– Может. Если серьезно, то ему едва ли больше девятнадцати. – Вот оторва, – зевая, говорит он. – Завтра расскажешь во всех подробностях. Все, больше не могу, глаза слипаются. Доминик мгновенно засыпает. Когда его дыхание становится глубоким и ровным, я вылезаю из постели, чтобы проверить, заперты ли окна и двери в доме. Окно в нашей спальне, пусть и с неохотой, оставляю открытым, так как знаю, что от жары и духоты Доминик может проснуться. Возвращаюсь в кровать и засыпаю. Но вскоре просыпаюсь и сразу ощущаю настоятельную потребность опять проверить дом. Я ничего не могу с собой поделать. Это как зуд. Как мания. Когда проверяю заднюю дверь, слышу глухой стук снаружи. У меня перехватывает дыхание, и я выглядываю в сад. Там нет ничего, кроме темноты. Никакого движения. Моя рациональная часть уверяет меня, что это кошка запрыгнула с забора на крышу, что я и раньше сотни раз слышала этот звук. Но я не прислушиваюсь к рациональным доводам. А если это они снуют вокруг дома, испытывая на надежность нашу оборону? Я представляю, как ручки начинают поворачиваться вверх-вниз, как будто кто-то пытается открыть их. В реальности ручки не двигаются, но я не могу отделаться от картинки, как кто-то дергает их, пытаясь пробраться в дом. У меня бешено стучит сердце, и я подумываю о том, что надо бы вооружиться кухонным ножом. Только все это нелепо. Снаружи никого нет – я вижу это своими глазами. Надо остановиться. Надо вернуться в кровать. Поднимаясь по лестнице, я продолжаю представлять, как дергаются ручки в дверях, и понимаю, что мне больше не заснуть. * * * В сознании все еще роятся тревожные мысли, когда небо начинает светлеть. Доминик и Дейзи спокойно спят. Я тру глаза и вижу, что часы показывают шесть двадцать пять утра. Кажется, Дейзи впервые так долго спит без кормления. Наконец позволяю глазам закрыться и расслабляюсь. Сквозь дрему я слышу пиканье будильника Доминика. Этот звук легко игнорировать. Подтягиваю ноги к животу и поуютнее укладываюсь на подушке. Но как только погружаюсь в сон, меня оттуда выдирает Дейзи. А вот ее игнорировать я не могу. Знаю, что нужна ей. – Я ее поменяю, – шепчет мне на ухо Доминик. – Поспи еще. Бормочу слова благодарности и опять впадаю в дрему. Как выясняется, я поспешила: Доминик быстро возвращается в спальню с Дейзи на руках. Я знаю, что она хочет есть. Заставляю себя сесть, и Доминик передает ее мне. Пока она ест, я зарываю глаза и дремлю. Во рту кислый привкус, голова тяжелая. Наверное, от недосыпа. Возвращаются воспоминания о вчерашнем вечере – не о посиделках с подругами, а о возвращении домой: как я обнаружила затоптанные растения на клумбе, как я кричала на Доминика, как я, словно в безумии, проверяла замки, смотрела на свое отражение в складной двери, вглядывалась в темноту и представляла дергающиеся дверные ручки. Нельзя было так распускаться и поддаваться своим страхам. Ведь по характеру я совсем другая. Я Кирсти Ролингз, жена, мать, учительница, я всегда отличалась спокойствием и рациональным мышлением. Поспешно прогоняю тревожные образы, пока они из воспоминаний не превратились в непрошеный кошмар. Вчера у меня случился срыв. Больше этого не повторится. Хорошенько высплюсь и снова стану самой собой. – Кирст, я пошел. Я заставляю себя открыть глаза и улыбаюсь мужу, надеясь, что улыбка получилась ласковой, такой, какая и должна быть у любящей жены. – Хорошего дня. – Сегодня пятница, так что я буду дома чуть раньше. Может, прихватить каких-нибудь готовых блюд из «Маркса и Cпенсера»?[5] – Отличная идея. Давай. – Какие предпочтения? – На твой выбор. – Договорились. До встречи. Я, хоть и с трудом, удерживаюсь от того, чтобы попросить его остаться дома. Это было бы нечестно по отношению к нему. Он бы весь день дергался. Я вслушиваюсь в его удаляющиеся шаги, потом слышу, как хлопает входная дверь и включается двигатель машины, и мне ужасно хочется побежать за ним. Когда звук двигателя стихает, к моему горлу вновь подкатывает комок леденящего душу страха. А сердце сжимается от сокрушительно тревоги, и я не знаю, как от нее избавиться. Надо поспать. Если буду бодрствовать, эти мысли доконают меня. Докормив Дейзи, вместе с ней иду в ванную, где чищу зубы и глотаю две таблетки парацетамола. Малышка довольна жизнью. Кладу ее в колыбель, а сама забираюсь в кровать. Но едва я начинаю отплывать в царство Морфея, как меня будит дробный грохот пневматического перфоратора и завывания электропилы. Рабочие в шестом доме приступили к работе. «Все в порядке, – говорю себе, – ты можешь отключиться». Я уверена, что могу. Но почему-то с каждой секундой все звуки кажутся мне все более громкими и резкими – и бормотание радио, и пронзительные указания прораба, и пиканье сдающего задним ходом грузовика… В душе поднимается гнев. Я стискиваю зубы и сжимаю кулаки. Эта стройка тянется все лето, и с меня хватит. Можно