Он делает это так быстро, что я не успеваю опомниться. Прихожу в себя только тогда, когда слышится грохот ливневой решётки от колёс на выезде из паркинга. Глава 14 Что это такое было сейчас? Он сделал мне одолжение: убрал машину своей мамы с моего законного места. И теперь я должна перед ним отчитываться? Я быстро паркуюсь и исчезаю в лифте, чтобы избежать бессмысленного разговора с академиками. Дома закрываюсь на все замки. Это уже своеобразный ритуал. Хочу отгородиться от нового соседа воображаемой стеной. Его стало слишком много в моей жизни. Воображала несчастный… Какая, однако, длинная и насыщенная суббота. Стараюсь по-быстрому исправить ситуацию. По дороге к холодильнику сбрасываю с себя всю одежду. Труселя, кажется, виснут на крючке в прихожей, а остальное… Остальное сегодня не важно. Иду за красным сухим вином. Дальше по хорошо отработанной программе: насыпаю корм коту, отключаю телефон, выключаю повсюду свет, гашу подсветку, зажигаю ароматные свечи, наполняю ванну водой, добавляю душистое масло. Прикрывая от блаженства глаза, погружаюсь в воздушную пену. И стараюсь забыть. Как на секунду мой нос ткнулся в его шею… Как, вдохнув запах, доводящий до безумия, захлебнулась… От его энергии, силы и давления. До сих пор чувствую жёсткие пальцы на своей талии. Уверена, он старался сделать мне больно. Словно хотел оградиться от чего-то, что мешает ему спокойно существовать. И в то же время второй рукой так осторожно и нежно перебирал волосы на затылке, проводя мягко большим пальцем по моей шее. Что я делаю? Я должна немедленно забыть о случившемся на парковке, о пальцах там всяких, о мускатных запахах и ароматах брутального мужчины. Обо всём, что может о нём напоминать и гвоздить моё тело. Плюнуть и растереть. Плюнуть-то – плюнула, а вот с «растереть» как-то всё сложнее. Мне уже не двадцать пять, и даже далеко не тридцать. Я взрослая разведённая девушка. А он грубиян, бабник, тот, к кому нельзя подходить даже на пушечный выстрел. Ыыы… Я всё умом понимаю. Я знаю, чем обычно заканчиваются такие отношения. Я знаю, как тяжело потом «мочить» свою подушку слезами и горечью разлуки. Знаю, знаю… Всё знаю. Но его тёплый карий взгляд скрашивает все глупые обвинения с его стороны и даже маленькую гадючку. Я ныряю с головой. Чтобы утопить все эти пустяковые воспоминания и одёрнуть саму себя от этого соседского наваждения. А когда выныриваю, слышу, как разрывается мой дверной звонок, который я забыла отключить, когда прятала себя ото всех. Не спеша покидаю тёплую водичку, одним полотенцем заматываю голову, а вторым – большим пушистым – укутываю тело. Топаю в прихожую и прислушиваюсь. Дымок тревожится и вертится под ногами, а я развожу руками – ты же хочешь, чтобы я сегодня была только твоей. Надеюсь, что не придётся открывать. Возможно, это разборки, которые меня не касаются. Может, Василина вернулась из деревни на день раньше и отчитывает своего Антона. Или их собака снова штаны выпачкала Ирине Эрастовне. Но в этот момент в мою дверь начинают колотить кулаками. – Аня, ты дома? Аня, открывай. Трофим… Что он здесь делает? Бросаюсь к двери, быстро открываю все замки и… тут же оказываюсь в знакомых твёрдых руках. Начинаю мелко дрожать, когда Виктор твёрдо прижимает меня к себе. Давит и жмёт. – Что случилось? – слышу я над ухом тревожный бархатный голос, от которого какие-то пузырьки лопаются в груди. Виктор пытается через моё плечо заглянуть в квартиру. Я поздно вспоминаю, что моя одежда разбросана везде. В том числе и в прихожей. В том числе и… труселя. – Однако, – чувствую, как он дёргается. – Ты что, не видишь, с ней всё в порядке. Девушка в ванной отдыхала, – слышу за спиной тонкий голос «шубки». По моей спине пробегается неприятный холодок, и мы с Виктором синхронно отпускаем друг друга. – Я думал, ты после парковки расстроилась. Извини, я иногда не то говорю… – в голосе соседа слышится сожаление. – Трофим, что ты стоишь? Забирай её, не видишь, что она замёрзла. Сказать, что Трофим растерялся, значит, ничего не сказать. Могу поспорить, что в настоящий момент он где-то принимает нас за полоумных. – Ань, ты зачем телефон отключила? – осторожно интересуется друг, переводя взгляд с одного на другого. – Он… разрядился. Не волнуйся, Трофим, у меня всё в полном порядке. – Я… вижу, – неуверенно кивает друг. – Это я позвал Виктора. Никто больше на этаже не открыл. Мне показалось, час назад ты как-то странно со мной разговаривала. – Так нет никого, наверное, дома. Выходные, все разъехались кто куда, – неуверенно мямлю я, а Виктор внимательно меня слушает. – Прости, Трофим, не думала, что это вызовет у тебя беспокойство. Я перевожу взгляд на свои босые ноги, потому что больше не в силах выдерживать давление, которое ощущаю всей своей чистой кожей со стороны Виктора. Его глаза скоро прожгут во мне дыру. – Виктор, идём, – тихо просит «шубка» и тянет его за рукав. – Я же говорила, что ничего плохого не случилось. Кажется, и её глаза готовы сжечь меня своим огнём. – Да, давайте расходиться, – с трудом выдавливаю из себя. – Стоять всем на месте, – несётся со стороны прохода к незадымляемой лестнице. – Кто заказывал матрас? Виола Адамовна немного запыхалась. Ещё бы – подняться на двадцатый этаж не каждому под силу. Следом за ней появляется Серёга: – Ребята, чей там траходр… простите, большой матрас застрял в грузовом лифте? – Это, наверное, твой, Витюша, – довольно пищит «шубка» и смотрит на меня победным взглядом. Итальянский, блин, матрас… – Боюсь, до завтра он не приедет, – архитектор не выдерживает и громко смеётся. – А вы разве не знали: сквозняк создали – лифты встали. До понедельника мастера не найдёшь. – Вот придурки, – злится Виктор. – Я же их предупреждал. – Ничего, Витюша. Ты же утром привёз надувной матрас, – не сдаётся «шубка». Я поёживаюсь, а Трофим обнимает меня: – Аня, идём. А то заболеешь. Он проталкивает меня в мою квартиру и закрывает дверь, поэтому возмущений Виолы я уже не слышу. – Аня, быстро в постель. Я сейчас тебе зелёный чай сделаю. – Спасибо, Трофим. Тебе не стоило ехать. – Да кто тебя знает… У тебя был такой расстроенный голос. Ты как? – Нормально. – Бажины потребовали, что бы я лично в этом убедился. – И Суздальцевы? – улыбаюсь я. – И Суздальцевы, – серьёзно отвечает Трофим. – Давай, я тебя лучше покормлю. – Спасибо, Аня. Мне ехать надо. Обещал одной девочке с работы сегодня помочь. Вещи перевезти. – Матрас? – усмехаюсь я. – И матрас тоже. Ань, ты сильно влипла? – кивает он в сторону двери. – Пока сама не знаю. Я так радовалась, когда заселилась в свою квартиру, что в нашем доме очень хорошая звукоизоляция. Оказалось, просто раньше за стенкой никто не жил. Со стороны апартаментов... За стенкой, с другой стороны моей студии, располагается кухня Виолы. А так как соседка является приверженцем здорового питания и образа жизни, то вышеназванное помещение, видимо, используется крайне редко. По крайней мере, уж точно не ночью. Сегодняшний вечер – просто резиновый. Проводив Трофима, я подхватываю кота и направляюсь в постель. Залажу под тёплое пуховое одеяло, о котором в этот насыщенный зимний день мечтала с тех пор, как промёрзла на СТО. Укрываюсь до подбородка и, наконец, начинаю проваливаться в сон. Тревожный сон… Потому что вскоре мне начинает сниться, что кто-то кричит. Открываю глаза – точно, слышу женский крик. Нет, это больше похоже на стоны раненого осла. Стон, пыхтение, грязные ругательства, протяжный вой и его хриплый голос… Дымок скрывается под моим одеялом и жмётся ко мне. Я натягиваю одеяло с головой. Поначалу это помогает. Стараюсь уснуть изо всех сил. Стараюсь ни о чём не думать. Стараюсь забыть мускат, охриплый голос, пальцы… Стараюсь, пока не раздаётся оглушительный грохот. Может, это лифт оборвался, а ловители не сработали? Нет, это за стенкой. Видимо, найденная мало-мальски горизонтальная поверхность не выдержала страстных плотских утех соседей. Дальше – всё как обычно. В стиле проснувшегося элитного дома. Вот под этот шумок я и засыпаю. Крепко и до утра.