Вот что на это ответить? Эксперты одни кругом собрались, блин. Настырные, упёртые, лучше тебя самого знающие тебя эксперты! — С тебя шелуха вся опадает, а ты даже не замечаешь. Егор… Нечего ответить. Взгляд вновь заскользил по водной глади, иногда нарушаемой рябью от поднимающегося ветра или проносящихся мимо лодок. Вода успокаивала — смотрел бы и смотрел. Подумать только, ведь реально могла здесь тихо утонуть, и никто бы не заметил! Ну могла же! Не поинтересуйся он у Стрижа, куда тот подевал малую, не махни Стриж в сторону воды и не ответь про сапы, на которых к той секунде уже никого не было, не начни взгляд её искать — и не заметили бы происходящего прямо под носом. А пойди у неё в тот момент всё иначе… Окажись тонущая в сознании, она, без всяких сомнений, начала бы цепляться за свою спасительницу и её топить… Обошлось, но… Но… Блядь! — Не припомню, чтобы ты обо мне так волновался… — вкрадчиво произнесла Аня. Видимо, все до одной его мысли на лице отражались. «Куда ты клонишь, женщина?» — А ты таких фокусов и не выкидывала, — поморщившись, ответил Егор. Что правда, то правда. — Надо знать малую, и поймешь, что за ней нужен глаз да глаз. — И всё равно. Последние годы казалось, тебя уже ничто не встряхнет, и вот… Не думай, я не от обиды, наоборот, рада, что ошиблась, — заторопилась вдруг Аня, пока он не успел «подумать». — Тем, кто дорог, так или иначе желаешь счастья и за благополучие их волнуешься. Пытаешься удержать их если не рядом, то где-то поблизости. Не терять… Еще один удивительный человек в его жизни. Два удивительных человека. И Егор снова не знает, что ответить. Не понимает, к чему она ведёт, что подразумевает под словом «дорог», если речь не о семье — это как, можно поконкретнее? И тем более не понимает, чем такое отношение заслужил. — Слушай, я поступаю с людьми, как мудак, — уронив голову, сообщил он полосатому покрывалу. — И с тобой так поступил. И дальше буду так поступать. Это, по ходу, не лечится. За что мне в ответ такие милости с твоей стороны? Я бы на твоем месте сказал: «Скатертью дорожка», и выдохнул с облегчением. — Не знаю, — ответила она спокойно, будто они тут под шумок сет-лист на сольник составляли. — Просто чувствую, что есть этому веская причина, хоть ты и молчишь все эти годы, как партизан. Говорить ты можешь одно, а в глазах будет читаться совсем другое. Боль. Страх. А еще… Не понимаю, как можно не желать счастья тем, кого когда-то любил. Егор вскинул голову и уставился на Аню. Она так просто произносила все эти слова, она принимала произошедшее, не желала ему как-нибудь под колесами поезда сдохнуть, говорила о прошлом так легко, как могут говорить лишь те, кто его отпустил. Она знала, о чём ведет речь, а он нет. Знала, как это, а он — нет. И, в конце-то концов… «За что меня было любить?» — Вот видишь! — читая в его взгляде не озвученный вопрос, воскликнула Анька. — Вот! В этом твоя проблема и есть, Егор! Ты не понимаешь, за что тебе такие милости, за что тебя можно любить! Ты уверен, что не за что! Более того, ты сам боишься оказаться на той стороне — оказаться тем, кто любит, хоть я и не понимаю, в чем дело. Вот! Потому и ведешь себя, как мудак, твоими словами. Просто поверь, что сердце не выбирает. Однажды ты сам в этом убедишься. И в этот момент ты не будешь спрашивать себя о причинах и не захочешь искать объяснений, почему и «за что». Объяснения будут тебе не нужны. Ты обнаружишь себя перед свершившимся — и всё. И делай с этим, что хочешь. «Слишком хорошо звучит, чтобы поверить» В подтверждение только что озвученного Аня энергично тряхнула копной растрепавшихся от ветра волос. — Я такое дважды проходила. Второй раз — с Костей. — Как жизнь семейная, кстати? Сколько они там женаты-то? Года два или около того? Замужество явно пошло Аньке на пользу: характер неуловимо, полутонами, изменился. Раньше она была сумасброднее, истеричнее, а сейчас стала сдержаннее и спокойнее. Взрослее, увереннее в себе. Чаще смеется, тупит реже. Чёрт знает, как это работает. Но человек нашел свою тихую гавань и словно бы угомонился. — Прекрасно! — заулыбалась Аня. — Но мы сейчас не об этом. Сейчас есть более насущные темы для обсуждения. Ты своего решения не поменял? «Опять туда же!» — Почему я должен был его поменять? — нахмурился Егор. Он надеялся, что этот вопрос закрыт. Как выясняется — всё еще не для неё. — Потому что мне по-прежнему кажется, что не все потеряно, — без обиняков ответила Анька. — Сегодня я в этом даже, можно сказать, уверена. Игорёк, конечно, уже всем растрепал, и уж поверь, не обрадовался никто, даже Олег. Я понимаю твои претензии, я согласна, что у нас есть сложности, я готова попробовать что-то с этим делать. И они тоже готовы. Игорь поклялся, что перестанет дуть перед репетициями. Давай попробуем собраться. Последний раз. «Ну-ну…» — Вон Олег выходит, поговорите уже спокойно, по душам. *** Свет в окне малой горит. Он вновь стал обращать на этот квадрат внимание: сто́ит, спешившись с мотоцикла, повернуться к дому лицом, и взгляд обязательно задержится на окне младшей Ильиной. Третий этаж, второе справа. Сегодня плотные гардины задернуты, но чаще все же открыты, оставляя задравшим головы пространство для фантазии. Видна, например, белая люстра-шар и светильник, а с определённой точки можно заметить даже высокий светлый шкаф. Но самое интересное, конечно, не люстра, не светильник и не шкаф. Иногда мелькнет её силуэт: то с полки книжку возьмет — слева от окна у нее книжный склад, то сядет к мольберту — рисовать. Мольберт установлен справа, в полуметре от подоконника, а на самом подоконнике малая хранит бумагу и карандаши. Пару вечеров назад он видел, как она скачет по всей комнате, как заведенная — конечно, под музыку, кто в здравом уме станет скакать в полной тишине? Последнее время не спит она долго. Вчера он к часу ночи домой приехал, а свет всё горел. Свет горит — и это хорошо, значит, она у себя. Свет горит — и он не думает о том, почему ему важно в этом убедиться. Свет горит, и души касается облегчение и тепло. На часах без пятнадцати одиннадцать. Гардина всколыхнулась, вздыбилась, строгая геометрия подсвеченного с изнанки песочного квадрата рассыпалась, и в поле зрения стремительно возникло и замерло розовое пятно в облаке волос. Если верить этому выражению лица, кто-то был сердит. Ужасно сердит, если выражению этого лица верить. Еще мгновение — и тонкие пальцы, ухватившись за ручку и распахнув створку окна настежь, пустили в комнату ночной воздух. Еще секунда — и видение исчезло. Что ж… Ему будет, что на эту акцию протеста ответить. Еще десять минут — и точно будет. *** — Здрасьте, теть Надь. Не могли бы вы позвать Ульяну? — накидывая на лицо коронное невозмутимо благодушное выражение, вежливо попросил Егор возникшую в дверном проеме хмурую соседку. «Да-да, смотрел я на часы, смотрел. Извините!» Если бы у него был номер малой, он бы, конечно, набрал и попросил выйти, но номера нет и приходится беспокоить теть Надю — кандидата филологических наук, преподавателя стилистики русского языка в одном из ведущих вузов страны. Ничего, у студентов каникулы, а у неё, значит, отпуск — ей завтра спозаранку не вскакивать. Ну, теть Надя как всегда: вот явно и убить ей хочется за очередное вторжение в неположенное время, а вроде и язык не поворачивается именно его голову проклятиями осыпать. Егор, кстати, заметил: с тех пор, как возобновилось его с её дочерью общение, тетя Надя стала куда нервознее. Совпадение? Не думает. Весь этаж, должно быть, в прошлое воскресенье заметил, какой разнос она малой по возвращении из клуба устроила. И вроде не звучали имена, а чувство вины от косвенной причастности к этому скандалу все же накрыло, вот только-только сошло на нет. Вообще-то женщина она добрая — когда речь не идет о посягательствах на самое ценное, что есть