– Сколько раз это уже случалось? – Он кивнул в сторону лестницы. Холланд не ответил. – Ты не сопротивлялся. Холланд распухшими пальцами крепко сжал цепи, как будто говоря: «А как?», на что Келл выгнул бровь, словно отвечая: «Разве тебе это помешает?». Потому что оба прекрасно знали: тюремные стены не удержат антари, если он сам этого не позволит. Келл снова присмотрелся к клинку – он явно показался знакомым. – Лайла… – пробормотал он. – Надо было раньше догадаться… – Мисс Бард меня не жалует. – Разумеется. Ты же убил ее единственного родного человека. – А, того, в таверне, – задумчиво произнес Холланд. – Она сама подписала ему приговор, когда взяла то, что ей не принадлежит. Когда отвела меня к себе домой. Умей она воровать получше, он бы, может быть, до сих пор был жив. – Держи свое мнение при себе, – посоветовал Келл, – если хочешь сохранить голову на плечах. Долгое молчание. В конце концов его нарушил Холланд. – Ну что, перестал дуться? – Знаешь, – огрызнулся Келл, – ты прекрасно умеешь наживать врагов. А друзей заводить не пробовал? Холланд склонил голову: – А какой от них прок? Келл указал на камеры. Но Холланд не попался на удочку; он сменил тему. – Что происходит за стенами дворца? Келл провел ладонью по лбу. Когда он уставал, напускное спокойствие рассеивалось, и становились видны все трещинки в защитной броне. – Осарон вырвался на свободу, – ответил он и рассказал о почерневшей реке, о ядовитом тумане. Холланд слушал, подняв брови. Закончив, Келл посмотрел на Холланда, будто ждал ответа на невысказанный вопрос. Холланд ничего не сказал, и Келл раздраженно хмыкнул. – Чего он хочет? – спросил юный антари, явно подавив желание встать и пройтись взад-вперед. Холланд закрыл глаза и вспомнил бурный характер Осарона, его извечное «больше, больше, больше, мы можем достичь большего, стать больше». – Больше, – коротко ответил он. – Что это значит? – нахмурился Келл. Холланд заговорил, тщательно взвешивая слова. – Ты спросил, чего он хочет, – сказал он. – Но для Осарона вопрос стоит не так. Дело не в том, чего он хочет, а в том, что ему нужно. Огню нужен воздух. Земле нужна вода. А Осарону нужен хаос. Он питается энергией энтропии. – Всякий раз, когда Холланд достигал покоя, всякий раз, когда вставал обеими ногами на твердую землю, Осарон заставлял его идти дальше, к переменам, к хаосу. – Он очень похож на тебя, – добавил он, глядя, как Келл расхаживает из угла в угол. – Совершенно не выносит спокойствия. Было отчетливо видно, как в глазах у Келла крутятся колесики. Все, о чем он думал и что чувствовал, было написано на лице. Интересно, подумал Холланд, знает ли он, что его можно читать, как книгу. – Тогда надо придумать, как его успокоить, – сказал юный антари. – Попробуй, – отозвался Холланд. – Этим ты его не остановишь, зато, может, выведешь из равновесия. Он будет действовать очертя голову. И если люди в таком состоянии совершают ошибки, то, возможно, боги тоже. – Ты и вправду считаешь, что он бог? Холланд вздохнул. – Не так важно то, кем человек – или не человек – является. Куда важней, кем он себя считает. Над головой открылась дверь, и Холланд инстинктивно напрягся, мысленно обругав предательски звякнувшую цепь. Но Келл словно ничего не заметил. Через мгновение на лестнице появился стражник. Не из тех, кто напал на Холланда. Этот был пожилой, с серебристыми висками. – Стафф, что случилось? – спросил его Келл. – Сэр, – ворчливо ответил тот – видимо, не питал теплых чувств к принцу-антари. – Вас вызывает король. Келл кивнул и направился к выходу. Но у лестницы остановился. – Холланд, неужели ты ни в грош не ставишь свой родной мир? Пленник замер. – Мой родной мир, – медленно произнес он, – это единственное, что для меня дорого. – И все-таки ты сидишь здесь. Беспомощный. Никчемный. – Где-то в глубине души у Холланда кто-то другой – тот человек, каким он был до Осарона, до Данов – кричал во весь голос. Рвался в бой. Холланд застыл, ожидая, когда схлынет эта волна. – Однажды ты мне сказал, – продолжал Келл, – что человек либо повелитель магии, либо ее раб. Кто ты теперь? Крик в душе у Холланда угас, его задавила гулкая тишина, которую он давно научился вызывать. – Вот чего ты не понимаешь, – сказал Холланд, падая в объятия этой пустоты. – Я всегда был только ее рабом. III Зал, где хранилась королевская карта, всегда был под запретом. В детстве Келл и Рай играли во всех коридорах и покоях дворца – но только не здесь. Тут и стульев-то не было. И книжных шкафов от пола до потолка. И камина не было, и потайных дверей и секретных коридоров. Был только стол, а на нем огромная карта. Арнс поднимался с ее пергаментной поверхности, как тело, накрытое простыней. Карта изображала страну в мельчайших деталях. Посередине сверкал огнями город Лондон, а края тянулись до самых дальних границ королевства. По плоским морям ходили крошечные каменные кораблики, в пограничных гарнизонах маршировали крошечные каменные солдатики, крошечные каменные стражники патрулировали улицы из розового кварца и мрамора. Король Максим говорил, что все детали этой карты связаны с реальностью. Ничто не проходит просто так. Передвинуть чашу – значит объявить войну. Опрокинешь кораблик – и где-то в море пойдет ко дну настоящее судно. Играть с человечками – все равно что играть с живыми людьми. Это предостережение подействовало. Правдиво оно или нет – кто знает, но ни Келл, ни Рай не посмели проверить его истинность и навлечь на себя королевский гнев. Карта была волшебная. Она показывала всю империю, как есть. Сейчас река поблескивала, как ниточка масла; по миниатюрным улицам струились белесые, как дым, полоски тумана; арены стояли опустевшие, и повсюду, как пар над водой, клубилась тьма. Но карта не показывала, как рыщут по улицам павшие. Не показывала, как те, кто остался в живых, в ужасе стучатся в двери, умоляя впустить. Не показывала панику, крики, страх. Король Максим стоял у южного края карты, опираясь руками на стол, и вглядывался в картины города. Рядом с ним был Тирен – за одну ночь он, кажется, постарел на десять лет. По другую сторону стояла Айзра – капитан городской стражи. Широкоплечая жительница Лондона с короткими волосами и волевой челюстью. Женщины на военной службе были редки, но если кто-то и высказывал Айзре свои сомнения в том, что она справляется со своими обязанностями, то потом сильно в этом раскаивался. Восточный край занимали два советника из числа вестра – лорд Казен и леди Розек, а западный – Парло и Лисане, двое остра, занимавшихся организацией игр Эссен Таш. Все они были до сих пор одеты в бальные наряды, казавшиеся неуместными в осажденном городе. Келл, превозмогая себя, подошел к северному краю карты и встал прямо напротив короля. – Мы ничего не понимаем, – говорила Айзра. – Мы наблюдаем два вида атаки, точнее, два вида жертв. – Их подчиняют? – спросил король. – Во время Черной ночи витари вселялся в людей, в одного за другим, распространяясь по городу, как чума. – Это не подчинение, – перебил Келл. – Осарон слишком силен, и обычный человек не может удержать его в себе. Витари пожирал изнутри любую оболочку, но на это уходило несколько часов. Осарон сжигает своего хозяина за считанные секунды. – Ему вспомнилась Кисмайра, рассыпавшаяся в прах под пятой Осарона. – Ему нет смысла овладевать ими. И подумал: ему нужны только антари. – Тогда что же он делает, черт бы его побрал? – вопросил Максим. – Это напоминает болезнь, – объяснила Айзра. Остра Лисане содрогнулся: – Он их заражает? – Он создает покорных кукол, – мрачно ответил Тирен. – Проникает к ним в разум, разъедает его изнутри. А если не получается… – Берет их силой, – продолжил за него Келл. – Или убивает при этом, – добавила Айзра. – Прореживает ряды, уничтожает сопротивление. – Защита есть? – спросил Максим и посмотрел на Келла. – Кроме крови антари. – Пока нет.