Наяда продолжала лежать, её зубы стучали от холода. Видя, что девушка вне себя, мужчина стал тормошить её за плечо: –Дурёха, ты, что хотела утонуть? Или промёрзнуть, заболеть и умереть? Из-за меня? Та обвела глазами лужайку, и заметила, что лошадь сестры отвязалась и ускакала вместе с одеждой Граветин. Надо как-то сказать Норману о случившемся. Забывшись, что она совершенно голая, Наяда привстала. Виски в её руках опасно накренилось, грозясь пролиться. Мужчина переводил взгляд с фляжки на заманчивую наготу. Дрожащими руками взял виски. –Я сам тебя натру, раз ты не в состоянии. Его руки, мокрые от спиртного, коснулись её шеи и поскользили вниз, но уже не быстрыми движениями, а плавными, томными. Вдруг Норман прижался к её телу. Его руки жадно гладили спину Наяды. Девушке тоже захотелось обнять мужчину, коим она бредила этот год. Но она всхлипнула, набралась храбрости и выпалила: –Почему ты не спросишь где моя сестра? Ведь ты приехал искать нас обеих? Руки мужчины замерли. –Зачем ты вспоминаешь о Граветин?– зашептал он,– Ты ведь хочешь меня? –Да, я люблю тебя. Но не могу быть твоей женщиной в день смерти своей сестры. –Что?!– Норман подскочил. Наяда поспешно принялась одеваться. –Она утонула,– вновь всхлипнула девушка. Пустыми глазами Сэндлер уставился на спокойную рябь волн. Потом допил остаток виски, помог свояченице залезть в седло, и угрюмый ехал всю дорогу до дома. Он не любил Граветин, но успел привязаться. «Наверное, это я виновата в смерти сестры…я так неистово желала быть вместе с Норманом…что небеса услышали мои мольбы…»– печально думалось Наяде. Она вдруг испугалась: никому ещё не принесло счастья чужое горе. После панихиды Сэндлеру не хотелось покидать уютный дом судьи, но что делать… «Оставить Джозефа здесь, или увезти малыша сестре Илларии? Та, безусловно, будет рада, своих детей у неё нет. А здесь свой наследник – Орин. Его не стали вызывать на похороны из Девоншира, чтоб не травмировать душу,– размышлял Норман, собирая свои вещи в саквояж,– За книгами по философии и праву пришлю потом слугу… Наяда боится на меня глянуть, видно жжёт стыд. Глупая ещё, думает, если кинулся на неё у речки, значит влюблён. Да любой нормальный мужик точно также среагирует на голое тело молодой, соблазнительной девушки. А почему бы и не совратить её? Она же не будет кричать о том, что сама забралась в постель к мужчине, да ещё и к мужу родной сестры! Ну, останется старой девой, да и чёрт с ней. Я-то буду далеко от дома Филдингов. Теперь надо плотнее подобраться к обожаемой Оттавии. Но как? С какой стати вдовец Сэндлер будет приглашать чету Боу? Какие у нас общие интересы? Никаких. Хоть бы кто на Малевольти предъявил иск что ли…» –Собираешь вещи?– плаксивым голосом поинтересовалась вошедшая Наяда. «Ага, я так и знал – прибежала проститься,– ухмыльнулся Норман,– Завалить её прямо здесь, на столе? А, что, экстравагантно и заманчиво». Он улыбнулся своим пошлым мыслям. Затем придал лицу скорбное выражение и обернулся. –Наяда, ты будишь во мне насильника,– счёл нужным для очистки совести предупредить Норман. Она опять поняла его не так. Закрывши лицо руками, девушка вопрошала: –Почему ты сразу не женился на мне? Польстился на глупышку? По мере того, чем больше говорил Сэндл, руки Наяды ползли вниз с лица, открывая удивлённые глаза. –Твоя красота отдаёт льдом. Я никак не мог предположить, что столь шикарная девушка способна полюбить простого служащего… Граветин была простой девчонкой, без особого обаяния, готовая к подчинению, радостно и с благоговением заглядывающая в рот мужу, если тот говорит умную фразу. А ты…интеллектуальная, непосредственная личность…я боялся отказа…и боялся тебя. Она во все глаза смотрела на него. –Спасибо за откровение, значит, я внушаю тебе страх?