в её жизни. Сейчас как раз тот случай. Но конкретно в эту минуту уже пофиг. Плевать. — Мальчик мой, ты на часы-то смотрел? — тяжко вздыхая, недовольно проворчала Надежда. Воззвания к совести влетели в одно ухо и тут же вылетели из другого. — М-м-м… На минуту, — елейным голосом произнес Егор. — Очень надо, вопрос жизни и смерти, можно сказать. Еще раз: вот сейчас и впрямь пофиг, как это будет истолковано. В подтверждение сказанного тряхнул вихрами. Да, жизни и смерти, какие уж тут шутки. Главное — на лице добродушно-невинное выражение сохранять, тогда теть Надя сдастся, на неё этот фокус всегда действует одинаково. Соседка вновь тяжко вздохнула. Пока она раздумывала, что ответить на эту вопиющую наглость сына покойной подруги, со стороны кухни нарисовался Корж. Посмотрел лениво на позднего гостя, чуть подумал, мяукнул и направился прямиком к нему — отирать ноги. Кажется, кто-то сегодня будет спать в компании теплого, пушистого, вибрирующего комка шерсти. — Ульяна, тут к тебе, — взглядом просканировав Егора сверху донизу, нехотя позвала дочку теть Надя. В ответ он выдавил благодарную улыбку — благодарную не более, чем того требовала ситуация. Дверь спальни приоткрылась и наружу высунулся нос, голова. А затем состоялось явление малой народу: розовая пижама с мишками — точно, любимая, — сердитые брови, надутые щеки, тапки с помпонами. Ну прямо как в мае месяце, разве что антенны волос во все стороны не торчат. Уголок губы против воли, вопреки здравому смыслу и инстинкту самосохранения потянулся вверх. Улыбаться ведь никак нельзя, если жить хочется. А жить ему внезапно хочется. Даже очень. — Что?.. — буркнула она недовольно. В глазах-щелочках ясно читалось: «Ты попал в немилость, парень. Так что катись-ка лучше отсюда — подобру-поздорову». — Нужно кое-что тебе отдать, — кое-как сдерживая ухмылку, сообщил Егор. — До завтра никак не ждёт, извини. Он и так уже в предсмертных муках корчится. Ульяна окатила его негодующим взглядом, покосилась на маму, которая, ещё раз недовольно вздохнув, отчалила маршрутом Коржа в сторону кухни, и соизволила прошлёпать к порогу. — Не дуйся, — усмехнулся он, доставая из кармана куртки и протягивая ей уже слегка подтаявший от человеческого тепла сливочный стаканчик. Выражение лица напротив преобразилось в одно мгновение. Легко считываемые на нём ожесточенность, досада и недоверие сменились оторопью, замешательством, потерянностью и волнением, а уголки губ дёрнулись в подобие полуулыбки. Она словно широко распахнувшимся глазам своим не поверила. Да что уж — он и сам ощущал себя так, словно на двадцать лет назад вдруг сиганул. Дрогнувшие пальцы коснулись обертки, а в следующую секунду малая отшатнулась и вскинула ресницы. Гнев под ними проступил лихорадочным блеском: — Спасибо, конечно, — шумно выдохнула она, — но это больше не работает, я давно не маленькая. Что бы ты там себе на этот счет не думал! Не маленькая. Давно. Интересно, стоит ли эту «не маленькую» сейчас предупредить, что еще одна подобная выходка на его глазах, и не спасут её ни группа поддержки, ни репутация, ни заслуги перед отечеством, ни двадцать четыре годика, ни старая память — никто и ничто? Не стоит. Он сюда не за этим в неприличное время явился. За другим. — Знаю, — миролюбиво согласился Егор. — Я зашел сказать, что был не прав. Сегодня я и правда испугался. Потерь в жизни мне хватило, малая, вновь терять я не готов. «Не тебя». Комментарий к XIV Не маленькая Визуал к главе: https://t.me/drugogomira_public/104 https://t.me/drugogomira_public/102 “Дорог”? Это как? Можно поконкретнее? https://t.me/drugogomira_public/106 “Сколько можно в этой жизни потерь?” https://t.me/drugogomira_public/107 “За что меня было любить?” https://t.me/drugogomira_public/108 “Одиночество — как голод” https://t.me/drugogomira_public/113 Музыка: Земфира — Про любовь https://music.youtube.com/watch?v=WIhOQWo-Yx0&feature=share