За эти годы Оттавия одержала очередную победу: её родственники беспрепятственно навещали дом Боу в любое время суток. С утра Чезорино навестил сестру. В свои 34 года он выглядел измождённым, уставшим от забот. Печаль залегла тёмными кругами вокруг глаз. Итальянка поцеловала брата в обе щеки. Журила: –На тебе опять лица нет. Как всегда – много работаешь. –Ну да. И мало сплю. Просыпаюсь каждый раз, когда Зила заходится в кашле. –Будишь измываться над своим организмом – тоже заразишься. Ешь побольше мяса и сметаны. –Я ем. –Сейчас посмотрю на твой аппетит. Весёлая болтовня молодых Боу за завтраком настроила и пессимиста Чезорино на благодушное настроение. Двадцатидвухлетний Артур рассказал превосходную новость: в Уэльс едет знаменитый цирк-шапито мадам Жюдор. Двенадцатилетние близняшки не скрывали радости. Девятнадцатилетний Эммит хвастал, что поборет борца Тьерри Моранте, ведь с помощью гирь тоже накачал не слабую мускулатуру. Восемнадцатилетней Лэсли за столом не было. На вопрос Чезорино, где старшая из сестёр, Джесс шепнула по секрету: –У нашей «язвы», наверняка, язва – желудок болит. Пьёт молоко да ест манную кашу… Она стала тощая, как кочерга. Девчушка хихикнула. Её дядя порадовался, что в этом доме детей не морят голодом в угоду моде. Освальд Боу за столом тоже отсутствовал. Не дожидаясь вопроса, расторопная Джессика выдала дяде: –А папа с вечера ещё не появлялся. И чего он ночами в магазине сидит? Чезорино перевёл взгляд на сестру. Отсутствие мужа её ни сколько не волновало, значит, она так и не сблизилась с Освальдом…хотя, кажется, Отту всё в жизни устраивает. –Оттавия, скульптуры у фонтана особняка Филдинга – моя последняя работа, обрати внимание,– попросил брат. –Разве тебя не будет на балу? Покажешь сам. –Ты путаешь благотворительные выставки бедных художников с великосветским раутом. –Прости. Я думала Сэндлеры ценят твоё искусство. –Мало-мальски ценят, но безродных держат на расстоянии. Ты среди них, это уже большое достижение. Артур перевёл разговор на обсуждение голосов актёров в местном театре Милфорд-Хейвена. Затем спорили, кто победит в новой войне: Франция или Россия. Артур был уверен, что Наполеон, как бесподобный стратег, возьмёт вверх. Эммит утверждал, что у русских могуч дух патриотизма, и они вгрызутся в горло любому врагу. Чезорино посетовал: «Армия русских хуже подготовлена к войне, всем известно, что тамошние чиновники сплошь казнокрады. Как жаль русский народ…» Оттавия сказала, что любая нация должна не сдаваться, в худшем случае исхода войны: уйти в партизаны, и бешено сопротивляться рабству. Вечером Оттавия с пасынками и падчерицей переступила порог дома Филдинга. На ней модное платье «греческого» силуэта (приталенное у груди) с глубоким декольте. Платье бледно-голубого цвета с едва уловимым васильковым отливом, по низу и по бокам которого шёл античный орнамент, вытканный из серебра. Сзади развивался накладной шлейф трен из ярко голубого бархата. Рукав платья был коротким, поэтому руки закрывали лайковые перчатки до плеч нежно-голубого оттенка. Ноги не ощущали воздушные туфли «стерлядки» из атласа. Пасынки надели фрак и кюлоты. Лэсли обожала невзрачные платья, думая, что в них она выглядит наивно-трогательной. Она присоединилась к группе ровесниц. Сотни свечей в огромных люстрах освещали наряды гостей. Парики уже никто не носил, мужчины щеголяли бакенбардами, а женщины причёсками, где волосы собирались наверх, оголяя шею. Норман приготовился к стратегическим действиям: «У Отт нет любви к мужу, её сердце свободно, я сделаю, наконец, попытку завоевать её. Приглашу на танец, засыплю комплиментами, очарую…Чёрт, говорят, итальянки верны в браке мужу, вдруг Оттавия не купится на мои ухаживания?.. Впрочем, её сестра Берта, тоже итальянка, однако была рада развеяться со мной в гостинице…» Наяды поблизости не было, она подходила то к одним, то к другим гостям, развлекая последними слухами и выслушивая свежие сплетни. Многие мужчины галантно ухаживали за ней, сражённые её холодной красотой. Она снисходительно позволяла эти плутонические, невинные