– хватило у неё сил на иронию. –Я боялся потерять голову. Боялся быть нелепым подкаблучником. –Значит: ты меня любишь?– поспешила сделать вывод девушка, и к полной неожиданности Нормана, сама кинулась к нему в объятия. Мужчина не успел возразить, в последнюю минуту он испугался последствий, её всемогущий папочка может упрятать и на каторгу, как вдруг дверь открылась и на пороге замер старик Остин. –Как это понимать?– рявкнул хозяин дома. –Норман просит моей руки,– скороговоркой ответила за друга Наяда. –Что не делается – всё к лучшему,– пробурчал Сэндлер, не то, успокаивая тестя-патрона, не то себя. –А, что, действительно: благодать,– оживился Филдинг,– Джозефа не обидит родная тётка, и Норману с малышом незачем будет покидать наш дом. Да и ты, наконец, выйдешь замуж. И глава семьи поочерёдно обнял обоих. Дочь плакала от счастья. Сэндлер смиренно думал: «Да, так будет лучше. Мы по-прежнему сможем приглашать супругов Боу на все праздники и торжества. Какая разница женат я или нет, ведь Оттавия тоже не свободна». Отец приобнял любимицу, вывел её из комнаты. Он рассказывал ей: –Когда ты родилась, уже была очень красива, и я сказал, что такими совершенными бывают только феи, потому мы назвали тебя нимфой – Наяда. –Папа, меня удручает тот факт, что все считают меня занудой. –Будь веселее, научись шутить. И пусть твои шутки будут не колкой издёвкой, а подбадривающей поддержкой. –Я попробую измениться…мне надоело быть одной, без подруг, все избегают меня. –Но я заметил, как к тебе набивается в подружки Беула Спенсер. Она умная, опытная женщина, она многому научит тебя и даст совет. Они поделились радостью с матерью. С высокомерием и с непроницательным видом Джобет выслушала их, и заявила: –Поздравляю, ты добилась своего. –Ты знала, что Наяда любит Нормана?– удивился Остин. Девушка присела в почтительном реверансе перед матерью и удалилась к себе. –Создаётся впечатление, что Наяда причастна к гибели своей сестры,– жёстко намекнула Джобет. –Вы клевещете на собственную дочь! –Почему Сэндлер и Наяда вернулись вместе? От обоих несло спиртным, будто они в нём искупались! –Замолчите! Норман облил Наяду для согрева, а сам выпил, чтоб заглушить горе. –Вы всему находите оправдания. Судья, еле сдерживаясь от злобы, предупредил: –Если Вы ещё раз скажите подобное – я ударю Вас! Оттавия поправляла цветы на шляпках, когда в магазин вошёл Освальд Боу. Жена безмолвно вопрошающе воззрилась на него. –Мой зять Теодор Торнтон внезапно скончался от резей в животе. –Чем я могу помочь? –Виндэлия сильно убивается, побудь с ней, пока я отлучусь по делам. –Хорошо, я оставлю магазин на продавцов. Когда Отта вошла в комнату для гостей, падчерица, что старше мачехи на десять лет, билась в истерике, катаясь по полу. Её дорогие платья нещадно мялись. Вокруг неё бегали служанки, кто с нюхательной солью, кто с водой. Оттавия растерялась. –Виндэлия Торнтон, Вы же дворянка! Не подобает так переживать на глазах у всех!– грубо напомнил дочери правила приличия Боу. Ответом ему были безудержные рыдания. –А как чувствуют себя мальчики?– спросила Отта у мужа. –С ними Артур и Эммит. –Пожалуй, я тут ничем не смогу помочь, нужен доктор с успокоительными или снотворными. –Миссис Дирк, идите за доктором! У меня куча дел, А Ваши бабьи слёзы меня отвлекают от важных мероприятий.