В воздухе повисает тишина. К королеве подсылали наемных убийц, но ни разу ее дворец не штурмовало целое войско. Сесил изо всех сил старается собрать остатки храбрости и встретиться с судьбой лицом к лицу. – Отправьте Камберленда с отрядом из самых надежных людей, – обращается королева к Рэли. – Заприте графа внутри городских стен. Пошлите гонца в Лондон; пусть объявит, что тех, кто сдастся, помилуют. Приведите дворцовую стражу в боевую готовность. – Она замолкает, обводит советников бесстрастным взглядом: – Соберемся здесь через час. Рэли первый встает с места, отрывисто отдает приказания помощнику, ожидающему в коридоре. Остальные следуют его примеру, суетятся, зовут пажей, приказывают принести оружие и доспехи. Сесил молча молится. – Сыграем в карты, Пигмей? – предлагает королева. Вероятно, он смотрит на нее, раскрыв рот, поскольку она прибавляет: – Что ворон считаешь? – В карты? – Да. Избавить тебя от кошелька с золотыми, который ты пригрел под дублетом, – подходящий способ отвлечься от… – Елизавета замолкает, по-видимому, подбирая подходящее слово, – …предвкушения. – Она машет пажу, требует подать колоду. Сесил ругает себя за малодушие, резко контрастирующее с пренебрежением, которое демонстрирует королева перед лицом опасности. В душе вздымается застарелый страх (уже изрядно истрепавшийся), что письмо испанскому послу все-таки явится на свет. Единственное утешение – если бы королева о нем знала, он бы здесь не сидел. – Господь вопреки всем вероятиям возвел меня на престол, и, будь на то Его воля, на нем я и останусь. – Елизавета поднимает взор к потолку. Она щелкает пальцами, приказывает пажу принести цукатов и возвращается к картам, словно единственное, что ее сейчас занимает, – это игра. Паж приносит блюдо со сладостями. Королева кладет в рот цукат, облизывает пальцы. – Попробуй, Пигмей, очень вкусно, – она подталкивает блюдо к Сесилу. Он из вежливости подчиняется. Цукат прилипает к нёбу, приторная сладость вызывает приступ зубной боли. Сесил выкладывает карты: беспорядочная смесь троек и четверок. У Елизаветы полная рука червей – десятка, валет, дама, король. – Надеюсь, ты не поддаешься. Я этого не люблю. Сесил мотает головой, бормочет оправдания. Рот заполнен вязкой сладкой жижей. Королева показывает даму червей. – А где леди Рич? В Эссекс-хаусе? – Да, мадам. Елизавета еле заметно вздрагивает, словно ее укусила оса, но она не желает признаваться, что ей больно. Февраль 1601, Эссекс-хаус, Стрэнд Пенелопа слышит выкрики брата: «За королеву! За королеву! Против меня замыслили заговор!» В ответ доносится безжизненный гул. Вместо прежнего воодушевленного «Эс-секс! Эс-секс! Эс-секс!» толпа безмолвствует. Остается молиться, что Горджесу удастся собрать обещанную тысячу бойцов. Столь великое число представляется Пенелопе библейским чудом: одна надежда, что Всевышний на их стороне. Не придумав себе иного занятия, она направляется в часовню. Фрэнсис уже там. Женщины без улыбки кивают друг другу. Пенелопа опускается на колени рядом с невесткой, складывает ладони и открывает сердце Господу. Она просит подать знак, но ее мольба остается без ответа – ни солнечного луча, ни раската грома. Один из гвардейцев Эссекса откашливается, желая привлечь их внимание. Сколько ему – тринадцать, четырнадцать? В руках у него мушкет, из-за которого он кажется ниже ростом. Пенелопе вспоминаются сыновья и юный Роберт: в случае неудачи ему придется унаследовать бедлам, затеянный его отцом. Но кто поможет этому мальчику, если дело дойдет до худшего? На глазах наворачиваются слезы за незнакомого паренька. – Вас зовет