–Пусть дедуля нас хотя бы покатает,– поддержала сестра брата. –Вот вернусь из плаванья, и займусь вами,– обещал Айвор внукам,– Выращу себе замену. А сейчас: марш на берег! Мне нужна дисциплинированная команда, а не нытики на корабле! Дети с неохотой покинули барк, поцеловали деда, и стали вместе с роднёй махать ему вслед. Джобет таяла на глазах, она отказывалась от пищи, пребывала в плохом расположении духа. Последнее время женщина уже не вставала. Дочь часто приходила к ней, уговаривала что-либо съесть, но мать гнала её. Остин навещал супругу очень редко, его раздражал вид больных людей, тем более он считал, что Джобет сама усугубляет недомогание своей отрешённостью. У постели больной неизменно дежурила её любимая служанка Джоанна, молчаливая и скромная, преданная и отзывчивая. Даже Джозеф не радовал Джобет, она просила унести шумного ребёнка. Как-то Джоанна отпросилась на пару дней. Её сменила дочь больной. Мать молчаливо лежала, отвернувшись. Неделю назад Руперта Буркса послали за Орином по просьбе Джобет. –Ты…и Граветин…– вдруг глухо заговорила больная,– Вас было двое там, у реки. Что же произошло на самом деле? Женщина повернула своё потемневшее лицо к дочери. –Мама…мама…– залепетала Наяда, заливаясь слезами,– Ты мне не веришь? Да, я любила Нормана, но Граветин была мне сестрою… –Ты презирала бедняжку за её неказистость, а после ненавидела за то, что та опередила тебя, признанную красавицу, в браке. С крошкой Джозефом ты никогда не играешь! Что, слишком похож на мать? –И из-за этих низменных мыслей Вы вгоняете себя в гроб?– слёзы девушки высохли, она зло смотрела на Джобет. –Все вы, красавцы, хотите для себя лучшей доли. Что Остин, что ты…– осуждала больная своих близких, затем более спокойно наставляла дочь, её голос с каждым словом слабел всё больше,– Ты не любишь Нормана. Ты просто хотела заполучить того, кто не обратил на тебя должного внимания… подумай, как будет болеть твоё сердце и рваться вслед тому, кого ты действительно по-настоящему полюбишь… –Я люблю Нормана,– упрямо заявила дочь. –Подъехала карета… Глянь, это, наверное, Орин… Наяда подбежала к окну. Мрачный брат выходил из кареты. –Орин!– воскликнула сестра и вернулась к матери. Джобет невидящими глазами смотрела в потолок. –О, мама! Ты не дождалась своего сына! И Наяда разрыдалась. Следующий год прошёл у Филдингов в трауре. Оттавия Малевольти почти безвылазно просидела дома три года, воспитывая подрастающих дочек. Никакие няни не справлялись со своевольной Джессикой. Чем быстрее девочка росла, тем шаловливей становилась. И, скрипя сердцем, Оттавии пришлось нанять нескольких управляющих в магазины. Теперь ей приходилось следить за бизнесом только по бумажным отчётам. Филдинги ещё несколько лет не устраивали праздников и не принимали у себя большое количество гостей из-за болезни младшего Сэндлера, у мальчика то начиналось кровотечение из носа, то рвота, то сильнейшая простуда. С ребёнком сидела то Джоанна, то Руперт. 17 апреля 1.807 года. После очередного заседания суда, Остин Филдинг пребывал в угрюмом настроении за ужином дома. Зять за столом обсуждал выгодное для Англии первенство на море: –После Трафальгарской битвы в 1.805 году Атлантический океан можно переименовывать в Английский. –Горацио Нельсон был самым выдающимся вице-адмиралом,– вздохнула Наяда. –Да, как мы тогда разгромили франко-испанский флот! Заявление Филдинга прозвучало, как приговор самому себе: –Я ухожу с поста судьи. –Но, папа, Вы только и жили делами горожан,– ахнула дочь, держась за свой округлившийся живот. –Сегодня я узнал, что обвинил мистера Чосера ложно. –Виновато не правосудие, а следователи, они не дознались истины!– выгораживала работу отца дочь. –Вы такой деятельный человек, дорогой тесть, что не сможете просто так бездельничать дома,– отмахнулся Норман от старика. –Чосер погиб в изгнании, он страдал и болел, хотя в жизни ничего предосудительного не совершил! Его спутали с другим джентльменом!– не унимался Остин. –Значит такая у него на роду судьба,– уверяла Наяда. –Глупости! Это и моя вина! Ведь было очевидно, что Чосер не виноват! У него были глаза честного человека!– кричал Филдинг-старший. У Джозефа пошла кровь из носа, заливая красной краской опустевшую белую тарелку перед ним. Руперт, что сегодня прислуживал за столом, подхватил мальчика на руки и вынес из столовой. Вся семья в ступоре воззрилась на пятна крови, предчувствуя плохое предзнаменование. Норман распорядился послать за доктором. Служанка убрала окровавленную посуду. Разговор за столом продолжался. –Я не буду надоедать вам, молодым, своим присутствием, я решил пойти в миссионеры,– обнародовал своё решение бывший судья. –Папа, это неслыханно! В твои годы разве можно пускаться в сомнительные авантюры? –Начну жизнь заново и точка!– настаивал отец,– Уеду в самые забытые Богом края, на Андаманские острова. –Но, папа, ни одна миссионерская экспедиция не смогла прожить там и пару лет! Все умирали от лихорадки!– со слезами вскричала Наяда. –Я – крепкий старикашка,– успокаивал дочь Остин, уверяя и себя, просил,– Берегите Джозефа. –Джозефа надо тоже отдать в военный колледж, как и Орина,– вытирая слёзы, рассуждала миссис Сэндлер. –Ты в своём уме?!– вскричал Норман,– Да он дома-то болеет, а что будет с ним без надлежащего присмотра? –Слишком много бегаете с ним!– возражала жена,– Изнежили его с дедом. Словно он барышня какая! В колледже будет режим дня и тренировки. Это сделает его здоровым. –Интересно, что скажет доктор,– с тяжёлым вздохом, вставая, сказал Филдинг. Через четверть часа дед и отец Джозефа стояли у кровати мальчика. Бернхард Драммонд осматривал больного. Затем взрослые вышли в коридор. Сэндлер предложил врачу чашку чаю в своём кабинете. Тот согласно кивнул. Драммонд удобно расположился в кресле и потягивал бодрящую жидкость. –Берни, уже изобретено столько лекарств, неужели нельзя найти нужную комбинацию фармацевтических средств, чтобы сразу поставить на ноги недужного?– недоумевал Норман. –Ваш ребёнок просто более чем другие дети, восприимчив к еде. Надо укрепить его желудок, и всего лишь. Ни в коем случае не голодать, есть только свежие продукты, даже вчерашний хлеб может вызвать у него приступ тошноты. С годами эти недоразумения с желудком пройдут, он ведь мужчина,– объяснял доктор, затем, подумав минуту, развил тему лекарств,– А на счёт фармацевтики…Да, с каждым годом в услужении у врачей становится всё больше лекарств, наука всё глубже познаёт человеческий организм…и чем больше мы познаём внутреннее строение человека, тем загадочней и непостижимей нам представляется душа индивидуума. –Это Вы к тому, что приступы Зэфа могли возникнуть на нервной почве?– переспросил Филдинг. –Запросто. Мальчик хочет обратить на себя внимание, он переживает, как следствие – повышается давление, тонкие стенки сосудов носа лопаются, вот вам и пожалуйста: непроизвольный выплеск крови. –Тогда действительно лучше его отправить в какое-нибудь военное заведение, там ему не надо будет заострять внимание на своей персоне,– принял решение бывший судья. –Но я хочу видеть, как растёт мой сын,– возражал Норман,– Я спрошу у мальчика, хочет ли он жить в казарме. –Ты балуешь его!– одёрнул зятя Остин,– Дети должны слушать приказания родителей и беспрекословно исполнять! –А Вас ни в коей мере не должны касаться наши дела: Вы собираетесь сменить дом на хижину аборигена! –Чего ты боишься, Сэндлер? Можно отправить Джозефа в Итон, там за ним присмотрит Орин.