В десять город пробудился. В небо взлетели алые воздушные шары. Час спустя пилотажная группа инквизиторских ВВС устроила показательное выступление. Безоблачную синеву исчертили белесые следы. Закутавшись в одеяло, я проглотила две таблетки обезболивающего и настроила радио на новостную волну. Ведущий, захлебываясь, провозгласил сегодняшний день национальным праздником. Для всего работающего населения – за исключением тех, кто занят в сфере жизнеобеспечения, – был объявлен официальный выходной. Фрэнк Уивер призвал Даниэлу Гонсалвес, чье местонахождение до сих пор неизвестно, подписать указ о полной и безоговорочной капитуляции. Воображаю, в каком аду сейчас Гонсалвес. Ее капитуляция положит конец бомбардировкам. («Сайену не чуждо милосердие, президент. Смелее».) И поставит крест на гражданском сопротивлении. Закрывшись в бункере, Гонсалвес ломает голову, как оправдать грядущий выбор, от которого зависит ее место в истории. Запомнят ли ее предательницей или мученицей, трусом или героем? Чем дольше она тянет с решением, тем больше народу погибнет. Хотя Сайен занял столицу, авиаудары по другим городам продолжатся вплоть до капитуляции. В полдень передавали прямое включение с Менаром. Инквизитор подчеркнул, что именно французские солдаты, составлявшие костяк армии вторжения, сыграли ключевую роль в завоевании Лиссабона, а также похвалил верховного командующего Франции за решимость и отвагу на передовой. К официальной капитуляции обещали приурочить пышные торжества, включая бал-маскарад, который пройдет в Grande Salle de Paris, а пригласительные билеты будут разыграны в лотерею. Ужасало, как стремительно Сайен одержал победу и сломил сопротивление. Когда они нацелились на Ирландию, конфликт растянулся на несколько лет, вылившись в войну на истощение. Европа на грани войны. Континент, словно спичка, вспыхнет от малейшей искры. Вспышка не за горами. Скоро заполыхает так, что мало не покажется. К часу поступили сенсационные известия. Вторая инквизиторская дивизия рассредоточивается. Половина задержится в Португалии контролировать передачу власти, вторая половина двинется дальше. Иначе говоря, Сайен не собирается откладывать завоевание Испании в долгий ящик. У меня оставался последний козырь в рукаве. Кое-кто владеет информацией о Шиоле II и наверняка согласится продать ее мне. После, вне зависимости от успеха предприятия, я выберусь отсюда любой ценой и передам добытые сведения «Домино». В два часа нагрянул Кэд с булочками и кофе. Он плотно затворил дверь и, пристроив поднос, поманил меня к себе. – Как и следовало ожидать, Менар отменил вашу встречу. У него пресс-конференция и куча официальных визитов, а на вечер заказан столик в «Ле Марэ», – зашептал Кэд. – Пользуйся случаем, беги. – Интересно как? – Вечерняя смена заступает в восемь. Вселись в легионера. Открой дверь. – А дальше? – Повернешь направо и иди до портрета Жакмин Ланг. За ним находится потайной ход, по нему ребятишки и пробираются в мансарду. По вмурованной лестнице спустишься в зимний сад. Перед глазами встал план здания. Зимний сад располагался на первом этаже, через стенку от Бального зала. – Моя прикормленная кухарка, Клодин, всегда уходит последней. Она выведет тебя через кухню. Единственное, ее смена заканчивается в половине девятого, если опоздаешь… – Пойдем вместе, – перебила я. – О чем ты? – растерялся Кэд. – Вступай в Касту мимов. Ради чего тебе торчать здесь? Рано или поздно Менар спишет тебя в утиль или узнает про измену. Тебя казнят, Кэд. – Я взглянула на него в упор. – Бороться можно по-разному. – Я должен увидеть малыша, – хрипло откликнулся он. – Хотя