На улице холод. Поёживаюсь от резкой перемены температуры, ощущая на коже лёгкое покалывание вечернего морозца. Зима не хочет сдаваться. Паша выскакивает следом за мной, и дверь больно хлопает его по спине. – Ой, извините, пожалуйста. Вы так быстро убежали. Мы не договорили. Он опять со мной на «вы». – Я всё тебе сказала. Тебя мучили вопросы, теперь ты можешь успокоиться и жить дальше, – решительно иду к переходу. – Но я хочу увидеть Миру, убедиться, что с ней всё в порядке, – Паша преследует меня, не отставая. – Не веришь мне на слово? – останавливаюсь и строго гляжу на него. Свет фонаря бьёт ему в спину, обрисовывая лишь тёмный силуэт. – Верю. Просто… – Ей сейчас не до встреч с одноклассниками, – отрезаю я и разворачиваюсь, чтобы уйти. – Почему Виталина звонила в третий раз? В чём был смысл? – бросает мне в спину Паша. Вот ведь дотошный! Я ждала и боялась этого вопроса. – Не знаю, о чём ты говоришь. – Мне позвонила женщина, представилась Виталиной и сказала, что дома у Миры может произойти что-то ужасное. Это было в тот день, когда погиб Стас. – Совпадение. Ведь это произошло не через два дня. Значит, я тут ни при чём. – Вы явно что-то не договариваете. Что вы скрываете? – Слушай, хватит. Игра закончилась. Просто порадуйся, что Мира жива. Ей и её ребёнку больше ничего не угрожает. Такой ответ Пашу не устраивает. Прищурился, молчит, кадык на его гусиной шее то поднимается, то опускается. Всё ли правильно я сказала, мог ли он уловить в моих словах ещё что-то? – То есть ей больше не угрожает Стас, – по слогам выговаривает Паша. Нужно заканчивать разговор. Зря я вообще пожалела этого мальчишку! – Паша, мне нужно к сестре. Она уже потеряла меня. – Я тоже пойду с вами, отведите меня к Мире. – Нет! Паша придерживает меня за руку: – Или вы ведёте меня к Мире, или я всё расскажу своим коллегам. Глупый мальчишка! Вцепился, как клещ! – Вымогатель! Этим ты Мире лучше не сделаешь, а только навредишь! – Я хочу её увидеть! Вера, отведите меня к ней, – почти кричит Паша. Нельзя. Мира всё ему выложит, она молчать не станет. – Обещаю – я всегда буду на стороне Миры. Пожалуйста, – упрашивает Паша, смягчая интонацию. Я не поворачиваюсь к нему, смотрю на мигающую вывеску аптеки. – Вера, не бойтесь, мне можно верить. Я ведь ваш… соучастник в какой-то мере. Набираю в грудь ледяной воздух. – Ладно, – соглашаюсь я. – Только поменьше с ней про Стаса говори. Мы садимся в полупустую маршрутку и едем в сторону парка. Выходим на остановке, сворачиваем на узкие тропинки, хаотично изрезавшие парк. Фонари светят тускло, оставляя в густой тени угрюмые деревья и кусты. А может, и неплохо, что он за мной увязался. Страшновато тут ходить одной. Мы молчим, идем быстро, и я мысленно благодарю своего провожатого за то, что мне не приходится в панике бежать по сумрачному скверу, оборачиваясь на каждый шорох. Вот и кирпичная пятиэтажка с причудливыми старомодными балкончиками. Хозяйка квартиры, которую я снимаю, вероятно, решила превратить свой балкон в мини-оранжерею, расставив везде, где можно и нельзя, горшки и кашпо. Однако сейчас без цветов вся эта керамическая рать выглядит осиротело и нелепо. Коротко нажимаю на звонок три раза. Так мы условились с Мирой, чтобы она не открывала двери чужакам. – Помни, о чём я просила тебя, – ещё раз предупреждаю парня, толкая дверь. Паша застывает у порога. Мира, ненакрашенная, в моей длинной футболке и легинсах, тоже замерла. Она переводит взгляд с Паши на меня с немым вопросом в глазах. – Я ему всё рассказала. Про фуру и про Виталину. Сестра смущённо опускает глаза. На Пашу без слёз не взглянешь. Он подпирает косяк, как будто не доверяет собственным ногам. Потом неуверенно спрашивает: – А Тёма жив? Что у этого дурня в голове? Я же ему всё объяснила. – Да, он спит, – Мира виновато улыбается. – Проходи, Паша. Замёрз? В полной тишине мы раздеваемся, Мира жестом приглашает Пашу на кухню. Я ложусь на диван в гостиной, не хочу им мешать. В полумраке комнаты с трудом различаются очертания телевизора, пухлого кожаного кресла, раритетного абажура и низкого журнального столика. Сладко пахнет корицей. Мира с утра крутилась на кухне, затеяла выпечку. Булки мы с Тёмой сразу съели. А запах всё ещё не выветрился. Прикрываю глаза. Веки горячие и тяжёлые. Стараюсь успокоить дыхание, найти верный ритм, но не выходит. Шумит чайник, бряцают чашки. С кухни слышатся их приглушённые голоса. – Извини, Паша, что втянула тебя. – Мира, это не важно. Главное, что с вами всё в порядке. А то ведь… ещё несколько часов назад я думал, что ты… Да ладно. Из жаждущего знать правду полицейского он превращается в мягкого Пашу, давнего приятеля, которому, кажется, уже всё равно, что там со Стасом. Подслушивать нехорошо, но не затыкать же уши. Я лежу смирно, слушаю, как толкается в груди сердце. Уснуть бы. Я очень устала. – Как ты? Всё-таки не ожидал, что твой муж с собой такое сделает. Какой идиот! Я же просила. Мира молчит. Наверное, она сейчас изо всех сил пытается сдержать слёзы. Или не сдерживает и беззвучно плачет. Она так умеет. Наверное, слёзы просто катятся из глаз. Никаких соплей или всхлипов. – Мира… извини. – Нет. Всё нормально. Он ещё что-то бормочет. Потом снова говорит, как хорошо, что она цела. Они сидят в тишине. Меня морит в сон, глаза слипаются. Тёплая комната после морозного вечера убаюкивает, приняв меня в уютные объятия. Но мозг отключиться не позволяет. – Я понимаю, что сейчас не время. Но хотел спросить…Ты… То, что мы… Ну, давай, рожай уже, герой. Какими нелепыми бывают парни, когда им действительно нравится женщина. – Это было по-настоящему или тоже часть плана? – наконец спрашивает Паша. Я не вижу, но чувствую грустную улыбку на лице Миры. Она звучит в её голосе, совсем не нужно смотреть на неё, чтобы понять. – Мне неловко за то, что я так к тебе пришла. Поцелуй этот дурацкий. Извини, не надо было. – То есть ты это через силу сделала? Тон человека, у которого только что отняли последнюю надежду. – Нет. Нет, конечно. Просто получилось всё так… сумбурно. Что за китайские церемонии, Мира?! Я опять прикрываю глаза. Не хочу слушать эту романтическую чепуху. Сквозь накатившую дрёму доносится: