–Мои дети не пустое место! И я не оставлю их на попечение Освальда-изверга, он их замучает упрёками и оскорблениями! –Но на этот-то раз ты не сбежишь от меня, я надёжно придавил тебя своим телом. В следующую секунду барон вскрикнул от боли – Оттавия слегка укусила его за плечо. Она вырвалась и схватила одежду. –Полоумная!– вскричал парень, затем спокойно попросил,– Не уходи, я люблю тебя. Итальянка замерла. Оглянулась. Орин тянул к ней руку. –Мои дети не пустое место,– упрямо повторила Малевольти, и, натянув платье прямо на голое тело, выскочила в коридор. –Опять то же самое!– возмутился он и ударил кулаком в стену. За ужином барон Филдинг, как только вспомнил обидное расставание, не сдержал эмоций, и на его глаза навернулись слёзы. –Дядя Орин плачет?– испуганно залепетала Фрэзи,– Мама, он плохо себя вёл, и ты его обещала наказать? –Дядя Орин ведёт себя не просто плохо, а отвратительно!– сообщила ей мать. Наяда и Норман во все глаза уставились на молодого капитана. –Ты и Оттавия порвали отношения?– с надеждой узнавал адвокат. –Рано радуетесь: я обязательно с ней помирюсь,– пообещал юноша. Сестра возмутилась: –Почему ты не хочешь достойно жить, как другие уважаемые граждане Милфорд-Хейвена? –Потомучто от счастья меня отдаляют глупые догмы и нелепые законы, по которым получается, что Оттавия – взбалмошная дамочка, не жалеющая ни дочерей, ни мужа! –Но это правда,– искренне удивилась Наяда. –Да она только и делает, что жалеет их, боясь оставить. –Ты хотел увезти эту безродную итальянку? Похитить? Ты действительно не представляешь, как ранил бы сердца дочерей Оттавии, как обидел бы сквайра Боу. –Ах, Орин, зачем обижать этого скромнягу и милого дядечку Освальда Боу, он всего лишь подонок и деспот,– надсмехаясь, передразнивал Филдинг сестру, подражая её наставительным интонациям. Парень ударил ладонью по столу так, что вся посуда жалобно зазвенела. Наяда вздрогнула и выпучила глаза на брата. У неё не было слов при виде столь бурных эмоций. Фрэзи испуганно уронила вилку. Молодой человек в запале продолжал: –Вот если бы вернуть те времена, когда оскорблённые мужья вызывали на дуэль соперника! Я с удовольствием проткнул бы Боу, как зловредную букашку! Но нынче драться с применением оружия модно только в России. –Ага, убил бы Освальда Боу, и осиротил его детей,– взяла себя в руки сестра. –Обычно женщины надоедают быстро…– начал было поучения Норман. Но Орин перебил его: –Только не те, которых любишь. Сэндлер задумчиво проронил: –Мальчишка прав. Любимую женщину не легко вытравить из воспоминаний и из сердца. –О чём ты говоришь?– смеялась над ним жена,– Разве ты способен кого-то любить? –А ты?– вторил ей муж, лукавил,– Я-то имел в виду Граветин. Их дочь заплакала. Норман опять упрекал Наяду: –Своими сценами напугала ребёнка! Пусть Орин живёт, как хочет. –Ага, пусть снова приводит свою шлюху для развлечений прямо в наш добропорядочный дом! –Я скоро в плаванье уйду,– успокоил её брат. –Слава Великому Господу!– воздела руки к небесам баронесса Сэндлер. Вечером Наяда вошла в спальню к мужу. –Ты ошиблась дверью? Женщина, не обращая внимания на ироничный тон, деловито предложила: –Единственный способ борьбы с любовью – клевета. Нужно очернить Оттавию Малевольти в глазах Орина. Наш малыш слишком горд, он не простит измену. –И кто же возьмёт на себя почётную миссию клеветника? –Ты. –Хм…Я соглашусь, если ты останешься на ночь. –Чего ради? Я буду чувствовать себя отвратительно рядом с тобой. –Что ты теряешь? Всё равно бесплодна… –Ты не можешь без оскорблений! Жена выскочила из его спальни. –Как всегда нашла предлог, чтоб отвертеться от супружеского долга. 10 декабря. Счастливая невеста Шеннон, обряжена в белое платье, украшенное объёмным французским кружевом, в которое изящно вставлены камешки их хрусталя и лазурита. С ней под руку излучающий свет счастья Эммит. Дэннис похож на маленького гранда. Оттавия Малевольти в двойном платье полонез. Сзади верхнее платье присборено в две волны, спереди закрывает только бока. Её дочери в платьях наподобие. Все явно умилялись этими девочками и сравнивали с принцессами. Лэсли в честь свадьбы брата выбрала дорогую ткань для своего унылого платья – бежевый атлас. Артур мрачно осмотрел её наряд, и приколол яркий цветок, который превознёс праздничный вид нехитростному одеянию. Когда брачная процессия вышла из церкви, накидывая шубы, манто и пальто, и с весёлым гвалтом рассаживалась в кареты, Чезорино шепнул сестре Оттавии: –Зила сбежала из дома. –Что-о-о? –Оставила записку, вот,– брат протянул ей листок. «Не могу так больше, боюсь вас заразить, вернусь, когда болезнь оставит меня»,– бегло прочитала Отта. –Думаешь, она прознала обо мне с Августой? –Зила молчаливая и скрытная, ни с кем своих мыслей не делила…Теперь надо всё в вашем доме покрасить – зараза не выносит резких запахов. –Франческо, наконец, будет жить дома… –Как он воспринял бегство матери? –Вон, видишь, какой печальный. По ночам плачет. Оттавия подозвала племянника к себе. Обняла. Шептала ему на ухо: –Мой бесценный, ты можешь жить в освободившейся комнате Эммита сколько захочешь.