бы раз. Потом и умереть не страшно. Возразить было нечего. – Тогда прощай. Вернее, до встречи. Его лоб разгладился. – До встречи. Внезапно Кэд крепко обнял меня и прижал к себе. Едва наши ауры переплелись, мне почудилось, что я оступилась и падаю. Умиротворяющее и одновременно тревожное чувство. На мое счастье, чары быстро развеялись, я успела вытащить из кармана связку ключей и легонько похлопала Кэда по спине. Наконец он разжал объятия. Волосы у меня на руках встали дыбом. – Береги себя. Рад был повидаться, Пейдж. – Взаимно. Улыбнувшись напоследок, он постучал в дверь и, едва та открылась, вышел. Я шагнула к окну и чуть отодвинула штору. Проверим золотую пуповину в действии. Сегодня ночью. Я попыталась детально воссоздать свою дислокацию. План отступления есть, но на всякий случай готовься спасать. Ответом была легкая вибрация. Поигрывая украденным ключом, я на мгновение почувствовала, что Арктур здесь, со мной. Но даже мгновения хватило, чтобы воспрянуть духом. Теперь мне ничего не страшно. Настал черед скудной кормежки. На сей раз я не стала кочевряжиться, опустошила суповую тарелку и подмела хлеб до последней крошки. Если не хочу поймать пулю, мне понадобятся силы для бега – и странствий. Перекусив, я вытянулась на кушетке. Ключ от погреба спрятан в кармане блузки и прикрыт свитером. Кэд велел уносить ноги в восемь, однако прежде мне необходимо навестить Корнефороса Шератана. Когда сумерки окутали цитадель, я поднялась с ложа и постучала в дверь. Щелкнул замок, легионер из ДКО распахнул створку, из-под опущенного забрала шлема виднелся только рот. Караульный был в полной амуниции, как будто она могла защитить его от моего единственного, но вместе с тем убийственного оружия. – Чего надо? – грубо осведомился он. – Воды. – Я притворилась, что теряю сознание. – Пожалуйста, пить. Легионер крепче стиснул дубинку на поясе. – Ладно, – смилостивился он. – А теперь назад, anormale. Живо! Я затравленно попятилась. Легионер захлопнул дверь прямо у меня перед носом. Судя по движению лабиринтов, кто-то из легионеров направился вниз. Теперь меня караулили трое. Я устремилась в эфир. А когда открыла глаза, мир виделся словно сквозь мутное стекло. Меня забросило в начальника отряда, дежурившего в коридоре. Я незаметно вытащила из скважины ключ и сунула его в кармашек на поясе. Двое «моих» напарников курили у открытого окна. Вместилище располагал весьма скудным арсеналом: дубинка и пистолет-транквилизатор, заряженный «флюидом». Последний точно не годится – «флюид» слишком медленно действует на невидцев. Еще у меня на ремне болталась рация. У обоих курильщиков тоже. Вызовут подкрепление, и глазом не успеешь моргнуть. А мне нужно беречь силы на крайний случай. – Сделайте перерыв, – предложила я, ловко сымитировав голос начальника. Не зря весь день топталась под дверью. – Никуда паранормалка не денется. – Мы бы с радостью. – Легионер выдул в окно струйку дыма. – Просто неохота выслушивать очередные претензии от Коции. – А вы меньше болтайте, – как можно равнодушнее бросила я. – Ну так как? Полчасика? Потом сочтемся. Легионеры переглянулись и, пожав плечами, отправились восвояси. Едва они скрылись из виду, я отперла камеру, сгрудила вместилище за диваном и метнулась в свое тело. Легионер заворочался. Я стащила с него шлем и огрела по голове дубинкой. Он глухо застонал, позволив мне беспрепятственно забрать пистолет и рацию. К возвращению «доброго самаритянина» с водой все было готово. Заметив, что его товарищи отсутствуют, он потянулся за рацией – и рухнул без чувств, атакованный моим фантомом. Как ни странно, стакан покатился по полу, не