Мое дыхание замирает, а в горле как будто застрял большой ком. — И потом, — тихо замечает Келвин, — ты слишком красивая, чтобы не иметь опыта в любви, — прежде чем я успеваю осмыслить эти слова, он добавляет: — Я знаю только о Брэдли. Плюс тот, о ком сегодня упоминала Лулу. Вспомнив унизительный рассказ Лулу, я издаю стон. — Ну ладно. С девственностью я рассталась с парнем по имени Эрик на свой шестнадцатый день рождения. В выпускном классе встречалась с Джейком… Мы были вместе месяцев восемь. Отношения с Брэдли длились во время учебы в колледже. А после него было еще несколько, но — как ты говоришь, — ничего выходящего за пределы постели. Включая и того, о котором рассказала Лулу, — посмотрев вниз, чтобы оценить его реакцию, я вижу, что Келвин все равно чего-то ждет. Видимо, число. — Я занималась сексом с шестью парнями. — Шесть не так уж и плохо. — Для кого неплохо? Посмотрев на меня, Келвин смущенно морщится. — Видимо, для меня. Я отворачиваюсь. И совершенно не понимаю, что думать по этому поводу. Мы знакомы всего несколько дней, поэтому его присутствие в моей квартире — и у меня на коленях — ощущается форменным безумием. Помимо этого, складывается впечатление, будто Келвин в нашем браке готов взять на себя ряд обязательств и искренне интересуется мной как личностью. Учитывая желание защитить себя, я не знаю, как к этому относиться. Возможно, я тронута. По-прежнему одержима им. А еще чувствую настороженность. Ведь мы так и не пообещали друг другу, что станем хранить верность. — Большую часть из последних четырех лет я провел в поисках работы, — тихо говорит Келвин. — Поэтому отношения отошли на второй план. Я ходил на абсолютно все прослушивания. Но с классической гитарой есть сложности. Большинство хотят слышать рок-гитару. — Ты ведь играешь рок. — Да, но без особой страсти, — подняв на меня взгляд, говорит Келвин. — Да, конечно, — соглашаюсь я. — Но ты можешь играть и рок, если захочешь. — Проблема не только в том, что я этого не хочу. А в том, что рок играют миллионы. — Что ж, в «Левин-Глэдстоун» на сегодняшний день на классической гитаре играет всего один человек. Келвин победно вскидывает вверх руку. Так смешно и мило. — Кстати о театре, — подталкивая его подняться с моих коленей, говорю я. — Завтра у тебя начинаются репетиции, — после чего показываю на часы, которые показывают уже начало первого ночи. — Нужно идти спать. — Я в шоке от сегодняшнего дня. Я смеюсь. — В хорошем смысле или в плохом? — Да, я имел в виду, что было здорово. — Согласна. — Мне не нравится мысль, что ты выступаешь второстепенным персонажем в истории своей жизни, — перестав улыбаться, говорит Келвин. Кусая губы, я стараюсь не отводить взгляд. И не совсем понимаю, что ему ответить. — Внезапно ты стала важной частью моей жизни, — тихо добавляет он. — А я твоей. Разве нет? Почему бы тогда не превратить это событие во что-то более грандиозное? Выпрямившись, Келвин наклоняется ко мне и оставляет на щеке поцелуй, который я продолжаю ощущать, даже когда он уходит в ванную. Я иду к себе, чтобы одеть пижаму, и сижу на кровати, глядя на свой телефон. Последнее сообщение Келвина осталось неотвеченным. И я пишу ему совершенно импульсивно: «Я чувствую то же самое». Что я творю? Больше, чем попасть в неприятности из-за нашего брака, меня волнует перспектива влюбиться в того, кто непременно обыграет меня на этом поле. Понятия не имею, сколько времени проходит, пока я сижу в спальне, но, когда выхожу, диван уже застелен и Келвин лежит закрыв глаза. На экране моего телефона высвечивается новое сообщение: «Я ненавижу каждую ночь, которую провожу без тебя». Глава 13 Я хорошо помню, когда в первый раз увидела «Деловую девушку». Это было у Роберта и Джеффа — естественно, — и мы смотрели фильм на видеокассете. Там много известных фраз («Я тебе не стейк! И ты не можешь просто взять и заказать меня!»), но моя самая любимая сцена в конце — внимание, спойлер! — когда Мелани Гриффит и Харрисон Форд на кухне делают кофе и упаковывают ланч для ее первого дня на новой работе. Обмениваясь улыбочками, они то и дело сталкиваются плечами, и это до неприличия мило. Буду откровенной и оговорюсь сразу, что наше утро перед первой репетицией Келвина совсем не такое. Во-первых, мы оба проспали. Наша беготня по тесной квартире — почистить зубы, сварить кофе, «Иди первая в душ», «Ох, черт, Холлэнд, можно я воспользуюсь твоей бритвой?» — прерывается телефонным звонком. Это Роберт; телефон Келвина стоит на беззвучном режиме, и мой дядя звонит попросить того появиться в театре на час раньше, чтобы порепетировать до прихода Рамона. Сопровождаемый клубами пара, из ванной в одном полотенце выходит Келвин. В голову тут же приходит нелепая мысль, что он напоминает мне пластмассовую модель с уроков анатомии, на которые я ходила: четко очерчен каждый мускул. Продефилировав мимо меня, он говорит: — Забыл взять с собой одежду. Минуточку, я что-то собиралась ему сказать… Ах да. — Звонил Роберт, — говорю я и думаю, не предложить ли ему покрепче держать полотенце на талии, потому что после моих слов Келвин запросто может его уронить. — Он хочет, чтобы ты пришел пораньше. Келвин бледнеет. — Насколько пораньше? Я смотрю на часы, висящие у него за спиной. — Чтобы ты был там прямо сейчас. Сорвавшись с места, Келвин хватает одежду и несется в ванную. Мельком заметив его голую задницу, я, кажется, обретаю новую религию. Сама я надеваю первое попавшееся — сегодня все равно всем будет плевать на мой внешний вид (собственно, как и в любой другой день), — наливаю кофе в две кружки-термос и жду у входной двери. И потом мы бежим в театр. На улице так холодно, что я на полном серьезе беспокоюсь, не заморозятся ли его мокрые волосы. Судя по всему, Келвин думает так же и, убрав их под вязаную шапку, подается вперед, навстречу порывистому ветру, прижимая к груди футляр с гитарой. Молча мы проходим станцию «50-я улица» — Келвин, в отличие от меня, даже не смотрит в ее сторону, — и я чувствую, как внутри становится радостно и грустно одновременно. — Что еще сказал Роберт? — морщась от сильного ветра, спрашивает Келвин. — Что Рамон придет в десять. И до этого времени он хотел пройтись с тобой по нескольким моментам. Ошеломленный, Келвин резко останавливается. — Господи. У Рамона это тоже будет первая репетиция. Едва сказав это вслух, Келвин как будто приходит к тому же выводу, что и я: репетировать с Лизой Рамону смысла нет, если придет Келвин. И сегодня они всерьез начнут работать вместе. Повернувшись, Келвин продолжает быстро идти в сторону театра, а я бегу за ним, чтобы не отстать. — Ты потрясающе сыграешь, — уверяю я. Он кивает и поглубже кутается в шарф. — Продолжай в том же духе. — Ты сыграешь просто великолепно. На губах Келвина появляется еле заметная улыбка. — Я угощу тебя выпивкой вне зависимости от того, как сложится сегодняшняя репетиция. — В этом духе тоже продолжай, — смеется Келвин.