— В книжном, — разуваясь в прихожей, сдержанно ответила Уля. Сейчас она раскроет на балконе мокрый зонтик, а сама уютно устроится на кровати и начнет штудировать добытую литературу. Видеоуроки видеоуроками, но более глубокое погружение в вопрос может обеспечить только книга. Или человек, который вопросом горит. Человек смылся. С другой стороны, может, это и хорошо, что смылся, потому что Уля, ощущая в себе необоримое, бесконтрольное желание видеться ещё чаще и общаться ещё больше, начала ассоциировать себя с мотыльком, летящим на огонек свечи. Чем заканчивается «дружба пламени с мотыльком»{?}[Валерий Меладзе — Самба белого мотылька], все знают. А так — вот, теперь у неё есть книги, справится как-нибудь сама, без человека. Кошмар. Голова всё, всё понимает! Но вакханалии в грудной клетке это понимание не отменяет, протрезветь не помогает и участи её незавидной никоим образом не облегчает. Вот где его носит? Она чувствует, что уже соскучилась! Всего двое суток прошло… Целых двое суток! «Господи…» — До вечера книжный подождать не мог? — сложила руки на груди мать. — Ульяна, ты можешь мне объяснить, что с тобой происходит? Ты сама на себя последнее время не похожа. Я не помню такого безответственного отношения к жизни. «Мама, я себе объяснить не могу, что ты от меня хочешь?» — Ничего не происходит. Образовалась пара свободных часов, вот и всё, — пробормотала под нос Уля, проходя в свою комнату. — Решила не терять время. «Сбежать…» — Прям так и образовалась ни с того ни с сего? — Ага. Пораньше с переводом освободилась, — стараясь придать голосу беспечности и уверенности, произнесла она. — Это же удалёнка, мам, — «Никто тебя не видит» — Сделал дело и свободен. Вранье! Там еще страниц десять плотного текста. Десять страниц очень увлекательной во всех смыслах истории про транзисторы. Сдавать завтра. — Смотри у меня, — предупреждающе бросила мать в уже прикрытую дверь. Лгать ей всегда тяжело — морально. «Да пропади оно всё пропадом!» Уля упала на кровать, поспешно раскрыла рюкзак и начала выгребать из него добычу. Две книги а-ля «Гитара для чайников», одну «Историю музыки», одну рабочую тетрадь, предназначенную для записи таб, один небольшой блокнот, на обложке которого изображен… — давайте угадаем! — гитарный гриф, и кучу всякой мелочи: простые карандаши, мелованную бумагу, кисти из белки, чернила, масло. И брелок в виде гитары. В общем, Ильина, молодец, так держать! Делаешь буквально всё для того, чтобы как можно скорее избавиться от лишних мыслей в своей дурной башке, да. Обложилась «помощью» просто со всех сторон. Это и правда не лечится. Никакими аргументами, ничем. Минута молчания по трагически погибшему здравому смыслу, объявленная одним ранним июньским утром, затянулась на вечность. И с каждой прошедшей наедине с собой секундой всё сильнее тянет к двери напротив, за которой всё равно никого нет. В общем… Судя по всему, плачевное состояние хомяка с гифки — это просто пф-ф-ф, цветочки! А весь урожай ягодок, кажется, ещё впереди. Живой тёплый клубок, с самого утра оккупировавший кровать и за время Улиного отсутствия и не подумавший сменить локацию, издал протяжный сопящий звук. Приподняв морду, Коржик уставился на хозяйку сонным прищуром. «Человек, а можно швырять потише? — мол. — Спать мешаешь». Уля протянула руку, осторожно почесала кошака за ушком и аккуратно прилегла рядом, нос к носу. Усы у этого животного шикарные: густые, толстые, длинные и цветные — ближе к моське окрашенные в серый, а на две трети белые. А нос розовый, мокрый и холодный. Голубые глаза вновь жмурятся — теперь довольно, изнутри завибрировало. Пока тарахтение еле слышно, но Ульяна точно знает, что надо сделать для того, чтобы тихо превратилось в громко. Для этого после почесуя за ушком надо почесать под подбородком, а потом от шеи переместиться к мягкому и беззащитному пушистому брюшку. За такие ласки Корж душу свою