ваш дядя, миледи. – Он краснеет; должно быть, не привык разговаривать с высокородными дамами. Женщины встают и выходят из часовни вслед за юным стражем. Пенелопа берет Фрэнсис под руку. Мальчик шаркает по длинному коридору – у него даже сапоги не по размеру. Туфли Пенелопы тихо шлепают в такт. На ногах Фрэнсис башмачки с твердой подошвой – возможно, она надела уличную обувь, предполагая, что придется поспешно бежать. Их топот напоминает барабанный бой. У двери в кабинет стоит Меррик. При виде Пенелопы на его лице отражается облегчение. – Надеюсь, вам удастся их успокоить, миледи. Они там совсем разбушевались. – Почему мой брат еще не вернулся? Уже три часа прошло. – У меня нет известий, – коротко отвечает Меррик, отпирая дверь в кабинет. Вероятно, он надеется, что Пенелопа сможет вытащить их из сложившейся ситуации. Увы, похоже, уже поздно. Она отправляет мальчика на кухню за едой: – Принеси все самое лучшее. Это знатные гости, их нужно принять подобающе. – Рад вас видеть, – говорит дядя Ноллис как ни в чем не бывало, однако озабоченная морщинка между глаз выдает волнение. Он направляется к Пенелопе с распростертыми объятиями, сухо целует в обе щеки. Пенелопа и Фрэнсис учтиво приветствуют остальных. Верховный судья Попхэм сверлит их злобным взглядом. У него тонкие губы и вытянутое угловатое лицо. – Вы вооружены, миледи, – говорит он с таким видом, будто мир перевернулся с ног на голову. Голос у него вялый, совершенно не подходящий к аскетичному виду. – Ах, это! – Пенелопа совсем забыла про меч. – Просто для безопасности. Церемониальное оружие, оно не годится для сражения. – Его взгляд преисполнен нескрываемого отвращения. При других обстоятельствах она посмеялась бы над ним, но сейчас не время для подколок. Во дворе смеются стражники, оставленные охранять дом. Пенелопа не видит в сложившемся положении ничего смешного. Эти люди закалены в битвах под началом ее брата и не боятся возможного кровопролития. Они из тех недовольных, кто возложил свои надежды на Эссекса, и сегодня их чаяния могут воплотиться в жизнь. Неудивительно, что им весело. Ноллис начинает говорить, однако Попхэм перебивает его: – Что скажете об измене, совершенной вашим братом, миледи? – Мой брат не мятежник, лорд Верховный судья. Он лишь желает устранить тех, кто оказывает на ее величество дурное влияние. – Это мы скоро узнаем, – смеется тот. Дядя Ноллис наконец берет себя в руки: – Мы обязаны сделать все возможное, чтобы его разоружить. Боюсь, на сей раз он зашел слишком далеко. Пенелопа не отвечает. Ей нечего сказать. Эссекс не может повернуть назад; он должен дойти до конца во что бы то ни стало. – Вы должны сознавать, миледи, – Попхэм произносит обращение «миледи» с неприкрытой иронией, – что совершаете серьезное преступление, удерживая посланников королевы в заложниках. У нас имеется приказ с королевской печатью, – он указывает на пажа, бережно держащего пергаментный свиток. Руки у мальчика потрескались, он слегка дрожит. Пенелопа улыбается ему. Паж опускает глаза. – Заложники?! – произносит она с полуулыбкой, будто сама мысль представляется ей нелепой. – Вы наши гости. Граф попросил вас дождаться его возвращения. – Ее голос ровен и спокоен. – У моего мужа срочные дела в городе, – добавляет Фрэнсис. Попхэм приподнимает бровь, словно удивлен, что она вообще умеет говорить. – Значит, мушкетеры у двери – просто украшение? Может, они из алебастра? – Он издает бульканье, изображающее смех. – А дверь заперта, видимо, ради нашей безопасности. – Миледи, будет благоразумно, если вы снимете стражу и позволите нам уйти, – произносит