– Только шумный инструмент, – уточняю я. – Они все шумные – ведь это стройка, как-никак. – Ну хотя бы перфоратор, а? – Извините, дамочка, не могу. Он пускается в объяснения, почему невозможно выполнить мою просьбу, но мне удается ухватить смысл только части слов. Он говорит быстро и сумбурно, не глядя в глаза, как будто он уже закончил разговор и его внимание переключилось на бетономешалки и водяные уровни, на поставщиков и доставку. Я для него досадная помеха, с которой не стоит возиться. Даже не знаю, почему я решила, что он выслушает меня. Наверное, приняла желаемое за действительное. Бросаю «до свидания», отворачиваюсь от Карсона и иду к дому. По пути я перекладываю Дейзи с левой руки на правую, чтобы дать левой отдохнуть. От шума стройки головная боль только усилилась, а разговор с прорабом сделал ее невыносимой. Ложиться в кровать нет смысла. Я уже не засну. Я понимаю, что надо бы приступить к очистке крыльца от краски, но не могу заставить себя. Сейчас, во всяком случае. Кроме того, у меня нет нужных средств. Займусь этим потом. Может, усажу Дейзи в коляску и мы выйдем на прогулку – хоть ненадолго уйдем из нашего «анклава». Мне это будет только на пользу. Голова прочистится. Услышав шум двигателя, гляжу на дорогу. Это Мел в своем вишневом «Мерседесе». Наверняка возвращается из сада, куда завезла детей. Значит, ночевала она дома. Я решаю узнать у нее, что там было с официантом, а еще выяснить, вернутся ли мне мои деньги. Мел вылезает из машины. Ее волосы собраны в хвост, очки «Джеки О» закрывают пол-лица. На ней юбка из жатого хлопка, топ с бретельками за шею и босоножки из тонких ремешков. – Все, сдала детишек, – хрипло говорит Мел, когда я подхожу. – Теперь можно в кровать. Только что за чертовщина творится в шестом доме? Такое впечатление, будто они распиливают дом на кусочки. – Я только что была там и просила уменьшить шум. – Ха! Так они и побежали. – Между прочим, у тебя получится лучше, чем у меня. Тебя они послушают, – говорю я, – если ты в этом топе любезно попросишь их. Я не буду возражать, если ты ради благословенной тишины и покоя опустишься до флирта с прорабом. – Может, позже, – отвечает она, качая головой. – Есть время на кофе? Мы быстренько, причем я без кофеина – нужно поспать. – Попробуй заснуть под этот грохот. – Ты же знаешь меня, я буду спать и при Апокалипсисе. Завидую ее способности спать при любом шуме. – Кстати, ты сегодня утром не заметила ли кого-нибудь в нашем саду? – спрашиваю. – В вашем саду? Нет. – Она щурится. – Пошли в дом. Солнце уж больно яркое для цивилизованных людей. Я иду за ней в безукоризненно чистый дом. Когда Мел переехала сюда, она оборудовала все в ультрасовременном стиле, с гладкими поверхностями и глянцевыми столешницами. Но в прошлом году этот стиль ей наскучил, и она поменяла его на новоанглийский с пастельными тонами и крашеными деревянными элементами. – Кто-то залил краской наше крыльцо, – говорю я. – Что? Краской? – Белой глянцевой краской. Там огромная лужа. Я едва не вляпалась в нее. – Это… – Знаю, да. – Ты хоть представляешь, кто это сделал? Я сажусь на диван и кладу Дейзи на колени. – Нет. Прораб из шестого дома сказал, что это не их краска. – Тебе кофе со льдом? – спрашивает Мел. – Да, пожалуйста. Хотя сейчас мне очень не повредил бы джин. Она бросает на меня сочувственный взгляд. – Не переживай. Похоже, это дети пошалили. – Она подходит к кухонной полке и достает два высоких стакана. – Наверное. – Но все равно странно. Надо же, краска. Я качаю головой. – Очень странно. Ладно, хватит про мою скучную жизнь. Расскажи про вчерашний вечер с официантом. – Было здорово. – В ее взгляде появляются задорные искорки. – Мы с Алфи пошли танцевать. – Алфи? – Да, знаю. А какое еще имя может прийти на ум при виде его юношеской физиономии?[6] – И? – И ничего. Это все. Мы потанцевали, пообнимались и поцеловались, и в половине второго он завез меня домой. – Серьезно? А ты собираешься с ним встречаться? – Нет. – Мел закатывает глаза. – Он мил, но слишком молод для меня. Наверное, вчера я смотрела на него через свой винный бокал. А ты должна была предупредить, что я кадрюсь с малолеткой. – Неужели? Не может быть! – Шутка. Ему двадцать два. Но все равно маловато. – Она приносит кофе и садится на диван напротив. – Ну, а как ты провела вечер? Ты рада, что я тебя вытащила? – Да, рада. Было приятно ради разнообразия пообщаться со взрослыми. Если не считать Тамсин, – добавляю я. – Она не такая уж плохая, правда? – говорит Мел. – Знаю, она ужасно с тобой поступила, но ведь это было много лет назад. Она наверняка давно забыла о той истории. – Я тоже так думала, – хмыкаю я. – Но нет. Она почти прямо заявила, что ненавидит меня. – Ого. Надо же. Ну, дай ей время. Теперь, когда она вернулась сюда, она наверняка оправится. Мне хочется сказать, что, по сути, Тамсин не от чего «оправляться». Что это она переспала с моим парнем. Что это ей следовало бы извиниться и попросить у меня прощения. Но все это звучит ужасно жалко, и я говорю себе, что лучше мне навсегда забыть об этой женщине. Что я должна вести себя достойно и показывать всем, что та история не трогает меня. – Ты права, – говорю я, загоняя вглубь свои чувства. – Все это в прошлом. Мне не следует зацикливаться на том, что она думает. Мы меняем тему, и это приносит облегчение. Мел посвящает меня в семейные проблемы Суз, а потом мы обсуждаем других подруг. Я очень надеюсь, что Мел сама заговорит о деньгах, но по прежнему опыту я знаю, что это маловероятно, поэтому приказываю себе быть отважной. – Послушай, Мел, ты не думаешь, что пора бы вернуть мне те деньги, что я одолжила тебе вчера? – Деньги? – тут же настораживается она. – Вспомни: ты забыла свою сумочку. И я одолжила тебе восемьдесят фунтов. – Ах да. – Она делает глоток кофе. – У меня при себе нет наличных, Кирст. Сегодня утром мне надо было заплатить за сад, задолженность и пени. Они просто достали меня своей наглостью, смешали меня с грязью за то, что я вовремя не заплатила. Если честно, я подумываю о том, чтобы подыскать что-нибудь другое. Я только и жду следующего года, когда Джеймс пойдет в школу и мне не придется платить за сад такие огромные деньги. – Дело в том, – гну свое я, – что мне очень нужны эти деньги, иначе я превышу лимит. Ведь сегодня у меня списание по счету. – Меня раздражает, что мне нужно оправдываться. Такое впечатление, будто это я во всем виновата. – И не обязательно отдавать наличными, можешь перевести на мой счет, если так проще. – Сегодня это будет затруднительно. Но, думаю, у меня получится на следующей неделе. – Мел, ты же обещала. Вчера ты сказала, что отдашь сегодня. – Я набираю в грудь побольше воздуха. – Проблема в том, что я больше не смогу давать тебе в долг, пока ты не отдашь все, что когда-то брала у меня. А набежало почти семьсот фунтов. – Я не хотела говорить об этом так резко, но, наверное, не существует мягких способов стрясти с человека долг. У нее отвисает челюсть, затем она захлопывает рот. У меня бешено стучит сердце и пылают щеки. Я жутко себя чувствую, но извиняться не собираюсь… И тут я именно это и делаю. – Извини, – говорю я. – Я так устала… маленький ребенок, поздно ложусь, а тут еще эта краска и грохот от стройки. Я не хотела набрасываться на тебя. Просто с деньгами очень туго, понимаешь? Она подавленно закусывает губу. – Знаешь, я лучше пойду. – Быстро допиваю свой кофе и встаю. – Сожалею насчет денег, Кирст, – говорит она. – Я и не подозревала, что взяла взаймы у тебя там много. Ты уверена, что столько? Не бери в голову. Пусть так. Просто… – Она глубоко вздыхает. – Так трудно быть матерью-одиночкой. Все вокруг превращается в проблему. Ты не представляешь, каково это. – По ее щеке скатывается огромная слеза. – Я как-нибудь раздобуду деньги. Обязательно, обещаю. – Не плачь, Мел. – Чувствую себя стервой. – Конечно, это трудно. Просто… верни мне, когда сможешь. Не давлю на тебя. – Произнося эти слова, я уже знаю, что больше никогда не увижу свои деньги. Но ничего страшного. Наша дружба дороже нескольких сотен фунтов. – Забудь о моей просьбе, ладно? Мел шмыгает носом и вытирает глаза. – Спасибо, дорогая. – Она встает, и мы обнимаемся. – Вот мы с тобой дурехи, разрыдались. Теперь будем знать, как нельзя напиваться на встрече одноклассников. Я не утруждаю себя напоминанием о том, что вчера из нас двоих пила только она. Мы прощаемся, и я иду домой. Утренний прилив энергии закончился, и мне претит мысль о том, чтобы идти на прогулку. Сейчас я предпочту развалиться на диване и посмотреть телевизор с включенным на полную громкость звуком, чтобы заглушить грохот стройки. Тут я понимаю, что нужно рассказать Доминику про деньги. Он не обрадуется. Мое раздражение растет. Снова позволила Мел обвести себя вокруг пальца. Она всегда так делает. Скармливает мне какую-нибудь трогательную историю, и я покупаюсь на нее. Я помогла бы ей, если бы она действительно нуждалась в деньгах, но на самом деле она ежемесячно получает чек на сумму, дважды превышающую наш с Домиником общий заработок. У нее есть деньги на ремонт кухни, но не на оплату детского сада. Она тратит деньги на новые тряпки, но в электрической компании у нее постоянные задолженности, и я вынуждена приходить ей на помощь. Мел всегда находит отговорки, чтобы не возвращать деньги, и я каждый раз позволяю себя обмануть.