сделать перерыв хотя бы на одно утро. Вне всякого сомнения. Я откидываю простыню. Охваченная раздражением, надеваю сарафан и руками приглаживаю свои черные волосы. Дейзи уютно сопит в колыбели, абсолютно равнодушная к шуму. – Пошли, солнышко, – говорю я, беря ее на руки и широко улыбаясь ей. – Сейчас скажем этим гадким рабочим, чтобы они заткнулись. А то у мамы голова от них раскалывается. Внизу открываю входную дверь и щурюсь на ярком солнце. И что я скажу рабочим? Они же наверняка взбесятся. И пошлют меня куда подальше. Однако желание побыть в тишине пересиливает мои опасения. Представлю, что они подростки, решаю я, и призову на помощь свой педагогической опыт. Уже собираюсь переступить порог, когда вижу перед дверью что-то белое. Оно растеклось во все стороны по ступенькам и дорожке, напоминая длинные липкие щупальца. Что за черт? Нога на мгновение зависает над порогом, но я успеваю удержаться от шага. В следующую секунду в нос ударяет резкий запах краски. Меня охватывает неприятное волнение. Откуда взялась краска на моем крыльце? Перешагиваю через лужу и смотрю вправо, потом влево. Поблизости никого нет. Просто не верится! Сначала клумба, потом краска. Да что происходит? Глава 9 Заметив еще что-то белое под одним из кустов, подхожу к этому месту и отгибаю одетую плотной листвой ветку. Дейзи крутится у меня на руках. Под кустом на боку валяется банка из-под краски. Из нее медленно вытекают остатки токсичной жижи. В нескольких ярдах от нее, на порушенной клумбе, лежит крышка, поблескивая на солнце. Ситуация становится все более абсурдной. Что тут происходит? Прикусив губу, я размышляю, как поступить. Наверное, банка со стройки. Надо пойти туда и выяснить у рабочих насчет краски, а уж потом заговорить с ними о соблюдении тишины. Этот перфоратор уже просверлил мне все мозги. Я возвращаюсь к крыльцу, закрываю входную дверь, потом иду к банке и беру ее за теплую и липкую ручку. Тяжело вздохнув, направляюсь к шестому дому. Шум уже напугал Дейзи, она перестает мило лепетать по мере того, как грохот становится громче. Коренастый дядька за сорок, одетый в заляпанную штукатуркой майку и шорты, расхаживает взад-вперед по автомобильной площадке и орет в мобильный телефон, прижатый к его уху. Я не вслушиваюсь в его речь и репетирую то, что собираюсь сказать ему. Он поворачивается, видит меня и выставляет вверх указательный палец, давая понять, что освободится через минуту. Жду, насупившись. Наконец он заканчивает разговор и вопросительно поднимает брови. – Здравствуйте, – говорю. – Я Кирсти Ролингз. Я живу в четвертом доме. – Говорите громче, дамочка! Я вас не слышу. – Живу в четвертом доме! – указываю на свой дом. – Да? – Кирсти. – Роб. Роб Карсон, прораб. Чем могу вам помочь? Имя кажется мне смутно знакомым. Он оглядывается на молодого парня, толкающего по площадке тяжелую тачку, потом рявкает какое-то указание и поворачивается ко мне. – Что вы хотите? – Это ваше? – Протягиваю ему банку, с которой капает краска. – Осторожнее, дамочка, у вас платье в краске, а теперь вы заляпаете мне площадку. Глянцевую краску чертовски трудно содрать. – Это точно, она разлита по всему моему крыльцу. Так она ваша? Карсон поднимает вверх руки. – Я тут ни при чем. Мы даже не начали штукатурить, не говоря уже о покраске. К тому же я не стал бы красить этой дрянью. Я и не предполагала, что он признается в том, что краска с его стройки. – По всему крыльцу? – уточняет он. – Ой, я вам не завидую. Вам еще придется потрудиться, чтобы снять ее. – Спасибо, – сухо говорю я. – Так вы не знаете, как краска оказалась на моем крыльце? Он устремляет на меня мрачный взгляд. – Я вас ни в чем не обвиняю, – говорю я. – Я просто спрашиваю. Его взгляд немного смягчается. Он пожимает плечами. – Не имею представления, дамочка. – Ну, если узнаете что-нибудь, сообщите, ладно? В последнее время происходит что-то странное: сначала клумбу потоптали, теперь краску разлили. – Похоже, это дети. – Ну, не знаю. Надеюсь, вы знаете, как снять глянцевую краску с каменных ступеней? – Жидкостью для снятия краски и жесткой щеткой. – Он качает головой. – Чертовы дети. Если хотите, я брошу эту банку в наш мусор. – Карсон тянет руку, чтобы забрать у меня банку. Спрашиваю себя, а не понадобится ли мне эта банка в качестве улики. Но у меня нет желания держать в доме эту гадость, поэтому я отдаю ее ему. – Спасибо. – Ладно, сожалею, что так случилось, но мне надо возвращаться к работе. – Он поворачивается ко мне спиной. – Кстати, – говорю я, – я хотела спросить… у вас есть возможность перестать сверлить и пилить? Хотя бы на час или два. Дело в том, что у меня маленький ребенок, а шум такой, что я не могу… – Вы хотите, чтобы я остановил работы? – изумляется он. – Гм, да я бы с радостью устроил себе выходной, но хозяева вряд ли обрадуются, если я велю ребятам отложить инструмент.