Келл сжал ладонь и вызвал пламя. Оно быстро расправилось с деревянной монеткой. – Вот и все, – сказал он, стряхивая пепел с ладони. Гастра остался стоять, смущенно глядя в пол. – Принц взаправду живой? – еле слышно прошептал он. Келл вздрогнул. – Конечно. Почему ты спросил?.. В больших карих глазах Гастры трепетал испуг. – Вы его не видели, сэр. Не видели, каким он был, пока не вернулся. Он был не просто мертвый. А как будто… давным-давно мертвый. Казалось, не очнется никогда. – Келл насторожился, но Гастра все говорил и говорил, тихо, но горячо, на щеках горел румянец. – А королева, она от него не отходила, снова и снова повторяла, что он вернется, потому что вы, сэр, тоже непременно вернетесь. И я знаю, что у вас обоих одинаковые шрамы, что вы как-то соединены, ваши жизни связаны, и я понимаю, сэр, это не мое дело, но я не могу не спросить. Это что, какая-то жестокая иллюзия? А настоящий принц… Келл положил руку на плечо стражника – тот весь дрожал. Он всерьез опасается за жизнь Рая. Брат, при всей его глупости, пользовался искренней любовью подданных. Он указал в конец коридора и твердо сказал: – Настоящий принц спит вот за этой дверью. Его сердце бьется в груди так же ровно, как мое, и будет биться до конца моих дней. И шагнул прочь. Его остановил голос Гастры, тихий, но настойчивый: – В святилище есть одно выражение. Ис авен стран. – Благословенная нить, – перевел Келл. Гастра кивнул. – Знаете, что оно означает? – Его глаза загорелись. – Оно взято из одного мифа, «Появление волшебников». Магия и Человек были братьями, только не имели ничего общего, потому что сила одного была слабостью другого. И вот в один прекрасный день Магия сплела благословенную нить и привязала себя к Человеку, да так крепко, что нить врезалась в кожу… – С этими словами он протянул руки и показал вены на запястьях. – С того дня у них все стало общее – и хорошее, и плохое, и силы, и слабости. В груди у Келла что-то затрепетало. – Как же заканчивается эта история? – А она не заканчивается, – ответил Гастра. – Даже если они расстанутся? Гастра покачал головой. – Никаких «они» больше нет, мастер Келл. Магия так много дала Человеку, а Человек так много дал Магии, что их уже нельзя разъединить. Их нити переплелись, и невозможно сказать, где заканчивается одно и начинается другое. Они связаны воедино. Жизнь одного с жизнью другого. Они – половинки одного целого. Если их разделить, размотаются оба клубка. VI Алукард знал дворец Марешей гораздо лучше, чем ем полагалось. Рай показал ему с десяток входов и выходов, потайные двери и секретные коридоры, лестницы, спрятанные за занавесями, проемы, незаметные в стене. Пути, по которым друг может тайком пробраться в гости, а любовник – в постель. Когда Алукард в первый раз проник во дворец, он от волнения нечаянно зашел прямо к Келлу. К счастью, антари не оказалось дома; в комнате было пусто, пламя свечи озаряло заправленную постель. Алукард вздрогнул и выскочил тем же путем, а через несколько минут очутился в объятьях Рая. Он хохотал от облегчения, пока принц не зажал ему рот ладонью. Теперь он копался в памяти, отыскивая кратчайший путь к бегству. Если проходы здесь создаются или маскируются магическими средствами, то он увидит нити магии, однако все дворцовые двери были просты и надежны, сделаны из камня, дерева и гобеленов, а потому искать приходилось не глазами, а по памяти и на ощупь. Одна потайная дверь вела с первого этажа в подземные ярусы. Массивное здание стояло на шести колоннах. Их прочные основания поддерживали резиденцию Марешей, возносившуюся к небу сплетением эфемерных арок. Там, где вершины соединялись с полом, шесть колонн были пронизаны сетью туннелей. Оставалось только вспомнить, в какой из них надо свернуть. Алукард спустился туда, где раньше находилось древнее святилище, и увидел, что его превратили в тренировочный зал. На полу еще видны были круги для медитаций, но их поверхность была усеяна выбоинами и пятнами, какие остаются после учебных боев. Зачарованное белое пламя одинокого факела наполняло зал всеми оттенками серого, и в этой бесцветной дымке Алукард разглядел на одном столе оружие, на другом – разложенные стихии: чаши с водой и песком, осколки камня. А среди них в вазе с землей рос маленький белый цветок. Его листья выплеснулись через края вазы – тихое растение бешено рвалось на свободу. Алукард поднялся по лестнице в дальнем конце зала и остановился только перед дверью на самом верху. До чего же она тонка, подумал он, линия, разделяющая то, что внутри, и то, что снаружи, защиту и угрозу. Но там, на другой стороне, его ждала семья, ждала команда. Он коснулся дерева, воззвал к силе, и дверь, скрипнув, отворилась в темноту. Темнота. А перед ней – тонкая сеточка света. Очутившись перед пеленой защиты, сотворенной жрецами, Алукард застыл в неуверенности. Она походила на паутинку, но, когда он прошел сквозь нее, не порвалась, лишь дрогнула и снова обрела форму. Алукард вышел навстречу туману, ожидая, что тот сразу окутает его. Тени касались плаща, захлестывали ноги, тянулись к рукавам и воротнику – но тут же отскакивали, словно испугавшись. С каждым шагом они отступали, но недалеко, всегда недалеко. У него зачесался лоб, и Алукард вспомнил, как его коснулась Лайла. Нарисовала над бровями полоску крови, уже засохшую. Защита слабая. Долго ли она продержится? Тени снова и снова пытались найти лазейку. Он плотнее запахнул куртку и ускорил шаг. Магия Осарона была повсюду. Но вместо сплетающихся нитей, какими обычно виделись чары, Алукард различал лишь угольно-черную тень, нависшую над городом. Темные пятна, где отсутствовал всякий свет. Темнота сгустками клубилась вокруг, колыхалась, как комната после обильных возлияний, и ее пронизывали запахи дровяного костра и весенних цветов, тающего снега и маков, трубочного дыма и летнего вина. То приторно-сладкие, то горьковатые, но все – дурманящие. Город словно явился из кошмарного сна. Лондон всегда состоял из магии и звуков. В воздухе струилась музыка, звенело стекло, смеялись люди, шелестели кареты, гомонил рынок. А теперь слышалось совсем не то. Поднявшийся ветер донес стук копыт верховой стражи, лязг металла, призрачные голоса, обрывки слов, рассыпавшиеся на лету. Все они срастались в чудовищную музыку. Голоса – или всего один повторяющийся голос – сплетались в призрачный хор, но слова не доходили до сознания. Мир наполнился шепотами, и в глубине души Алукарду захотелось потянуться навстречу, прислушаться, понять, что они хотят до него донести. Но вместо этого он произносил имена. Имена всех, кому он нужен. Всех, кто нужен ему. Всех, кого он не хотел и не мог потерять. Аниса. Стросс. Ленос. Васри. Джиннар. Рай. Дилайла… Турнирные шатры стояли покинутые. Щупальца тумана заползали внутрь в поисках жизни. Улицы опустели, горожане прятались у себя в домах, как будто камень и дерево могли остановить чужую магию. Может, и могли. Но Алукард сомневался. Вдалеке полыхал ночной рынок. Пара стражников тушила пожар, призывая воду из погасшего Айла, еще двое отбивались от толпы. Каждого человека в этой толпе окутывала черная магия. Она застилала Алукарду взор, гасила зеленые, синие, красные, пурпурные огни их собственной энергии. Какая-то женщина плакала. Другая хохотала, глядя в огонь. Кто-то пробивался к реке, простирая руки, еще один молча преклонил колени, задрав голову к небу. Только кони казались невосприимчивыми к магии. Они фыркали, ржали, махали хвостами, отбивались копытами от тумана, как от ядовитых змей. За рекой ждали Беррас и Аниса, у причала покачивался «Ночной шпиль», но Алукард невольно зашагал к горящему рынку. Человек из толпы схватил железный лом и ринулся на одного из стражников. – Рас ал! – крикнул Алукард и выхватил железку из рук нападавшего. Лом, грохоча, отлетел в сторону, но его вид как будто навел остальных на мысль. Те, кто лежал на земле, медленно встали. Их движения, неестественно плавные, были слаженными, как будто ими повелевала одна и та же невидимая рука. Стражник бросился к коню, но не успел. Они накинулись на него, вслепую хватая руками за доспехи. Один из них колотил солдата закованной в шлем головой о мостовую, повторяя: – Впусти его, впусти его, впусти! Алукард оторвал нападавшего, но тот крепко уцепился ему за руку, впился пальцами в тело. – Ты встречался с королем теней? – вопросил несчастный. В его широко распахнутых глазах клубился туман, вены почернели. Алукард ударил его ногой в лицо и высвободился. – Идите во дворец, – приказал второй стражник. – Скорее, пока… Его прервал скрежет металла, мокрое чавканье клинка, пронзавшего плоть. Стражник опустил глаза – из груди торчал короткий гвардейский меч, его собственный. Он рухнул на колени, а женщина, державшая меч за рукоять, обернулась к Алукарду с сияющей улыбкой. – Почему ты не впустишь его? – спросила она. На земле лежали два мертвых стражника, и десять пар отравленных глаз повернулись к Алукарду. Людей паутиной окутывала тьма. Алукард встал на ноги и попятился. По рыночным шатрам все еще плясал огонь, обнажая металлические тросы, державшие ткань. Сталь раскалилась докрасна. Они хлынули на него, как волна. Алукард выругался, щелкнул пальцами, и в воздухе просвистели раскаленные тросы. Сначала они метнулись к его рукам, потом – резко прочь. Схватили нападавших в железные тиски, скрутили по руками и ногам, но если те и почувствовали боль, то никак этого не показали. – Король найдет тебя, – зарычал один. – Король возьмет тебя, – подхватил другой. Алукард вскочил в седло и пришпорил коня. Вслед ему неслись голоса: