─ Значит… ты не считаешь меня сумасшедшей из-за того, что я с ним? ─ Я этого не говорила, ─ отвечает Пиппа. ─ Хотя ситуация довольно безумная, я понимаю, почему ты в ней оказалась. Почему ты не хочешь его бросать. И я уважаю это. Клянусь, Слоан, я больше не пророню ни слова о тебе и о нем. Никогда. И сделаю все возможное, чтобы помочь ему преодолеть все то дерьмо, которое с ним случилось. Только, пожалуйста… мы можем попытаться снова стать друзьями? Однажды, когда тебя перестанут донимать агенты УБН, тебе понадобится кто-то, с кем можно будет встретиться за чашечкой кофе, верно? Я очень давно не была во «Фреско». Я все еще злюсь на Пиппу, но за последние несколько месяцев я так много потеряла. Возможно, наши отношения никогда не будут прежними, но если есть возможность сохранить нашу дружбу, я сделаю для этого все, что от меня зависит. Я пытаюсь улыбнуться, улыбка получается вынужденной, но это только начало. ─ Мы можем попробовать, ─ говорю я ей. ─ Но как только ты начнешь вмешиваться, все. Нашей дружбе конец. Лицо Пиппы озаряется искренней улыбкой. Она ухмыляется, и мне кажется, что она собирается меня обнять. Но не делает этого. Она пьёт чай маленькими глотками, продолжая улыбаться мне, в уголках глаз собрались морщинки. ─ Спасибо, ─ тихо говорит она. ─ Знаю, что не заслужила этого, но я все исправлю, клянусь. Очень надеюсь, что так и будет. После всего произошедшего за последние несколько дней, друг бы мне не помешал. Глава 16 Я. Не могу. Есть. Глава 17 Майкл рассказал мне, что ответил Слоан. Перед его уходом она спросила о своей безопасности, и её вопросы имели смысл. Она умная девушка. Но и Майкл прав ─ в Сиэтле образовался вакуум власти, и все банды города будут бороться друг с другом за территории, которые недавно оказались свободными. Парням, которые раньше работали на Чарли, нет никакого дела до Слоан. Сейчас она в большей безопасности, чем последние несколько недель. С другой стороны, я… я не в такой уж безопасности. Возможно, мне и известна правда, но Чарли намекнул, что я его сын, когда заплатил толстому ублюдку Хулио, чтобы тот оставил меня в покое. Тогда я воспринял эту новость как неопровержимое доказательство того, что старик ─ мой отец. Теперь я знаю, что он сделал это, потому что не хотел, чтобы кто-то другой убил меня, прежде чем у него появится такая возможность. Тяжелый случай: он может ранить, сломать, убить свою игрушку, но если кто-то другой попытается это сделать… Если Чарли намекнул Хулио, что он мой отец, это равносильно тому, что он сообщил об этом всем преступным организациям на западном побережье. И если парни Чарли и главы бесчисленных банд, занимающихся наркоторговлей, торговлей оружием и девчонками, считают, что я его сын, то за мою голову, несомненно, назначена приличная цена. Единственный способ дать этим людям понять, что империя Чарли меня не интересует, ─ заявить о себе. Продемонстрировать свою точку зрения. Дать понять, что мне наплевать, кто придет на смену этому безумному английскому ублюдку. Я еду в Хант-Пойнт, не думая о Лэйси. Не вспоминая о том, как Майкл и Слоан осторожно укладывают мою сестру в погребальную позу, чтобы похоронить. Не думаю о грязи, которую мне пришлось выскребать из-под ногтей, обжигающе горячей водой в душе, когда пытался смыть с себя воспоминания о последних двадцати четырех часах. Потому что не хочу. Не хочу помнить, что ее больше нет. Я хочу забыть, что Лэйси появилась на пороге моего дома восемь месяцев назад, и забыть, что у меня когда-то была живая кровная родственница. Я понял, что отгородиться от нее, изгнать из своей головы ─ единственный способ вспомнить, как дышать, не чувствуя, что ярость сожрет меня заживо. Около полудня я останавливаюсь возле старого дома Чарли. Здание выглядит заброшенным, но, без сомнения, за ним ухаживают. Чарли купил этот дом за наличку тридцать лет назад, когда еще не было таких строгих проверок на предмет отмывания денег при покупке недвижимости. Поскольку никто не собирается объявлять о смерти Чарли, и ни один банк не заинтересован в его огромном особняке, пройдет совсем немного времени, прежде чем кто-то другой въедет в него. Просто займет его официально, не меняя владельца. Ведь, как известно, владение ─ это девять десятых права (прим. пер.: Английская пословица (possession is nine points of the law, анг.) о том, что в судебном споре позиция того, кто фактически владеет имуществом лучше, чем того, кто заявляет свои права на это имущество, но не владеет им). Внутри никого, кто мог бы открыть ворота, поэтому я паркую разбитый Volvo, который одолжил у The Regency Rooms, на улице и перелезаю через забор на территорию. Это навевает воспоминания о том, как в детстве я пробирался обратно после ночных вечеринок. Теперь я выше, поэтому забор не представляет проблемы. У меня нет ключей от дома, но кому нахрен нужны ключи, когда у тебя ботинки сорок пятого размера и ты в очень хреновом настроении? Я выбиваю дверь, и осколки дерева разлетаются повсюду. Внутри дома тихо. Пустынно. Не теряя времени, делаю то, зачем приехал. Нахожу бензин в гараже, канистры с ним стоят у стены, чтобы Чарли не пришлось опускаться до того, чтобы ехать на заправку и иметь дело с немытыми массами. По иронии судьбы, я знаю, что он недавно посетил одну из них, поскольку именно там он подобрал ту бедную девушку, которую отравил. У него всегда была склонность к драматизму. Правда, сейчас я сам чувствую себя немного драматично. Беру две канистры, по одной в каждую руку, откупориваю крышки и иду по дому, разбрызгивая едкую жидкость по коврам, стенам, кроватям наверху. Последняя комната, в которую захожу, ─ моя детская спальня. Вернее, та комната, в которой я мучился. Все выглядит точно так же, как и тогда, когда я восемнадцатилетним подростком сбежал отсюда. Комиксы, которые я когда-то читал, все еще лежат на полке, потрепанные, что странно, потому что в юности я очень бережно относился к ним. Я знаю, что сейчас они распадаются, потому что Чарли… Чарли, думаю, часто заходил сюда. Наверняка он сидел на моей кровати, листал комиксы, трогал остальные мои вещи, заново переживая то дерьмо, которое сотворил со мной в этих четырех стенах. То дерьмо, которое он пытался сделать со мной. Несмотря на то, что он был больше, сильнее, он никогда не побеждал. Он всегда был пьян. Под кайфом. Или что-то подобное. Я не позволял ему победить. Оглядываясь назад, думаю, это злило его больше всего. Я разливаю бензин по комнате, заливая одеяло, ковер, шторы, все. Вглядываясь в обстановку, наконец-то осознаю, что здесь произошло, и вдруг понимаю, что мне плевать. Мне, бл*дь, все равно. Чарли мертв. Этот дом скоро превратится в пепел. Он больше не сможет ко мне прикоснуться. И он не победит. Я спускаюсь вниз, осталось сделать последнюю вещь: прохожу в заднюю часть дома, где находится кабинет Чарли. Его сейф, огромная штука, вмонтированная в пол, спрятан под персидским ковром. Откидываю его, не колеблясь, ввожу на клавиатуре дату рождения моей матери, Рождество, и эта гребаная штука с щелчком открывается. Мне становится не по себе. Он сказал, что возненавидел ее после того, как она отказала ему, но, очевидно, он ее все еще любил. Больной, одержимый урод. Я беру все до последней пачки наличных из сейфа Чарли Холсана, запихиваю их в дорожные сумки, а затем выхожу из дома. Оставляю позади стресс и психологическую травму от всего, что здесь произошло. На улице чиркаю спичкой и бросаю ее в лужицу бензина на плитке в холле. Из пола, словно пальцы, поднимается оранжево-желтое-голубое пламя, и вот уже дом охвачен огнем. Я отворачиваюсь, слыша едва уловимое потрескивание при распространении огня, и, не оглядываясь, ухожу. Лэйси отмывала для меня деньги. До того, как Слоан вернулась в мою жизнь, Чарли платил мне чертовски хорошо, Лэйси отмывала для меня деньги. Она играла в азартные игры ─ на удивление хорошо, ─ или делала крупные покупки и возвращала их, по сути, просто обменивая мои деньги на чужие. Это не всегда давало стопроцентно отмытые деньги, но мне этого было достаточно. А иногда, когда денег было слишком много, мы отправлялись в путь и зарывали деньги в тайники. Я не имел дела с банками. У меня никогда не было расчетного счета. Наличные всегда властвовали в мире Чарли Холсана, а я был его неотъемлемой частью. Но теперь я создаю свой мир, и все должно измениться. Мне нужно легализовать пачки денег, которые я спрятал за кирпичной стеной под складом, и у меня есть отличная идея, как это сделать. Но сначала нужно кое-что предпринять. Я делаю короткий телефонный звонок Ребелу, а затем действую. Нахожу агента Лоуэлл в кофейне, расположенной через дорогу от адреса, который мне дала Слоан в Эверетт. Судя по ее виду, она пьет уже четвертую чашку кофе за день. Однако до рта она ее не доносит. Когда видит меня, выплевывает большую часть кофе на пол. ─ Что за хрень? ─ она судорожно вздыхает. ─ Ты, бл*дь… ты, бл*дь, сумасшедший. Я свирепо смотрю на нее, жалея, что не бью женщин. ─ Я чертовски устал, ─ поправляю я ее. Кроме того, у меня все болит, я избит и сильно изранен из-за того, что меня чуть не взорвали и пару раз использовали электрошокер. ─ Пришло время покончить с этим дерьмом раз и навсегда. ─ Ты же понимаешь, что я сейчас арестую тебя? Я приподнимаю бровь, глядя на нее. ─ Ну, тогда ладно. Мне воспользоваться наручниками, или ты перейдешь со мной через дорогу, как цивилизованный человек? ─ Есть только одна женщина на планете, которой я бы позволил надеть на себя гребаные наручники. И это не ты. Лоуэлл ведет меня к выходу из кафе, по тому, как дрожит ее рука, когда мы направляемся к винному магазину на другой стороне дороги, я понимаю, что она потрясена и чертовски нервничает. Надеюсь, это сработает в мою пользу. Она указывает на металлическую пожарную лестницу, ведущую в здание за винным магазином, а затем набирает код на клавиатуре, укрепленной на стальной двери. Мы движемся по извилистому коридору, проходим через еще одну дверь, и попадаем в огромное помещение открытой планировки, заполненное полицейскими. В комнате воцаряется ошеломленная тишина. Около восемнадцати пар глаз с нескрываемым удивлением следят за тем, как Лоуэлл ведет меня через их ряды в холодную, стерильную комнату для допросов. Внутри стоят три стула, стол и больше ничего. ─ Садись, ─ приказывает Лоуэлл. Я так и делаю. ─ Устраивайся поудобнее, ─ советует она и оставляет меня одного в комнате. Дверь за ней закрывается. Возможно, это самый глупый поступок в моей жизни, но я, бл*дь, уже смирился со всем этим. Я покончил со всем этим. Прошлой ночью я много думал, когда маленькая головка Эрни лежала на моем колене до восхода солнца, и понял, что это не та жизнь, которой я должен жить. Не потому, что мне было бы легко встать на место Чарли и претендовать на Сиэтл. А потому, что вчера умерла моя сестра. Я видел, как она умирает, а потом мне пришлось ее хоронить. Потому что женщина, без которой я не могу жить, по своей сути добропорядочная и заслуживает кого-то лучшего, чем я. Потому что Слоан заслуживает всего, и я хочу дать ей это. Прежде чем вернуться, Лоуэлл оставляет меня запертым в комнате для допросов на полчаса, ─ обычный, откровенно прозрачный ход с ее стороны, призванный заставить меня нервничать. Эта женщина ─ чертова идиотка. Я не собираюсь нервничать, я сдался, черт возьми. Когда она входит в комнату, за ней тащится гигант в костюме, его плечи напряжены от собственной важности. Она, несомненно, с пользой использовала те тридцать минут, что оставила меня здесь, позвонив своему начальству и сообщив хорошие новости: Я сделала это. Я поймала этого ублюдка. Знаю, знаю. Ты можешь повысить меня в должности позже. Гигант, которого, как я подозреваю, пригласили на допрос только для декора и устрашения, начинает настраивать камеру, объектив которой направлен на меня. Оба молчат до тех пор, пока маленькая красная точка не начинает мигать. ─ Назовите, пожалуйста, свое полное имя для видеозаписи, ─ говорит Лоуэлл. ─ Зет Мэйфейр. ─ Это ваше имя по документам? Я склоняю голову набок, бросая на нее скучающий взгляд. ─ Это мое имя по документам. ─ Хорошо. Зет Мэйфейр, вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Вы имеете право на адвоката. Если вы не можете позволить себе адвоката, он будет вам назначен. Понимаете ли вы свои права в том виде, как они были вам зачитаны? Я наклонился через стол, глядя на эту сучку. ─ Идеально. ─ Хорошо. Тогда начнем. Мы хотели бы обсудить вашу связь с неким человеком, известным нам как Ребел. Вы знаете этого человека? Я откидываюсь на спинку стула, хрустнув костяшками пальцев. ─ Да. ─ Вам известно его местонахождение? ─ Нет. Лоуэлл склоняет голову набок, натянуто улыбаясь. ─ Вы ожидаете, что я поверю в это? ─ Мне плевать, во что ты веришь. Это правда. ─ У вас есть его контактный телефон? ─ Не-а. Она, наверное, думает, что я долбанутый дебил или что-то в этом роде. Я пришел сюда без телефона. Я не мог предоставить контактную информацию Слоан и Майкла этой сучке на блюдечке с голубой каемочкой. ─ Хорошо, Зет. ─ Лоуэлл делает глубокий вдох, прижимая кончики пальцев ко лбу. ─ К Ребелу мы вернемся позже. Предлагаю поговорить о вашей причастности к преступлениям, за которые вас могут посадить на очень долгий срок. Вы готовы сотрудничать? ─ Почему у тебя сложилось впечатление, что я не собираюсь сотрудничать, Денис? Разве я не пришел добровольно?