Пришлось переключить внимание на нового противника, для чего я на всякий случай сместился вправо. Теперь ни один из нападавших в данный момент не оставался у меня за спиной. Там оставался лишь давешний толстячок, который возникшей передышке был только рад. Без особого труда отбив две простенькие атаки, я перешел в наступление и даже успел нанести оппоненту легкий укол в правое предплечье, когда на помощь к молодому человеку, как я понял, являющемуся заводилой в этой странной компании дворян-налетчиков, подоспел товарищ, стрелявший в меня из пистолета. – Де Монтихо! Там целый отряд на подходе! – обеспокоенно прокричал он, пытаясь уколоть меня в бедро выставленной вперед правой ноги. – Не меньше десяти всадников! – Проклятье! – Тот, кого назвали де Монтихо, отступил, держась рукой за раненое предплечье. – Не думай, что скроешься от меня, де Флорес! Все равно будет по-моему! А с тобой, мерзавец, мы еще встретимся! – Ты уже встретился, и что? – нагло ухмыльнулся я, моля бога, чтобы эта дворянская ватага убралась с поляны прежде, чем сюда нагрянут головорезы де Бернье. В мгновение ока вся компания вскочила на коней и пустилась галопом прочь от места событий. Что-что, а удирать мерзавцы умеют. – Сеньор, как мы можем отблагодарить вас за помощь? – раздался за спиной прерываемый одышкой голос толстячка. Я в удивлении воззрился на него, не сразу уловив суть сказанного. Да и до благодарностей ли мне было? И вмешался я случайно, и произошло все стремительно, и сейчас голова моя была занята лихорадочными поисками выхода из сложившегося положения. Преследователи были уже совсем близко, вот-вот они появятся из-за поворота, и тогда все – пропал Кристиан де Бранди по прозвищу Смычок… – Скажите этим, – я указал рукой в сторону, откуда ожидалось прибытие наемников, – что те, – теперь пришлось кивнуть в сторону сбежавших обидчиков сеньора де Флореса, – оказались моими друзьями и я сбежал вместе с ними! А коня моего ваши слуги застрелили! С трудом сформулировав мысль, я подхватил с убитого скакуна свою суму и поспешил к ближайшим зарослям, намереваясь скрыться в них в надежде, что легионеры продолжат погоню. Но меня остановил спокойный девичий голос: – Не туда! Я едва сдержался, чтобы не выругаться вслух – еще мне в такой момент женских советов не хватало. Но твердый и уверенный голос говорящей заставил-таки меня обернуться. В следующий миг мне пришлось зажмуриться: то ли солнечный луч, прорвавшись сквозь пышную листву, попал мне прямиком в глаза, то ли я оказался ослеплен красотой девушки. Кстати, я тут же вспомнил и ее, и толстячка. Это же те самые отец с дочерью, встреченные мною в «Еловой шишке» несколько дней назад! Имени сеньора де Флореса я не знал, а имя сеньориты невозможно было забыть – Элена. – В карету, в вещевой ящик! – быстро скомандовала девушка. – Там искать не будут, и сеньор доедет с нами до Уэски! Быстрее! Гори оно все синим пламенем! Если меня найдут в карете де Флоресов, меня будет согревать мысль о том, что смертный приговор подписала мне эта прекрасная сеньорита! Я бросился к карете, где слуги уже откинули одно из мягких сидений, заботливо расчистив место среди узлов с одеждой. И спустя минуту я оказался надежно упрятан среди поклажи семьи де Флорес, в духоте и темноте, а главное – в состоянии полной зависимости от удачи и воли моих новых знакомых. А еще я запоздало подумал, что с бойцов Ожерского легиона станется ограбить встреченную в лесу карету с беззащитными хозяевами. Тогда они станут рыться в вещах, и у меня будет совсем немного шансов вырваться из этой передряги живым. С другой стороны, не в каждой карете имеется вещевой ящик в основании сиденья, обычно для перевозки багажа используют лишь штатное крепление на запятках. У де Флоресов там тоже прикреплен солидных размеров сундук, который и привлечет к себе внимание грабителей в первую очередь. А дальше они, даст бог, вряд ли полезут. Все-таки времени у них мало. Впрочем, на бога надейся, а сам не плошай! С этой мыслью я осторожно, стараясь как можно меньше шуметь, обнажил нож с коротким широким лезвием. Вскоре карета качнулась, вслед за этим хлопнула закрывшаяся дверца – сеньорита заняла свое походное место. Буквально через минуту до моих ушей донеслись приглушенные звуки конского ржания и голоса нескольких человек. О чем говорили, разобрать было невозможно, но, по моим ощущениям, конфликта интересов не произошло. И действительно, обошлось без долгих опросов и обысков. Буквально через пару минут карета снова качнулась, принимая в себя вес старшего де Флореса, и тронулась в путь. М-да, таким образом я еще не путешествовал! Будет что вспомнить в старости, если, конечно, я до нее доживу. Спасибо тебе, Мигелито, упокой, господи, твою душу, за интересную жизнь! Я ж раньше скучно жил, каждый день бога молил, чтобы добавил красок в мое блеклое существование, и тут – на тебе! Друг постарался, и теперь мне приходится обнажать шпагу чаще, чем на войне. Карета мерно покачивалась, временами подпрыгивая на особенно глубоких колдобинах, но меня дорожные неровности беспокоили мало, поскольку лежал я среди мягких вещей. Только в поясницу с левой стороны упиралось что-то твердое, но это неудобство можно было и потерпеть. Незаметно для самого себя я задремал. Совсем как на войне, когда утомленные непредсказуемостью боевых действий люди приучаются использовать любое выдавшееся свободным время для сна. Правда, сон мой оказался недолог, поскольку вскоре меня разбудили яркий свет и приток свежего воздуха. Крышка сиденья открылась, и я мгновенно напрягся. – Думаю, сеньор может уже составить нам компанию, – раздался сверху голос де Флореса. – Ваши враги умчались в погоню за людьми де Монтихо, а те свернули на дорогу к замку Паломар, – добавила Элена, осторожно выглядывая в окно кареты из-за занавески, когда я, наспех отряхнувшись, уже занял место на мягкой скамье напротив отца с дочерью. – Оберон де Флорес, – представился толстячок, сообщая мне то, что я уже и так знал, – это моя дочь Элена. – Кристиан де Бранди… – Я приподнял шляпу, ощущая неловкость от ее затрапезного вида, а особенно от сильно потрепанного пера на ней. Мне казалось, что хозяева кареты смотрят на меня то ли с осуждением, то ли с жалостью, что для меня было еще хуже. – Благодарим вас, сеньор де Бранди, вы появились как нельзя более вовремя и не раздумывая пришли к нам на помощь! Семья де Флорес у вас в неоплатном долгу! – Полноте, сеньор, – ответил я, скромно опуская тот факт, что, не начни их обидчики атаковать меня, я бы мог и вовсе проскочить мимо, – вы выплатили этот долг с лихвой, оказав помощь мне. Так что еще большой вопрос, кто кому должен. – Если я не ошибаюсь, это люди из Ожерского легиона, о них ходит дурная молва. Что вы не поделили с ними? – поинтересовался де Флорес. – Они убили моего друга, пытали, а затем убили его жену, сожгли его дом, – глухо ответил я. – Я убил нескольких из них в ответ. Теперь они гонятся за мной от самого Кантадера. Услышав мои откровения, толстячок сильно побледнел, сеньорита же в ужасе вскинула руки к лицу. – За что же они его? – запинаясь произнес де Флорес. – Он был вором. Его наняли украсть какую-то вещь, потом он стал не нужен, так же, как и все, кто мог об этом деле что-нибудь знать. Говорят, если у тебя случилось горе, нужно выговориться. Несколько раз рассказать о нем кому-то, и тогда тебе станет легче. Я рассказывал уже эту историю Арчеру три дня назад, теперь вот рассказываю этим едва знакомым людям, но легче не становится, по-прежнему душу разрывает горечь утраты, а при воспоминании о теле истерзанной Эстелы непроизвольно сжимаются кулаки. Похоже, я сам не понимал, насколько привязался к этим людям. – Ваш друг – вор? – изумленно переспросил толстячок. – Для меня не имеет никакого значения происхождение или род занятий человека, если он мой друг, – твердо ответил я, глядя ему прямо в лицо. – Да-да, конечно! – с радостью поспешил согласиться хозяин кареты, сеньорита же бросила в мою сторону весьма заинтересованный взгляд. Черт возьми, почему это меня так волнует? – Могу я поинтересоваться причиной вашего конфликта с целым отрядом необычайно храбрых молодых людей? – последние слова я специально выделил интонацией, стремясь придать им максимально ироничное значение. – Виконту де Монтихо очень не понравился мой отказ на его предложение руки и сердца, – с глубоким вздохом ответила Элена, – и, если бы не ваша помощь, меня бы повели под венец силой. Или просто сделали бы наложницей… Кровь ударила мне в голову с такой силой, что на мгновение у меня потемнело в глазах. Неслыханная наглость! И очень странно, что виконт решился на такое дело – это все-таки не крестьянку украсть, а нанести оскорбление семье, равной ему по происхождению. Конечно же, случается и такое. Сильные мира сего частенько позволяют себе гораздо больше, чем предусмотрено установленными правилами. По идее, власти должны удерживать таких людей в рамках закона, но беда в том, что чаще получается наоборот: власти пресмыкаются перед знатными возмутителями спокойствия и закрывают глаза на их деяния. Такие мерзавцы понимают лишь язык силы, да только ведь далеко не каждый обиженный может постоять за себя. И именно по этому у бретеров вроде меня всегда достаточно предложений работы. Но касается-то это в основном знатных особ, а не провинциальных дворянчиков вроде виконта де Монтихо. Этот-то должен понимать, что может быть призван к ответу если не родственником сеньориты, то нанятым защитником чести. Или виконт у нас внебрачный сын какого-нибудь герцога или принца королевских кровей? Что ж, если он уцелеет после знакомства с отрядом наемников, я заставлю его держать ответ за содеянное. Даже если для этого мне придется задержаться в Нугулеме с риском быть схваченными подручными де Бернье! – На постоялом дворе я стал невольным свидетелем вашего общения с охранниками, – продолжил я, как только удалось совладать с сиюминутными эмоциями. – Они покинули вас из-за де Монтихо? – Э-э, отчасти да… – Прежде чем ответить, сеньор Оберон растерянно переглянулся с дочерью. – Видите ли, у нашей семьи сейчас временные трудности, которые заставляют нас переселиться в Эскарон. – Отец, – как-то очень уж грустно промолвила Элена, при этом почему-то заливаясь краской, – сеньор де Бранди заслуживает того, чтобы знать правду. Глава 14 Я смотрел на де Флоресов в полном недоумении, даже не представляя, о чем может идти речь. Впрочем, долго гадать не пришлось. Толстячок помялся еще с минуту, побледнел, потом покраснел, отер выступивший на лбу пот батистовым платочком и наконец решился: – Дело в том, что приставка «де» появилась перед нашей фамилией совсем недавно. Дворянство его величество пожаловал нам всего полгода назад. Далее последовала краткая история негоцианта Оберона де Флореса, представителя одной из богатейших семей Нугулема. Четыре брата вели семейные дела с размахом, заданным еще их отцом. Согласие промеж них было не всегда, тем не менее до поры до времени крупных конфликтов удавалось избегать. Но все понимали, что вечно так продолжаться не может и рано или поздно их дороги разойдутся, потому каждый из братьев стал потихоньку заводить еще и свои собственные дела. В то время как другие братья сосредоточились на торговле с дальними странами, Оберон занимался торговлей внутренней, да еще очень удачным оказалось начинание с поставленными на широкую ногу ростовщичеством и обменом денег. Меняльные лавки Флореса открылись во всех сколько-нибудь важных с точки зрения внешней торговли городах королевства, а проценты от ссужаемых в долг средств приносили баснословную прибыль. Даже как-то не верилось, что в должниках у этого милого толстячка значились чуть не все придворные, множество знатнейших семей Сантьяго, Тихуана и Порто-Рохо и даже сам король! Но, как известно, знатные люди охотно берут деньги в долг, но очень неохотно эти долги отдают. Не единожды Оберону приходилось выслушивать полные ледяного презрения или едва сдерживаемого благородного гнева отповеди о недопустимости «какому-то грязному торгашу» требовать деньги у знатного вельможи. Нередко в ход шли угрозы, а пару раз доходило и до рукоприкладства. И никакая нанятая охрана не могла поставить на место герцога Мессину или графа Аубакетро без риска быть обвиненным в нападении на особу благородных кровей. Конечно, не все дворяне были таковы, но что было делать с недобросовестными должниками? Суды могли решить дело с бароном или виконтом – судьями обычно являлись более титулованные дворяне, но против равных или более знатных людей они никогда не выступали. Сеньор Оберон решил, что его неблагородное происхождение является единственной причиной, мешающей вести дела с аристократами на равных. И тогда в его голове созрел план, реализованный в ходе испрошенной аудиенции у короля. Его величество с большим удовольствием продал Флоресу наследственный дворянский патент, а с ним и право на приставку «де» перед фамилией. Ростовщик ликовал, полагая, что теперь-то заносчивые дворяне будут вынуждены смотреть на него как на равного. Да только все вышло совсем не так. Аристократия была просто взбешена попыткой негоцианта стать им ровней, и на беднягу хлынул поток вызовов на дуэль. Как говорится, добро пожаловать в мир дворянства! Жизнь де Флоресов превратилась бы в форменный кошмар, если бы не несколько столичных бретеров, за немалые деньги остудивших пыл большинства мелких дворянчиков. Однако со знатными персонами и эти господа предпочитали не связываться, тем более что те сами были не прочь перекупить их шпаги для наказания наглого кредитора. В общем, экстравагантный ход сеньора Оберона только усугубил проблему вместо того, чтобы ее решить. Может, все бы и успокоилось со временем, но тут ему удар в спину нанесли собственные братья, посчитавшие родство с новоиспеченной дворянской семьей слишком опасным и воспользовавшиеся его тяжелым положением, чтобы под шумок перехватить его долю в семейном деле. Мало того, родственнички едва вовсе не пустили его семью по миру, прибрав к рукам и сеть меняльных лавок. Понятное дело, что из-за этого доходы де Флореса резко пошли вниз. В довершение всех бед дворянское общество обратило свое внимание на единственную дочь сеньора Оберона, и девушка стала получать предложения руки и сердца. Само собой разумеется, что все сватавшиеся являлись представителями давно разорившихся дворянских семей. Да и сами предложения были обставлены крайне грубо: де Флоресам прямо давали понять, что они удостаиваются великой чести и просто обязаны вывалить солидное приданое. Особенно настойчив был виконт де Монтихо, задолжавший потенциальному тестю полторы тысячи реалов. Получая вежливые отказы, эта публика страшно оскорблялась и, не стесняясь в выражениях, требовала сатисфакции. Доведенные до отчаяния свалившимися на них бедами, отец с дочерью решили уехать в Эскарон, где у них тоже имелись меняльные лавки и доля в корабельной верфи – жалкие крохи от былого состояния, но зато в гораздо более спокойной обстановке. Соседняя страна тоже не была раем, но законности и порядка там было явно больше, чем в Нугулеме. Из Сантьяго выехали со всеми предосторожностями и в сопровождении наемной охраны, но уже в районе Кантадера им снова стал докучать сеньор де Монтихо, неизвестно как сумевший выследить небольшую кавалькаду. Попутно выяснилось, что неугомонный виконт родом из этих мест и оттого прекрасно знаком и со всеми окрестными землевладельцами, и с представителями центральной власти. В общем, наемники решили, что связываться с благородными слишком накладно, и расторгли договор, оставив отца и дочь наедине с назойливым преследователем и его друзьями. Я вспомнил, что отголоски истории с покупкой неким столичным ростовщиком дворянства доходили до Кантадера и не раз обсуждались в его трактирах. Поддержки в местном обществе решение Флореса тоже не находило, но объяснялось это скорее общей неприязнью к ростовщикам, чем неприятием покупного дворянства как таковым. Лично же мне было все равно, к какому сословию принадлежат нравящиеся мне люди. Мигелито Бельчонок тому подтверждение. Что ж, рассказ де Флореса объяснял многое. В том числе странную наглость виконта и абсолютное неумение сеньора Оберона фехтовать: несмотря на мою занятость во время непредвиденного сражения с людьми де Монтихо в лесу, мимолетного взгляда было вполне достаточно, чтобы понять это. Виконт просто издевался над загнанным в угол толстячком, а вот было ли его целью убить, унизить или заставить быть покладистым – это оставалось для меня загадкой. – Ну вот, сеньор, – толстячок снова утер с лица пот и с осторожной надеждой посмотрел на меня, – такова история наших злоключений. Что скажете? – Скажу, сеньор де Флорес, – задумчиво произнес я, выделяя интонацией «де», чтобы дать бедняге понять, что я не собираюсь подвергать сомнению его принадлежность к дворянству, – что вы угодили в западню. Ваши нечистоплотные должники очень ловко воспользовались ситуацией, а вы оказались слишком мягким и порядочным человеком, чтобы ответить им так, как они того заслуживают. Видите ли, имея дело с негодяями, нужно либо обладать большой силой, либо быть готовым отвечать на грубость и наглость подлостью и хитростью. – Это как же? – снова побледнев, прерывающимся голосом спросил де Флорес. – Ну, к примеру, у некоего герцога-должника имеются жена, дети, возможно, внуки. Кто-то из них может пропасть… – Нет-нет-нет! – вскричал сеньор Оберон. – Я так не могу! – Я тоже не могу, – поспешил я успокоить внезапно разнервничавшегося собеседника, – и именно поэтому мы с вами вынуждены бежать из страны, а наши враги будут спокойно жить здесь и дальше. Потому что они так могут, а мы – нет.