Он снова встал. Мадам Мартон следила за ним с любопытством, но без тревоги. — Вы можете зайти на секунду, Люка? Найдите свободный кабинет, все равно какой, и перейдите туда с ней. Оставайтесь там, пока я вас не вызову. Да, и заодно скажите, чтобы привели ее сестру. Мадам Мартон последовала за инспектором, не задав комиссару ни одного вопроса. А тот, оставшись один, открыл шкаф, извлек оттуда бутылку коньяку, которую держал не столько для себя, сколько для некоторых клиентов, которые в этом нуждались, и налил себе янтарной жидкости в стакан для воды. Когда в дверь постучали, он закрыл шкаф и едва успел вытереть губы. — Входите! В кабинет ввели Дженни, лицо которой было смертельно бледным, припухшим, с красными пятнами, какие остаются, если человек плакал. — Присаживайтесь. Стул, который совсем недавно занимала ее сестра, был еще теплым. Дженни посмотрела по сторонам, обескураженная тем, что оказалась наедине с комиссаром. Он остался на ногах и ходил взад-вперед, не зная, как взяться за дело. Наконец, встав перед ней, произнес: — Какого адвоката вы выбираете? Дженни резко подняла голову, ее влажные глаза расширились. Губы зашевелились, но заговорить она не смогла. — Я предпочитаю допросить вас в присутствии вашего адвоката, чтобы у вас не создалось впечатления, будто использую запрещенные приемы. Наконец ей удалось пробормотать: — Я не знаю ни одного адвоката. По ее щекам катились слезы. Комиссар взял с полки книжного шкафа справочник коллегии адвокатов и протянул ей: — Выберите из этого списка. Она покачала головой: — Зачем? Он предпочел бы, чтобы на этом месте сидела та, другая! — Вы признаете?.. Она кивнула, нашла в сумочке платок, высморкалась без всякого кокетства, и ее нос еще больше покраснел. — Вы признаете, что имели намерение отравить сестру? И тут она разрыдалась: — Я ничего уже не знаю… Не мучайте меня… Скорей бы уж все это закончилось… Она даже не думала о том, чтобы скрыть свое мокрое лицо. — Вы любили своего зятя? — Не знаю. Я уже не знаю. Полагаю, да… Сделайте так, чтобы все это прошло быстро, комиссар!.. Я больше не могу… — взмолилась Дженни. Казалось, комиссар был застигнут врасплох признанием молодой женщины. Проходя мимо, он даже несколько раз касался рукой ее плеча, как будто понимая, что она нуждается в человеческом прикосновении. — Вы отдавали себе отчет в том, что Ксавье не такой, как все? Она отвечала «да». Отвечала «нет». Она столкнулась со слишком сложными для нее проблемами. — Это она его не понимала! — выкрикнула Дженни наконец. — Она сводила его с ума… — Намеренно? — Не знаю. Он нуждался… — Слова она подбирала с трудом. — Я пыталась… — Успокоить его? — Вы даже представить себе не можете, в какой атмосфере мы жили… Только когда мы оставались вдвоем, он и я… Потому что со мной он чувствовал себя хорошо, доверял… — Когда вчера вечером, на набережной, Ксавье подошел к вам, он объявил, что сегодня утром ему предстоит пройти обследование? Удивившись, что Мегрэ в курсе, она на мгновение замерла, разинув рот. — Отвечайте… Я тоже пытаюсь освободить вас как можно скорее… Дженни поняла смысл сказанного. Она не воображала, что комиссар говорит о том, чтобы выпустить ее, а о том, чтобы, в некотором смысле, освободить ее от себя самой. — Он мне рассказал, — с неохотой призналась она. — Это его пугало? Дженни сказала «да» и шмыгнула носом, снова готовая расплакаться. — Он думал, что она выиграла… Подбор слов выдавал беспорядок в ее мыслях. — Это ведь она его толкнула… Она предусмотрела, что он найдет яд, навоображает себе… — Он ее ненавидел? Дженни испуганно уставилась на комиссара, не смея ответить. — И вы, вы тоже возненавидели сестру, верно? Она помотала головой. Это не означало ни да ни нет. Скорее, этим движением она пыталась отогнать кошмар. — Вчера вечером, выйдя отсюда, — продолжал Мегрэ, — Мартон полагал, что после медицинского обследования его не выпустят на свободу. Значит, у него остался только один вечер. Это был его последний шанс… Поведение продавца игрушечных железных дорог могло показаться нелогичным, и тем не менее оно не было лишено определенной логики, и Мегрэ начинал понимать определенные моменты трактата по психиатрии. Вот только то, что автор книги излагал заумными словами и сложными фразами, в конце концов оказалось человечным. — Когда он отправился на кухню, где находились вы… Дженни вздрогнула, явно желая заставить его замолчать. — Отвар уже был налит в чашки? Комиссар был в этом уверен и не нуждался в ответе. — Вы не видели, как он насыпал порошок? — Я стояла к нему спиной. Он открыл ящик с приборами и взял нож. Я услышала звон ножей… — И решили, что у него не хватило мужества насыпать яду? Мегрэ ясно видел перед собой нож с темной деревянной ручкой, лежащий возле радиоприемника. Под тяжелым взглядом комиссара Дженни еще немного колебалась, прежде чем простонать: — Мне стало жалко… Он мог бы заметить: «Уж во всяком случае, не вашу сестру!» А она продолжала: — Я была уверена, что его запрут в дурдом, что Жизель выиграла эту партию… Тогда… — Тогда вы схватили флакон с фосфатом и всыпали большую дозу в чашку вашей сестры. У вас хватило присутствия духа вытереть флакон. — У меня в руке было влажное полотенце. — Вы убедились, что чашка, предназначенная вашей сестре, стоит на нужной стороне подноса… — Умоляю вас, комиссар! Если б вы знали, какую ночь я провела… — Вы все слышали?