– Догонять не придется, я сам с тебя, пчелка Жу-жу, не слезу, пока не трахну. Как на иглу подсел… Только о твоей мокрой киске и думаю! – известил на весь подъезд. Я покраснела. – У-у-уходите. – Так, послушай. Мия Манцевич, думаешь я к тебе только из-за смачной пизденки вломиться хочу? Ничего подобного! Мне нужны нитки. Срочно! – Какие еще нитки? – Обыкновенные. – Зачем?! – Штаны на срамном месте порвались, а я без машины. Без телефона. Пешочком к тебе прогулялся… Выручи, а? – И вы отстанете? – За моток ниток? – заржал и вдруг прекратил. – Открывай. Получу нитки – свалю. Черт бы побрал мою доверчивость… Именно эта доверчивость толкнула меня в объятия эстета, музыканта и тонко чувствующей личности – Константина. Невозможно было не поверить его голубым глазам и ангельской внешности, и я поверила, замуж выскочила, верила ему, даже когда надежды испарились! Во всем виновата моя доверчивость, встревающая в самые неподходящие моменты. Именно эта доверчивость и заставила меня открыть дверь Маньячелле. Он вломился в ту же секунду и предстал передо мной во весь свой исполинский рост и окровавленный. На миг мне стало дурно, слишком много крови… Но видимо коньяк все еще придавал решимости, потому что в обморок я не шлепнулась и, судя по тому, как крепко я держалась на ногах, и не собиралась лишаться чувств. – И в каком месте порвались ваши штаны? – Не совсем штаны, но ты это уже и так поняла. Где у тебя ванная? Я показала рукой. К чести Маньячеллы, он сначала разулся, прежде чем войти! Пусть кровью нашлепал на пути к ванной, но прошел разутым. – Вы же не штаны будете зашивать? – Не штаны. Неси нитки. Я вздохнула. Развернулась и прошла к кладовке, порылась на полках и вытащила старенькую коробку с аптечкой. – Возьмите, там хирургические нитки, иголки и ножницы. Можно будет зашить, как следует. А еще лучше в больницу. – Вот еще! Сам справлюсь! Давай сюда! – взял окровавленными пальцами коробку. – Или хочешь помочь? – Нет, пожалуй, без меня. Я… чай на кухне попью. – Чай. Конечно. Карие глаза остановились на мне, буравя взглядом. Потом нахал скользнул взглядом по моей фигурке. – Вообще-то ты не совсем в моем вкусе! – заявил. У меня чуть челюсть на пол не упала. Я хотела было уйти, но после такого заявления я решила остаться, скрестила руки под грудью. – Наконец-то разглядели, что разглядывать во мне нечего! Шейте то, что нужно зашить, и вон из квартиры! – произнесла, пылая от негодования. – Мелкая. Росточек как у Дюймовочки, сиськи… – вздохнул. – Не Богини, словом. Ножки для своего роста вполне ничего, но не модельные. – Свалил. Нахрен! – разозлилась. – Можешь даже коробку взять и забрать. Дарю. Как говорила сова, безвозмездно! Маньяк в это время вымыл руки, обработал спиртом руки, нитку, иглу, щедро плеснул себе на левый бицепс йодом и присел в позе йога на старый кафель, начав пришивать болтающийся лоскут кожи. Меня бы замутило. Но коньяк и возмущение сделали свое дело. Я смотрела, как Маньячелло ловкими, аккуратными стежками накладывает швы. Кажется, не в первый раз оказывает себе медицинскую помощь. Такой хам? Неудивительно! – Словом, ты не совсем моего поля ягодка, Мия. Но… – воздел к небу указательный палец. – Человек рожден, чтобы познавать и выходить из привычных рамок. Иначе он застынет в состоянии, которое называется «стагнация». Слышала о таком? – Слышала. Я не дура. – Быть дурой незазорно! Играть дуру – куда хуже! – Слушайте, вы… – Я – внимательно, а ты? – посмотрел раздевающим взглядом и у меня в трусиках начался потоп. Черт побери! Он просто смотрел, но такой взгляд нужно запретить. Спрятать за непроницаемыми черными линзами. Бесстыжий, трахающий взгляд, задевающий все глубинно женское. – Дошивайте и уходите, – выдавила из себя с трудом. – У меня чай стынет… – «Чай» остывает на кухне? С лимончиком – самое то! – подмигнул, поставил себе еще два стежка и ловко завязал, потом осторожно чикнул ножницами и отложил в сторону. – Готово! – Отлично. Выметайтесь! Он встал так резко и плавно, что я испугалась. Растерялась и не поняла, в какой момент оказалась прижатой к стене его крупным телом. – Скажи-ка мне, пчелка Жу-жу, а часто ли твою пизденку муженек обрабатывает? Или там невспаханная целина? Крупные мужские пальцы сжали половые губки прямо через ткань штанов и трусики. Кровь закипела и начала приливать к местечку, зажатому пальцами нахала. Мерзавец сдавил сильнее, я охнула от неожиданности. Ублюдок начал сжимать складочки ритмично. Ноги в коленях позорно дрогнули. – Целина, однако. Учти, я клевый пахарь, – подмигнул. Он приблизился к моим губам. Я подумала, что он меня поцелует. Очевидно, сошла с ума, но я хотела, чтобы он меня поцеловал. Глава 6 Мне всегда нравилось смотреть на мужские руки, в том, как сильные пальцы Якуба обхватывали член, было что-то гипнотическое. Крепкие запястья с черными волосками, смуглая кожа, под которой вздулись вены, словно он не член дрочил, а занимался тяжелой физической работой. Якуб начал ритмично гладить свой член пальцами по всей длине. Я не могла оторваться от завораживающего зрелища, чувствую, как внутри разгорается огонь возбуждения. – Смотришь? – ухмыльнулся похабник бесстыжий. – Смотри-смотри… Сегодня тебе светит только пробный… просмотр! – рыкнул. – Будешь хорошей девочкой, отблагодаришь дядю Якуба за то, что он отметелил бандюков и спас тебя от перехода по кругу… Внутри все сжалось от страха! Именно такого варианта я и опасалась, откровенно говоря. Но одно тело – просто бояться, второе – слышать вслух такие разговорчики. Причем изо рта этого мужалана, превосходящего силой раз в десять! вылетали только похабные словечки, еще и с матами! Неужели я его настолько сильно вывела из себя? При первой встрече он казался мне невозмутимым, буквально непробиваемым, как каменный утес, и очень уверенным в себе. Однако сейчас Якуб Исаев выглядел взбешенным и часто дышал.