лорд-хранитель печати. Несмотря на то что на дворе февраль, а в комнате не затоплен камин, на его лбу блестят капли пота. Вустер согласно кивает. – Я лично поручусь, что мы оставались в Эссекс-хаусе по доброй воле. На одно обвинение меньше для вашего брата. – Вы, может, и поручитесь, а я нет, – заявляет Попхэм. – Эссекс полностью заслуживает своей участи. Вопрос лишь в том, какой глубины он себе выроет могилу и кого утянет вместе с собой. – Пенелопа стискивает кулаки, представляя, как костяшки впечатываются ему в скулу. – Говорят, вы здесь всем заправляете, миледи. Она молча смотрит Попхэму в глаза. – Только дурак даст власть женщине, да еще распутнице, – бормочет он сквозь зубы. Пенелопа собирается его одернуть, однако, ко всеобщему удивлению, Фрэнсис, до этого молча стоявшая рядом, твердо произносит: – Не смейте так отзываться о леди Рич. – Придержите язык, сэр, – вскидывается и дядя Ноллис. – Вы говорите о моей племяннице. Попхэм не обращает на них внимания. – Делайте, как приказывает ваш дядя, и, может статься, мы пересмотрим степень вашего участия в заговоре. – По опыту знаю, – произносит Пенелопа, обращаясь ко всем одновременно, – законникам нельзя доверять. – Она имеет в виду не только Верховного судью, но и скользкого Фрэнсиса Бэкона. Попхэм подчеркнуто откашливается, будто не желает утруждать себя ответом. К счастью, появляются трое слуг с угощением. Пока они накрывают стол, в комнате висит напряженная тишина. Повар не подвел: это настоящий пир. Фрэнсис интересуется, не холодно ли гостям, велит разжечь камин и предлагает развлечься музыкой в тщетной попытке сделать заточение более благовидным. Дядя Ноллис отводит Пенелопу в сторону и тихо произносит: – Выпусти нас. Это безумие. Больно видеть, как… – Он замолкает. Пенелопа раздумывает над его просьбой, но лишь мгновение. – Я не могу действовать без разрешения брата, однако сделаю все, чтобы с ним связаться. – Нельзя лишать Эссекса ценного козыря из сентиментальных чувств к любимому дядюшке. Когда придет время, заложников отпустят, а пока будут обращаться в соответствии с их положением. Наконец, после изнурительного часа напряженной беседы и натужно веселого музыкального сопровождения, женщины покидают кабинет. Фрэнсис, пожав руку Пенелопе, тихо возвращается в часовню. Не зная, чем себя занять, Пенелопа смотрит на реку. Стая лебедей летит на восток, к южному берегу медленно плывет толстопузая баржа. На поверхности воды покачивается маленькое суденышко; лодочник перевозит пассажиров на другой берег, не подозревая о грандиозных событиях, которые вот-вот свершатся. Где же Эссекс? Почему до сих пор не возвратился с огромным войском? Пенелопе чудится грохот сапог, будто тысячи бойцов маршируют по Стрэнду в сторону Уайтхолла, однако это лишь обман слуха. Она выходит во двор. Стражники приветствуют ее как королевскую особу; они наивно думают, будто к концу дня она станет сестрой короля. Эссекс никогда не помышлял о престоле, однако нельзя недооценивать амбиции его сторонников. Кто знает, может, и сам он мечтает о короне; в последнее время его гордость непомерно возросла. Пенелопа гонит прочь подобные мысли. – Мы в вашем распоряжении, миледи. Чем можем служить? – почтительно осведомляется один из стражников. – Если вы действительно желаете услужить, – громко говорит она в сторону окна, – принесите мне голову лорда Верховного судьи на блюде. Мужчины смеются – дескать, из башки Попхэма получится отличный футбольный мяч. Пенелопа жалеет о своих словах; кто знает, возможно, именно Попхэм станет судьей для них с братом. Из-за ворот доносится окрик: