Опомнилась. — Так что спасибо… — За что? — непритворно удивился Егор. Боги! И ведь даже не догадывается, чем она ему обязана. Не подозревает, что в режиме реального времени мир её с ног на голову переворачивает. — За то, что на мысль натолкнул. Егор чуть нахмурился и недоумённо воззрился на Ульяну, явно пытаясь сообразить, когда это он успел натолкнуть её на подобные мысли. Стало немного обидно: может, он уже «Академическую» и мост сто раз забыл, а она, между прочим, каждую секунду тех вечеров помнит, каждое сказанное им тогда слово. Может, и не стоит ему об этом знать… Наверное, не следует напоминать контекст. — Забей, — покачала Уля головой, наблюдая, как он достает из кармана вибрирующий телефон, смотрит на экран, сбрасывает и убирает назад. Через несколько секунд вновь достает, вновь сбрасывает и вновь убирает. Причем в этот раз ей удалось заметить имя: Колян. То есть это даже не спам: звонящий значится в телефонной книге, а Егор раз за разом отправляет его в игнор с таким безучастным выражением лица, будто не происходит ничего особенного. Будто он всю жизнь с утра до вечера шлёт людей лесом. Снова невольно вспомнилось детство и то и дело меняющийся круг его общения: ведь если так подумать, он знал всех, но не сближался ни с кем. Никто не задерживался рядом с ним дольше, чем на месяц-второй. Она продержалась целых семь лет. И всё же… И всё же не стала исключением. И никаких гарантий, что в этот раз им станет, нет. — Как нагреватель? Пашет? Остыла теть Надя? — в третий раз с невозмутимым видом сбрасывая входящий вызов, полюбопытствовал Егор. М-да… Мама, конечно… Маме очень не нравится, когда с ней забывают посоветоваться. А в этот раз Уля забыла уведомить её намеренно. Ну, потому что мама — человек старой закалки, она не видит проблем в тазиках и чайниках. И вообще в периоды отключения горячей воды очень любит вспоминать о своем житие-бытие на Камчатке, где из труб запросто могла течь рыжая вода, из окон дуло, а с потолка в ливни капало. Но Ульяне со своей копной волос продолжать мучиться дальше не хотелось, тем более, оказывается, весь цивилизованный мир давно решил проблему, придумав бойлеры всех размеров и принципов действия. Если гигантский бак в их маленькую ванную комнату действительно не лез, то для небольшой пластиковой коробки найти место оказалось совсем несложно. Так что, когда Егор явился на порог с миллионом вкладок на ноутбуке и собственным мнением, благодарная Уля согласилась без промедлений и размышлений. А в субботу, пока мамы не было дома, он его за двадцать минут присобачил, проверил и передал работу счастливой дочери хозяйки квартиры, которая тут же на радостях отправила спасителя на кухню — обедать. Вот только, в отличие от Ульяны, мама, вернувшись домой, мягко говоря, в восторг не пришла. Объемный белый пластиковый прямоугольник оскорбил её эстетические чувства: по её мнению, он никак не вписывался в интерьер ванной комнаты. Сама конструкция, которую наворотил Егор, чтобы прибор не только крепко держался, но и легко снимался, когда необходимость в нём отпадет, привела мать в священный ужас, хотя Улю за пару часов до этого — в священный трепет. Установленный на вертикальной штанге душа нагреватель крепко-накрепко обхватывали ремешки и резиновые тросики. Ну что тут скажешь?.. Ну… Да. Не идеально, да. Зато намертво. Зато потом можно убрать, и кафельная плитка целёхонька. В общем, реакцию мама выдала ожидаемую. А уж когда Уля призналась, кто именно решил их проблемы, и вовсе пришла в экстаз. В кавычках, конечно: эти кавычки на лбу её проступили неоновым маркером. Оттаяла мама лишь на следующее утро, когда сама пошла в душ. — Ну-у-у, если его можно снять, — задумчиво протянула она за завтраком, — то пусть уж повисит. Спасибо. — Передавала тебе спасибо, — хмыкнула Ульяна, завороженно наблюдая за густыми длинными ресницами, что несколько секунд назад прикрыли его глаза от встречного взгляда. Загородился, спрятал что-то. — А папа, кстати, — привет. Давно здесь колупаешься? После сольника в Егоре неуловимо что-то изменилось, но что конкретно, понять Уля никак не могла. Он будто бы стал еще сдержаннее, еще молчаливее, еще… осторожнее. Будто глубже ушел в себя. Может, у неё паранойя, но ей мерещилось, словно он отступил на шаг. Вроде по-прежнему слушал её, но за минувшую неделю пару раз успело сложиться впечатление, что не слышал. Вот как сейчас. — Часа полтора, — спустя долгие секунды молчания откликнулся Егор. Очнулся, наконец. Чёрт знает, о чем он там думал. Чёрт знает, о чем он вообще последнее время думает, но Улю эта внезапная лёгкая отстраненность, эта не пойми откуда взявшаяся вуаль в глазах напрягала: она укрывала его мысли. Последний их более-менее открытый разговор состоялся по дороге к полицейскому участку. После концерта они даже на покатушки ни разу не выезжали: сам он не звал, а она стеснялась откровенно навязываться и покушаться на его время. «Полтора? Ты хоть ел?.. Нет, конечно!» Спустив с плеча рюкзак и раздраженно отправив под мышку мешающий обзору содержимого увесистый том, Ульяна достала завернутый в бумагу сэндвич. — Держи-ка. Тунец. Ну ничего она не могла поделать с этим желанием лишний раз чем-нибудь Егора накормить, пусть ничто в его виде и не намекало на то, что он нуждается в заботе. Здоровый, крепкий парень в самом расцвете сил. Это не лечится, всё. — Малая, — Егор вновь настороженно вскинул брови и склонил голову набок, — долго ещё ты меня подкармливать собираешься? Думаешь, я святым духом питаюсь? — Да, — ответила Уля без обиняков. — Именно так я и думаю. Вообще не понимаю, зачем тебе холодильник, если там все равно никогда ничего нет. Правда! К нему как ни приди, ничего, кроме каких-нибудь фруктов, овощей и сыра, которыми можно быстро перекусить, не обнаружишь. Иногда находятся яйца, молоко или кефир, но в целом всё это время в Ульяне крепнут подозрения, что в холодильнике Егора за эти пять лет свела счеты с жизнью добрая сотня отчаявшихся хоть чем-нибудь поживиться мышей. Спорить Егор не стал, понял, видимо, что пойман. — Ладно, спасибо. Что там у тебя? — кивнул он подбородком в сторону книжки у Ули под мышкой. — Бакман, — ответила она охотно. — История про одного пытающегося свести счёты с жизнью… пенсионера, — Уля хотела добавить деталей, рассказать, что герой романа очень скучал по умершей жене, которую любил до безумия, но в последний момент провела внезапные параллели и резко передумала. — Ничего такого уж особенного. На мой взгляд, есть у него вещи и более цепляющие. — Ну, в целом согласен, — ловко расправляясь с оберткой, отозвался Егор. — Но и «Уве» тоже ничего. Про одиночество. Отзовется тем, кто с этим состоянием знаком. «Господи, Егор… … … … … …. … …Согласен?» Беспорядочный рой разнообразных мыслей бесцеремонно ворвался в голову, развеяв мерцающую дымку наваждения. По мере осознания только что услышанного глаза сами распахивались шире и шире. Егор свои, напротив, чуть прищурил. Так он обычно делает, когда наблюдает, внимательно слушает, попутно что-то обмозговывая, или пытается эти самые мысли «увидеть». Ту, что об одиночестве, Ульяна поспешно задвинула в сторону, испугавшись, что сейчас-то он в её взгляде всё и обнаружит. Но есть и вторая, не менее назойливая. Вот как? Согласен? Интересно. Вообще-то Ульяна была уверена, что с чтением Егор давно завязал. Во-первых, в его квартире Уля заметила одну единственную книгу — в спальне, когда переодевалась в мотокомбез. И это точно был не Бакман, этого автора она узнала бы по обложке. Во-вторых, он, на минуточку, целый шкаф в библиотеку сдал! Не выказав по данному поводу никаких сожалений. И в то же время… одни из самых ярких и трепетных воспоминаний детства — это воспоминания о том, как Егор читает ей книги и комиксы на все голоса. — Читал, значит? — пробормотала Ульяна. Такой глупый вопрос, понятно же уже, что да. Но иногда в состоянии шока чего только не ляпнешь. — Да. Кто ж его не читал? — искренне удивился Егор. — Его философия мне понятна. «Можно тратить время на то, чтобы умирать, а можно — на то, чтобы жить», — непринужденно процитировал он «Уве». Удивительное дело: вот только вчера вечером глаза, скользя по строчкам, зацепились за эту самую мысль, а сейчас её озвучил он. — Умный дядька этот Бакман. «Фига себе…» Уля подвисла. Ей уже не кажется: в эту самую секунду, после всего пережитого за день, она уверена, что такими темпами к концу года от её убеждений не останется совсем ничего. Вообще. Ноль. Зеро. Пустая пустота. Егор, отец и тут же, получается, мама. Том, Аня…. Что ни день, то какие-то откровения. Словно Некто, сидящий наверху, задался высшей целью в кратчайшие сроки не то что её мирок разрушить, а сравнять его с землей, перекопать, хорошенько утрамбовать и высадить новый газон, чтобы даже намёка на его существование не осталось. В реальность Ульяну вернул голос соседа. — Так… и куда ты сейчас? — Работать, — вздохнула Ульяна мрачнея. Хорошего понемножку, придется довольствоваться тем, что есть. Осознание, что его приятное общество вот-вот придется променять на скучный технический текст, мгновенно испортило настроение. Эти двадцать минут, что они болтали, пронеслись как одна секунда. Это несправедливо. Так ничтожно мало! А ей хочется больше… Вообще никогда никуда от него не отходить! Поджав губы, Егор пару раз понимающе качнул головой. В глазах читалось: «Мои соболезнования». — А то бери ноут и спускайся, — небрежно повел он плечами. — Всё лучше, чем в такую погоду в душной квартире сидеть. «Да?..» Ульяна в смятении покосилась на злостного нарушителя её спокойствия. Для работы ей нужна сосредоточенность, но мгновенно зашедшееся сердце вопило, что уже на всё согласно. Предложение провести вроде и по отдельности — каждый за своим делом, — но все-таки вместе еще какое-то время звучало чересчур заманчиво. Лавочка пустует… Детей на площадке не так уж и много… От шума машин можно отгородиться затычками в ушах. Можно украдкой подглядывать… «Так они и поступили…» *** Это была прекрасная идея. Это была ужасная идея. Сидя на скамейке с ноутбуком на коленках, Уля никак не могла определиться: так ужасная или прекрасная? За последние полчаса из оставшихся двух страниц она перевела полтора абзаца, а в основном же бездумно пялилась в текст, не в состоянии сосредоточиться. В ушах играла музыка, подобранная стриминговым сервисом, а мысли витали где-то там… Как ни пыталась Ульяна погрузиться в рабочий процесс, они шипели и уплывали, их растворяло осознание, что где-то совсем рядом, в десятке метров — Егор. К моменту, когда она спустилась, он уже успел расправиться с сэндвичем и теперь самозабвенно ковырялся в «Ямахе», вновь не обращая никакого внимания на происходящее вокруг. И вот вроде бы пользоваться моментом, позволить себе подсмотреть за ним украдкой, но инстинкт самосохранения с шёпота все-таки сорвался на крик, требуя от хозяйки очнуться, проявить благоразумие и сойти с лезвия ножа. Удивительно: осознание, что он близко, успокаивало, несмотря на творящуюся в душе вакханалию. Так странно: ты всё понимаешь, ты знаешь, как облегчить свою участь или, по крайней мере, не усугубить. Ты взрослая девочка, здесь существует единственное очевидное решение, но… Ты отказываешься. Тебя тянет туда, ближе — к огню. У огня тебе место, всё остальное теряет всякий смысл. Вот твой смысл — прямо перед глазами, ты смотришь на него, осязаешь, ты к нему стремишься, лелеешь его в себе. Не быть рядом, не видеть, не чувствовать, не говорить — изощренное испытание. Гораздо хуже пытки присутствием. Рядом хорошо и вместе с тем плохо, но отдельно — просто невыносимо. Не-вы-но-си-мо. Зазвучавшая в наушниках мелодия вынудила на секунду прикрыть глаза. И беспомощно распахнуть их навстречу катящемуся к горизонту солнцу. Кажется, сегодня Кто-то решил её добить. Garbage. Она знает их тексты наизусть, потому что их любил папа… «Ты так привлекателен…»{?}[Garbage — You Look So Fine] — вступая на придыхании, Ширли Мэнсон признает собственное поражение и вынуждает признать и её: сопротивление бесполезно. Оно бесполезно. Капитуляция. Ты так привлекателен, Хочу разбить твоё сердце И взамен отдать своё, Ты властен надо мной… Невозможно! Отпущенный, взгляд взлетает, устремляясь туда, смотреть куда запрещено. На человека, который не просит отдать ему сердце, но властвует над ним безраздельно. Которому не нужны выброшенные ею белые флаги. Он не слышит, как порывы ураганного ветра треплют их полотно. Он не подозревает и, не дай бог, заподозрит. Страх потерять накрывает… Это просто безумие – Ты привязал меня к себе и сковал цепями. Слышу твое имя И срываюсь. Просто безумие… Какое-то безумие… Это… Я не такая, как остальные девушки, Мне с этими чувствами не справиться, И делить я их ни с кем не буду. Я не такая, как те, кого ты знал. Мысли, вспорхнув с насиженных мест, разлетаются по ветру ворохом опавших листьев и голова пустеет окончательно; на звучащий в наушниках глубокий голос, на этот крик о помощи отзывается каждая клеточка тела — каждая ранена. Глаза вперились в Егора, а вокруг всё расплывается. Строчки расползаются и проникают в сердце, в самые тёмные, запыленные, забытые уголки воскресшей после вечного сна души. Крутит. Мозг отчаянно пытается блокировать смысл, но картинки, прорываясь, вспыхивают перед мысленным взором. Одна ярче другой, одна смелее другой, одна отчаяннее, сумасшедшее другой. …Моё сердце нараспашку. Я позову тебя к себе. Проведем вместе пару часов. Кроме тебя мне никто не нужен. Зачем заниматься самообманом, пытаясь предотвратить падение? Всё так.