он был заразный? — Помню, — насупилась Фэнси. — Вот так же будет и со старым, грязным, больным миром — прямо в печь его! — Неужели ваш отец действительно так и сказал? — спросила Мэри-Джейн. — Кажется, я знала это всю жизнь и верила, сама того не сознавая; словно некий чудесный секрет вдруг перестал быть тайной. Отец лишь напомнил то, что я всегда знала и позабыла, и теперь я очень счастлива. — А кто такие «они»? — упорно продолжала расспросы Фэнси. Тетя Фэнни покачала головой. — Уверена, мы о них еще услышим. — И как это поможет моей астме? — проворчала Мэри-Джейн. — Лайонел растирал мне лодыжки. Тетя Фэнни ласково погладила Мэри-Джейн по плечу. — Те, кто переживет катастрофу, больше не будут испытывать боль. Они станут… избранными людьми, в каком-то смысле. — Как евреи, что ли? — равнодушно отозвалась та. — А разве они не были избранными в прошлый раз? — Жаль, что вы не воспринимаете меня всерьез, — обиделась тетя Фэнни. — У меня же нет выбора, я всего лишь говорю то, что мне передают. Разумеется, вы под защитой, так же как и остальные обитатели дома, но если вы будете продолжать говорить все, что вздумается, я, право, не знаю, какой от вас выйдет толк. В конце концов, многие были бы рады оказаться на вашем месте, когда весь мир будет уничтожен в геенне огненной! Она поднялась и направилась к двери. — Вы надели бриллианты своей матери, — заметила Мэри-Джейн. — Вы же знаете, что по праву они должны перейти мне — Лайонел всегда так говорил. — Как интересно! — воскликнула Фэнси. — Ужасно интересно! Наверное, большой будет пожар… — Чудовищный! — Я бы хотела посмотреть! — Не сомневаюсь, что тетя Фэнни позволит тебе посмотреть, — ответила Мэри-Джейн. — Фэнни, если вы идете вниз, напомните им про мой поднос с ужином, хорошо? Тетя Фэнни проворно спустилась вниз, в гостиную, где Эссекс и мисс Огилви пили мартини с миссис Хэллоран. Эссекс запоздало поднялся, чтобы придержать ей дверь, но тетя Фэнни величественно проплыла мимо и села в кресло без посторонней помощи. — Поистине необычный день, Орианна, — заметила она. — Эссекс, бокал хереса, будьте добры. Теперь, когда нам все известно, пора определиться с нашим положением. — Если бы в воздухе не витала заготовленная речь, я бы испугалась, Фэнни, — ответила миссис Хэллоран. — Благодарю, Эссекс. — Заметив, что мисс Огилви кивнула, тетя Фэнни продолжила: — Вот этого больше не надо, Орианна; ты должна вести себя любезно. Миссис Хэллоран открыла рот и снова закрыла. — Не стоит забывать о твоем низком происхождении. Есть некоторые утонченные сферы, недоступные человеку твоего круга, — терпеливо объясняла тетя Фэнни, — например — я обозначу с вашего позволения — область сверхъестественного. Уж здесь-то я точно обладаю непререкаемым авторитетом. Так вот, сверхъестественные силы осадили дом и взяли его в плен. Еще капельку, Эссекс? — В жизни не видел ничего подобного, — пробормотал Эссекс, обращаясь к графину с хересом. — В тетю Фэнни вселился дух. — Дух вина, — подсказала мисс Огилви, умудренно кивнув.