кошачью готов продать без лишних раздумий. — Есть вести с полей? — шепотом поинтересовалась она у кота, вспоминая, как глубокой ночью в очередной раз на цыпочках кралась на кухню, чтобы открыть ему дверь на балкон. — Куда уехал, не говорил тебе? Коржик чуть приподнял морду, поглядел на Улю через две узкие щелочки, сообщая: «Куда-то… Не волнуйся», зажмурился и положил голову на её кисть. Успокаивал. — Ты знал, что у него несколько одиноких на попечении? Может, куда-то туда? — вздохнула Уля, чувствуя, как щемит внутри. Может. А может, опять на базе торчит, как всю прошлую неделю проторчал. Почему так нестерпимо хочется выяснить, где он и как у него дела? «Я еще не такое про него знаю, — промурчал питомец, набирая обороты. Блокированная кошачьей головой ладонь ощущала нарастающую вибрацию. — Ты удивишься». — А вот я не знала… Интересно, кто… Баба Нюра… Он сказал, бабе Нюре главное, чтобы про неё иногда вспоминали и заглядывали хотя бы на две минуты, — Ульяна не сводила с умиротворенной морды глаз. — Выходит, совсем никого у неё, да? Лениво поведя ушами, Корж «ответил»: «Вестимо… Как и у него. Впрочем, у него есть я. Ну, и ты теперь вроде как тоже. Уже что-то». Она? Да, у Егора есть она, если оно ему, конечно, нужно. А то, может, и нет, кто его знает. Вон, уматывает куда-то постоянно, сам не заходит. В чём он нуждается, прямо не спросишь. Одно ясно наверняка — в тепле. Это чувствуется. — Он скучает, очень. Я всё видела, Корж. Всё, — ощущая, как давит в груди и жжет глаза, прошелестела Уля. — Хоть и пытается прятать. Он по ним скучает. «А как же еще? — искренне удивился Коржик. О кошачьих эмоциях Уле сообщил взлетевший и тут же опустившийся на место кончик хвоста. — Люди много чего пытаются прятать. Такие вы смешные. Зачем вам ваши маски?». Ульяна тяжело сглотнула, шмыгнула носом и прислушалась к происходящему за стенкой. В их квартире стояла уютная тишина, лишь шум чайника набирал силу. — Не знаю. Все мы чего-то боимся и что-то прячем, Корж… А еще знаешь что? Он сказал, что не готов к новым потерям, — понизив голос до еле слышного шепота, сдавленно сообщила она внимающему, судя по навостренным ушам, коту. — Так и сказал. Представляешь? А может, и да — может, и нужно ему, может, и важно. Не просто же так всё? Раньше Егор никогда ничего не говорил просто так. Глаза же не врут? Правда? Кошачий хвост раздраженно забил ритм по покрывалу: «Я, вообще-то, там в тот момент был, женщина. Ты меня, если что, на стаканчик обменяла! Забыла? Совсем уже тю-тю со своим медвежонком…». Ульяна осторожно вытащила свою ладонь из-под кошачьей головы и примирительно почесала за ухом. «Извини». — А ты, значит, всё чувствуешь, да? «Прозрела, наконец…». — Почему не сказал? «Потому что не умею разговаривать. Очевидно же!». Логично, черт возьми. Очень-очень жаль, что коты не умеют разговаривать. Уля прикрыла глаза, чувствуя, как горячая вода собирается на ресницах. — У нас с ним словно всё как прежде. Почти… Из школы меня забирает, гитаре учит, от мамы укрывает. Чуть не убил на пляже за самодеятельность. Даже на репетиции разрешил приходить. Всё, как когда-то… Представляешь?.. Корж?.. — растерянно позвала она, прислушиваясь к улице. Во дворе стояла тишина, даже машины не ездили. Не говоря уже о мотоциклах. Лишь дождь барабанил по жестяному подоконнику. Кап-как-кап-кап-кап… Тарахтение усилилось, достигнув апогея: Коржик новости явно одобрял. «Очень рад за вас, человеки», — промурчал он. Пушистый хвост, плавно оглаживая голую руку, щекотал кожу. — Я запуталась, Коржик. Почему мы такие? «Какие?». — Вот такие. Такие! — распахнула ресницы Ульяна. — Я ему сказать не смогу! Для него я навсегда останусь малой. Корж завалился на бок, вытянулся колбасой, лениво потянулся, зевнул во всю свою клыкастую пасть, поднялся и уткнулся холодным мокрым носом ей в ухо, а потом боднул головой в висок: «Что ж теперь?.. Топиться, что ли?». — А он… Ему не нужны отношения, — прошептала Уля. Упоенно исполненный «Фанк» она за единственные сутки возненавидела каждой клеточкой себя. В голове вихрем проносились «Знакомые», «Дверь», «Один раз», «К нему на хромой козе не подъедешь!». «…Осторожнее». «Круглосуточно работает бордель». Вот это вот всё — круговертью. «Что-то нужно всем… Ну а ты чего?» — спросил кошак, сворачиваясь клубком у Улиной груди, устраивая голову на руке и врубая свой вибрирующий моторчик на полную мощность. От него пахло спокойствием, безмятежностью и… немножко Егором. — Я в нём захлебываюсь, Корж, — прошептала Ульяна. Она чувствовала, что барахтается в стремительном течении полноводной реки, что её сбило с ног и несёт на пороги. «Какое счастье, что я всего лишь кот. Сколько же у вас в головах мути. Кто-то из ваших умников сказал, что всё пройдёт — и это тоже… Не кисни, в порядке всё будет, вот увидишь». — Я, наверное, ненормальная. Разговариваю обо всём с тобой. «Ну а с кем еще тебе разговаривать, человек?». Не с кем. *** Что хорошего ждать от дня, который начинается с проливного дождя — прощай, пробежка, — сгоревшего омлета и сообщения: «Деньги нужны срочно», а продолжается пониманием, что это были последние три яйца и что при всём желании вернуть остаток долга «срочно» не выйдет? Пожалуй, ничего. Вообще, без спорта Егор не умеет, поэтому шаффл, без еды умеет долго и непринужденно, поэтому хрен бы с ним. Что же до долга, то какого, вообще, лешего? За последние полтора года из занятого миллиона трехсот тысяч деревянных без большого напряга возвращен был миллион, там осталось-то… Два года назад ему нужны были средства, чтобы начать с нуля, и он их без особого труда нашел — у одного из многочисленных знакомых. Знакомый оказал поддержку без лишней драмы, расставшись с баблом легко. Разлука Коляна с кровно нажитым сопровождалась — Егор и сейчас хорошо это помнит — фразой: «Как отдашь, так отдашь, хоть до пенсии держи. Не парься». Ну, до пенсии — это уже перебор, до пенсии он и сам не факт, что дотянет, однако Егор, как было велено, не парился, тем более, что Колян и сам о себе не напоминал. Купил новый инструмент и необходимую для работы технику, привел в порядок раздолбанную за три года хату, вернулся в строй сам, обеспечил себя источниками дохода, встал на ноги и с момента, как в ногах появилась уверенность, а под ногами — опора, то есть где-то спустя полгода или чуть больше, начал потихоньку возвращать. До сегодняшнего утра всех участников устного договора такой расклад полостью устраивал. И тут вдруг — нате вам! Пришлось забить Коляну стрелку. Встретились в десять утра в центре до блеска отмытой дождём Москвы, в оживленной кофейне, перекинулись новостями, а сам вопрос обсудили довольно быстро. Основную мысль удалось разложить по полочкам, донести чётко и не опускаясь до никому не нужных и никого не интересующих оправданий, которые Егор в принципе не переваривал — ни в чужом исполнении, ни, тем более, в собственном. Мысль была такова: прямо сейчас он оставшиеся триста штук рублей из кармана не достанет, но в течение месяца долг перед приятелем полностью закроет. Достигли согласия, пожали друг другу руки и разошлись. Да, через месяц эти деньги — причем свободные, — точно будут: в начале августа у группы сольник. А еще август и сентябрь, как правило, довольно урожайны с точки зрения заказов на фотосъемку: все стремятся урвать последние погожие деньки и табунами рвутся на природу. К концу июля пять человек уже забронировали даты, ещё человек десять желающих можно ждать: по традиции, людей осеняет «вдруг». Вообще, Егор планировал менять мотоцикл лохматого года выпуска на модель поновее: что-то там с «Ямахой», судя по вечным поломкам, совсем нечисто — испытывать её на прочность на трассах становилось всё рискованнее. Планировал всё-таки ввязаться в парашютную эпопею и получить сертификат B, без которого о затяжных прыжках можно забыть. Планировал создать финансовую подушку: после ухода из группы она не помешает. Много чего за последние недели неожиданно для себя самого запланировал. Но раз Коляну горит, планы придется чуть подвинуть. Не страшно. Впрочем, не все планы терпят отлагательств. Экип{?}[экипировка]. Малой нужен экип. Без экипа он её до вождения не допустит. Защита — хотя бы коленей, локтей и спины. Ну или мотокомбез, он попрочнее. Или куртка плюс штаны. Ботинки, перчатки. Шлем есть. Раз уж он всё равно в центре, то грех не заглянуть в одно местечко неподалеку… Всё необходимое можно купить, однако при обоснованных подозрениях, что больше одного раза обмундирование не понадобится, разумнее взять в аренду. Главное — знать адреса, где всем этим добром можно разжиться. Следующие два часа прошли натурально в аду, закончились взорванной головой, но всё-таки потрачены оказались не зря: в итоге застегнуть рюкзак и кофр удалось лишь с третьей попытки. В ад превратился подбор одежды по размеру. Казалось бы, что может быть проще? Позвони и спроси, да? Ни фига: некому звонить, номера телефона по-прежнему нет, как-то без него они с малой прекрасно обходятся. Позвони Стрижу и спроси размер или телефон у Стрижа. И жди в гости на разговор уже через час. А разговоры с Вадиком разговаривать Егор пока что-то не настроен, да и на день у него другие планы. Позвони прохвостке Аньке и спроси телефон у Аньки. И следующие полчаса потрать на выслушивание очередных беспочвенных умозаключений и другой всякой ахинеи. Кому бы еще позвонить?.. Теть Наде? «Здравствуйте, теть Надь. Не подскажете размер одежды вашей единственной, горячо любимой дочурки? Я ей тут мотокомбез никак не выберу». Сразу после позвонить 112 и вызывать в соседнюю квартиру наряд скорой помощи. Нет уж, проще как-нибудь самому. Пусть сюрприз будет. В попытке угадать размер раз двадцать прокрутить в памяти минуту верчения малой на пилоне. Нехотя вернуться мыслями к пляжу и попробовать, абстрагировавшись от завихряющейся в груди бури, вспомнить особенности фигуры — во всех нюансах; невнятные ощущения блокировать на подлете. Провести сравнительный анализ габаритов малой, Аньки и до кучи всех знакомых женского пола, приглядеться к преследующей его по пятам ассистентке, поинтересоваться её данными, применить всю свою смекалочку и прийти к неуверенному выводу, что размер нужен, кажется, российский 42-й, или XS. Или все-таки 40-й? XXS? Выйти из спрятанного в тихом дворике шоу-рума с видом победителя по жизни, с доверху набитым шмотьем пакетом и какой-то необъяснимой хернёй в гудящей башке. Кажется, кто-то слегка перестарался представлять. Врубить наушники, отвлекаясь. Надышаться напитанным озоном воздухом, зависнуть, наблюдая за тем, как красиво вода стекает с крыши на асфальт по жестяному стоку и бежит себе дальше; как пузырятся лужи, как от капель дождя по их поверхности расходятся круги. Осознать, что всё это великолепие, это «кап-кап» «звучит» в полном синхроне с клавишными в ушах. Проветрить голову, перекурить, пряча сигарету под куполом ладони. И ещё раз. Распихать добычу в рюкзак и кофр. Завестись с первого раза — после срочного ремонта байк стал посговорчивее. И отправиться домой. Вести аккуратно, избегая дерзить мокрому дорожному полотну, отказываясь от идеи вновь проверять сцепление резины и навыки управления мотоциклом при аквапланировании. Слушать «Ямаху», двигаться плавно, сцепление и рычаг тормоза выжимать мягко. Ещё мягче, ещё нежнее. Четко осознавать цену любой допущенной сейчас ошибки, не рисковать, ощущать скоротечность и ценность жизни и не желать — вдруг — с ней играться. А чего желать? Желать без спешки добраться до дома, может, вздремнуть в ожидании, когда июльское солнце подсушит асфальт, а потом зайти за Ульяной и, если она еще не передумала, отправиться на ближайший пустырь. Открыть глаза по утру, встретить Новый год. Дышать. Надо же…