–Это не твой ребёнок,– наконец выговорила женщина. В его душе боролись противоречивые чувства. Ему хотелось ударить изменницу, и в то же время хотелось прижать её к себе, пожалеть. Сквозь рыдания Отта рассказывала: –Освальд Боу продал меня на одну ночь, как товар! Уныние навалилось на его плечи, заставило низко опустить голову. Мысли в плен взяло сомнение – губитель ясных грёз. Сумбурной чередой вырывались немыслимые обвинения: –Ты – похотливая шлюха, Оттавия! Я не верю твоим оправданиям! Твой муж боится тебя потерять, а ты заявляешь, будто он сам привёл тебя к другому мужчине! –Поверь мне! –Кто отец ребёнка? –Не скажу,– замотала головой женщина. –Что? –Но ведь и ты спал с Лэсли! –К твоему сведенью, лишь один раз, ради приличия! Он вскочил на ноги и выскочил из магазина. Холодный ветер бил в лицо, но юношу бросало в жар: как смириться с мыслью, что та, которую любишь и боготворишь, принадлежала другому? Лэсли примеряла украшения перед зеркалом, когда на пороге появился в крайнем возбуждении муж. –А, вот ты где,– с этими словами Орин, как шторм на маленький кораблик, набросился на неё, покрывая бесчисленными поцелуями, спешными, короткими, лишёнными чувств. Девушка пришла в замешательство. А муж торопливо сгрёб её в охапку и бросил на кровать. После родов прошло не так много времени, и интим принёс ей только боль. Затем Орин уснул, отвернувшись. А Лэсли смотрела в потолок невидящими глазами, её обволокла какая-то опустошённость. Ей не хотелось прижаться к тёплому телу мужа. От него веяло неискренностью. Интим наспех, без ласк, без признаний любви веял принятым решением исполнить долг или…ссорой с Оттавией. Муж зашевелился. Открыл глаза и улыбнулся ей. Она не ответила на его улыбку. –Я решительно взялся за исправление характера, и теперь всеми силами борюсь с порочащими джентльмена недостатками. За обеденным столом домочадцы заметили явную перемену в поведении Орина. Он услужливо подавал жене фрукты, заискивающе улыбался. Норман решил поддеть иронией шурина: –О, как ты похудел за эти дни, что провёл дома! Как Милфорд-Хейвен плохо действует на тебя. Пора опять в море. –А ты, я посмотрю, ешь всухую,– намекнул Филдинг на трезвость зятя. –Отныне я самый скромный, достойный и тишайший джентльмен в Милфорд-Хейвене,– заверил Норман. Наяда просто светилась от счастья и мира в семье. Вечером Орин постучал в кабинет Сэндлера. –Пришёл поговорить,– пробурчал шурин. –Ну, а сейчас-то нравоучения по какому поводу? Учти: если ты наймёшь сыщика шпионить за мной, то я откопаю компроматы на тебя с Оттавией. –Я расстался с Оттавией. –Расстался с Оттавией?– переспросил Норман, на его лице отобразилась радость вандала, что крушит произведения искусств, радость глупого мальчишки, что ломает куклу сестры, чтоб послушать её отчаянный рёв. –Норман, по службе ты в курсе всех дел в городе…в последних сплетнях какие версии похождений Оттавии Малевольти с новым любовником? От кого она прижила ребёночка? –Это ты такого мнения о любимой женщине?– прищурил свои насмешливые глаза адвокат. –Я всё-таки пол года был в плаванье… –А если за пол года она сменила 10 любовников? Я их всех должен перечислить? Юноша испуганно уставился на родственника. Тот расхохотался. –Да пошутил, пошутил. Про Оттавию никто ничего не сплетничает. –Как же так? Прислуга уверяет, что мужа Отта на расстояние выстрела к себе не подпускает… –Женщинам тоже свойственны мужские качества: лживость, похоть. Если повезёт, то младший сын Оттавии будет похож на своего отца, вот тогда город и узнает тайного любовника коварной Малевольти. Орин покинул кабинет. Норман достал из ящика стола кольцо, что укатилось от Оттавии к нему в день её замужества. Он вертел священный металл в руках. Образ любимой женщины возникал всякий раз, когда он брал в руки эту драгоценную вещицу. «Что бы ты не говорила, Оттавия, как бы не отнекивалась от моей любви, а сами небеса обручили нас в святой обители. И подарили тебе сына от меня»,– с лукавой улыбкой думал он. Через неделю Орин Филдинг сообщил за обедом родным, что вновь уходит в плаванье. –Наш Орин просто герой,– не то похвалил, не то иронизировал Норман. Лэсли зло высказала своё мнение: –А мне кажется: в моряки идут ограниченные личности. Как можно любить океан? Когда на протяжении многих месяцев за бортом одна вода? –Зато как после интересно осматривать другие страны, видеть иные цивилизации, слышать диковинную речь, пробовать нечто новое с иным, непривычным вкусом пищу,– пытался объяснить жене Орин прелести путешествий. –Вот только мне не понятно: почему я должна столько времени обходиться без мужа?– капризничала Лэсли. –Ради Бога, не устраивай сцен,– взмолился капитан,– Ты же знала, что идёшь замуж за моряка. –А, что, нельзя заняться рыболовством вблизи Милфорд-Хейвена? Всё Ирландское море кишит сельдью, треской и анчоусами! Нет, тебе обязательно подавай дальние края! Тогда возьми меня и Энджела с собой,– не унималась жена Филдинга. –Тебе совсем не жаль малыша?– изумилась Наяда. –Дети тяжело переносят морские путешествия, притом, что океан кишит пиратами и штормами,– вразумлял жену Орин. Лэсли с обиженным видом промолчала до конца трапезы. Норману было понятно её поведение: Лэсли сделала последнюю попытку усыпить совесть, быть вместе с мужем. И он ни сколько не обиделся на любовницу. Уедет Лэсли с Орином – и слава Богу; он найдёт другую «игрушку». Вечером Орин обнаружил жену у себя в спальне. –Пришла мириться. –Лэсли, сегодня у меня нет настроения на проказы,– отвернулся к окну барон. –Это оскорбительно, Орин, ты же опять исчезаешь на пол года! –Быстро встала и пошла!– прикрикнул муж. –Не ори на меня! Привык командовать матроснёй! И сам превратился в быдло! –Вербальное насилие с твоей стороны меня доконало!– огрызнулся капитан. Громко хмыкая, Лэсли накинула халат и вышла из спальни. Орин стал развязывать галстук, как из коридора донёсся возмущённый крик Нормана: –Буркс, я лишу Вас жалованья! Филдинг выскочил на лестничную площадку. Невозмутимый Руперт Буркс выслушивал претензии Сэндлера. –Буркс, Вас никогда не дозовёшься! Что Вы делали всё это время? –Норман, отстань от Руперта! Он – мой личный камердинер, и не обязан выполнять твои поручения. –Чёрт знает что происходит!– ругнулся адвокат и спустился с лестницы.