шалости. Хотя иногда задумывалась: почему не найдёт себе в этой толпе воздыхателей любовника? Годы уходят, ей уже 29 лет. Неужели она всё ещё любит Нормана? Нет, но она возносит своё благочестие, свою чистоту и высокую нравственность. В кругу молодых повес на бал прибыл и Роланд Спенсер. Он отстал от своей компании, рассыпаясь в любезностях перед тёткой Августой, ведь заведённые столетиями назад правила приличия нельзя нарушать. Та безразлично кивала в ответ. Но юноша не обижался, его мамаша здорово насолила этой славной женщине. Роланд приблизился к молодым людям, с коими сюда приехал. Они что-то горячо обсуждали. До Спенсера долетели ироничные фразы: –Роланд мнит себя красавцем, а у самого рыло крестьянина. –Глазки, как у поросёнка! –Уродливый нос ужасно вздёрнут вверх! –На такого только за деньги и можно смотреть. Так вот как о нём отзываются «близкие» друзья! А он-то думал его ценят за искренность, за общительность, а на самом деле его презирают и вполне вероятно: тайно завидуют его капиталам. Юноша развернулся и пошёл от приятелей в другую сторону. Нет, он не обиделся. Зачем ему сердиться на правду? Да, он обладает отталкивающей внешностью. Просто не надо смотреть на всех, как на потенциальных друзей, надо прятать мечты и порывы в себе, не выставлять на общее обозрение, чтоб не оказаться опять в эпицентре насмешек. А с этими двуличными подхалимами Спенсер больше общаться не будет. Билинда послушно выслушивала нравоучения отца: –Дочь, ты уже засиделась в девицах. Тебе двадцать лет, а жениха в нашем доме мы ещё не видали. Будь поактивней, улыбнись кому-нибудь пару раз. Расскажи занимательную историю в кругу сверстников. Короче, лезь из кожи, но обрати на себя внимание. Я буду за тобой следить. Мисс Драммонд неуверенно примкнула к группе знакомых девиц. На неё, как на соперницу, давно из них никто не смотрел. Айвор предложил сыну: –Придётся везти Билинду в Лондон на тамошние приёмы. –Ага, папа, чтобы на её приданое клюнул какой-нибудь мот-пройдоха. –Внемли разумному совету, Берни, ведь в Лондоне у меня куча друзей-однополчан, и каждый сочтёт своим долгом пригласить меня с домочадцами на приём. Среди родных друзей, поди, найдётся бедный, но благородный джентльмен, который оценит душевные качества нашей Билинды. Августа тяжко вздохнула, слушая их. Её взор поймал в буйстве нарядов силуэт Оттавии. Улыбнувшись, она пошла к ней навстречу. Айвор заметил сыну: –Для тридцати восьми лет твоя жена прекрасно выглядит, ей дашь на вид не больше двадцати семи лет. –Вы, папа, тоже держитесь молодцом. –Я, признаться, не ожидал, что сноха присмиреет после разрыва со скульптором. –Да, целыми днями читает. На прежнюю никчёмную Августу совсем не похожа. –Даже на балах холодна и рассудительна, недоступна и излишне галантна, подумать только. –Эй, Норман, куда ты так разбежался, что не заметил нас?– окликнул хозяина Бернхард. Конечно, он спешил к Оттавии, но раз его остановили, придётся поболтать с друзьями. –Где виновник торжества?– узнавал эпатажный Айвор. –Всё ещё наряжается, после военной формы трудно менять вкусы и вживаться в новую натуру. Когда он приехал домой, мы целый день скупали всё необходимое для гардероба денди. –Полиция ещё не напала на след маньяка, что наводит ужас на город вот уже целый год?– интересовался Драммонд-старший. –Да, кто-то крадёт детей и молоденьких девушек с рабочих окраин, но у нас нет даже подозреваемых,– развёл руками адвокат. –Этим извергом может быть кто угодно. Как говорится на латыни: «Разновидности безумства бесконечны»,– поддакивал Берни,– Мне жаль полицейских, что день и ночь безрезультатно рыщут по улицам Милфорд-Хейвена. Норман не слушал, он невольно сравнивал стоящих неподалёку друг от друга Оттавию и Наяду. Скучная и пресная англичанка, а рядом задорная итальянка, что без устали сыплет шутками, пытаясь развеселить подругу. Эффектная блондинка и шикарная брюнетка. Айвор проследил за взглядом Сэндлера. –Да, есть где взгляду задержаться. Уверен, женщины, присутствующие сегодня на балу, завтра скупят все запасы такого материала, что на Оттавии.