разбившись. Затылок пронзила боль. У меня оставалась последняя попытка использовать дар без ущерба организму. Подхватив «самаритянина» подмышки, я втащила его в камеру, где помогла избавиться от пояса и куртки. И только потом выстрелила в обоих легионеров «флюидом». Они пробудут в отключке, пока их не хватятся и не введут антидот. Убедившись, что путь свободен, я закрыла их в камере и повернула направо. Двадцать минут форы. Потом курильщики вернутся и поднимут тревогу. Сквозь крышу мансарды пробивались последние затухающие лучи. Вздрагивая от каждого шороха, я быстрым шагом миновала мебель в чехлах. В западном углу, у стены, обнаружился оправленный в золото портрет Жакмин Ланг в натуральную величину. На поясе висел карманный фонарик. Направив его на стену позади портрета, я принялась ощупывать декоративные панели. Одна панель болталась, и я налегла на нее всем телом. Наконец перегородка сдвинулась. Из темного провала тянуло сквозняком. Фальшивая стена. Распластавшись на животе, я протиснулась в щель. С потолка сыпалась пыль. Стараясь не закашляться, я вернула панель на место и посветила вперед. Луч выхватил узкую винтовую лестницу. Я стащила ботинки и заткнула их за пояс. Потом выключила фонарик и сунула его в карман. Свет может просочиться сквозь щели и выдать меня с головой. В отеле «Гаруш» по-прежнему сновала добрая сотня лабиринтов. Тьма стояла кромешная. До лестницы добиралась на ощупь. Ступени предательски скрипнули под тяжестью моего веса. Любой заработавшийся допоздна чиновник мог услышать меня сквозь тонкую перегородку, скрывавшую забытую часть особняка. Всю дорогу я чутко отслеживала эфир. Не хватало еще нарваться на Милен с Жаном-Мишелем. Впрочем, ребят поблизости не оказалось. В отличие от их папаши. Спустившись еще на пару ступенек, я почуяла сквозняк и, щелкнув фонариком, прикрыла луч ладонью. Справа, прямо над головой, зиял неровный пролом. Лестница уходила вниз, на первый этаж. Нельзя терять ни минуты, нужно добраться до Корнефороса раньше, чем ДКО вернутся в мансарду… Но Менар был так близко, а искушение подслушать его тайны – слишком велико. В конце концов, меня послали сюда шпионить. Успокоив совесть, я втиснулась в пролом с фонариком в зубах и, перебирая руками, поползла вперед, к свежему воздуху. Только очутившись в тесной норе, я погасила свет. В зазоре между потайным ходом и оштукатуренной по дранке стеной немилосердно дуло. Бесшумно, словно паук, я ползла на брюхе, дыхание было тягучим, как мед. Меня не пугали замкнутые пространства. В отличие от темноты. Сглотнув, я упорно продвигалась вперед, хотя пыль забивалась в нос, в горло. Слева раздался голос Менара. Он разговаривал с кем-то, однако у его собеседника почему-то отсутствовал лабиринт. Удостоверившись, что дальше хода нет, я припала ухом к стене. – …четыре дня назад, Рэкхем, – чеканил Менар по-английски. – Я не привык ждать в угоду паранормалам. Я затаила дыхание. – Покажи имена, – потребовал Менар. Повисла долгая пауза. Наконец: – Это вымогательство. За дурака меня держишь? – Напротив, вы всегда представлялись мне человеком мудрым, – откликнулся его собеседник. – А сумму считайте страховкой. Кровь отхлынула у меня от лица. Я узнала бесстрастный, искаженный мундштуком голос, хотя слышала его только однажды – перед битвой за власть. С тех пор он прочно врезался в память. Вытащив из-под себя затекшую руку, я принялась ощупывать стену в поисках бреши. Вскоре пальцы наткнулись на зазор между дранками. Снаружи штукатурка облупилась, и сквозь крохотное отверстие сочился тоненький лучик света. Припав к импровизированному глазку, я увидела Золотой зал.