– Ни о чем особенном, – ответила Элиза, не в силах собраться с мыслями. Неужели то, что сейчас произошло, действительно произошло? – Он заверил, что меня радушно примут в Харфилде, если я захочу вернуться. – Но ты не захочешь? – пожелала убедиться Маргарет. – Не захочу, – согласилась Элиза. – Впрочем, было очень любезно с его стороны предложить это. Тебе не показалось… он как будто разволновался, когда думал, что я больна? – Показалось. Очень разволновался. – И почувствовал облегчение, когда выяснилось, что я здорова? – Огромное облегчение, – подтвердила Маргарет, порывисто кивнув. – И завтра он собирается нанести визит, – сказала Элиза, размышляя, не привиделось ли ей. Значит, возможно, не так уж она ему безразлична. Элиза прижала руку ко рту, сдерживая улыбку. «Не смей, – велела она себе. – Не позволяй себе надеяться, это было бы ошибкой. Боже правый, да он почти весь визит тебя отчитывал!» «Но он был добр с тобой, – возразил другой голос, тихий и мечтательный. – И он хочет прийти еще раз». – Что ты думаешь?.. – начала Элиза и оборвала себя. – Что я думаю о чем? – уточнила Маргарет. – Просто… к концу его манеры стали намного более сердечными. Возможно, это знак, что однажды он… простит меня? – Он простит тебя? – внезапно нахмурившись, бросила Маргарет. – За что? – Маргарет, ты знаешь за что. – Совершенно не понимаю, почему ты до сих пор чувствуешь себя виноватой, – возразила подруга. – Эта история была невыносима для вас обоих, но расплачиваться пришлось только тебе. Ты вышла замуж за старого негодяя, а твой возлюбленный, ничем не обремененный, наслаждался свободой. – Он поступил во флот, Маргарет, – напомнила Элиза. – Не думаю, что это можно назвать ничем не обремененной свободой. – Бороздить Атлантику в компании старых друзей? Да многие еще и приплатили бы за такое развлечение. Представления Маргарет о военном флоте явно были весьма ограниченными. – Сомерсет мне всегда нравился, – продолжила она. – Но если он после стольких лет по-прежнему держит на тебя обиду, тогда он не заслуживает того, чтобы ты о нем думала. – Наверное, пора перекусить, – сказала Элиза, вставая, чтобы позвонить в колокольчик. Ей не хотелось спорить. Маргарет всегда была самой яростной ее защитницей, за что Элиза ее любила. Но кузина не присутствовала при их последней встрече, когда Элиза предала Сомерсета. Если бы она была там, то, возможно, лучше поняла бы, почему подруга до сих пор испытывает глубокие сожаления. – Миледи, – снова возник в дверях Перкинс, – прибыли ваши покупки от мистера Фазаны, и их… э-э-э… значительно больше, чем в прошлый раз. Позвольте спросить, куда вы велите мне их… – Ох! – откликнулась Элиза, вспомнив огромное количество и размеры своих утренних приобретений. – Пожалуй, на время принесите все в эту комнату. Перкинс сделал деликатную паузу. – И мольберт тоже? Элиза огляделась. В гостиной и без того значительную часть пространства гордо занимало фортепьяно, и если разместить тут еще и мольберт, то станет тесно. Кроме того, столь необычный предмет вызовет вопросы у любого визитера, вошедшего в комнату. Например, такого визитера, как Сомерсет, он ведь придет завтра. «Он придет завтра». – Лучше поставьте его в салоне, – ответила она, но думала уже о другом. Перкинс бодро кивнул. Со свойственной ему расторопностью он обустроил салон на втором этаже не дольше чем за час. Из комнаты вынесли два стула, поместили там большой мольберт – дворецкий расположил его на некотором отдалении от окна, чтобы Элиза могла при работе насладиться естественным освещением, оставаясь при этом незаметной для прохожих. На освобожденные книжные полки аккуратно выставили альбомы для рисования (и заполненные, и чистые), перенесли из гостиной маленькое бюро, в которое сложили краски. Все эти хлопоты как нельзя лучше отвлекли Элизу от волнующих мыслей, и, когда Маргарет, взяв книгу, свернулась клубочком на диване, художница опробовала новые покупки. Нежный вечерний свет она передала розовой масляной краской, ложившейся мягко, как взбитые сливки, под ее кистью, и портрет Маргарет начала с кармина, идеально совпадавшего с оттенком ее рыжих локонов. Потом окончательно опустилась ночь, и свечи растаяли почти полностью. Тогда Элиза заткнула шпильками отверстия в мешочках с масляными красками (такие мешочки, завязанные у горлышка, делали из мочевых пузырей животных) и взялась за карандаш. Она набросала по памяти сценки с концерта: лицо Мелвилла, когда он флиртовал с леди Хёрли, недовольная физиономия мистера Флетчера, осуждение в глазах миссис Винкворт. К тому моменту, когда Элиза наконец отложила принадлежности для рисования, огонь в камине почти погас, глаза у нее устали, и она почувствовала, что вполне успокоилась и может отправиться в кровать. Переодеваясь ко сну, она пообещала себе, что предстоящий визит графа не застанет ее врасплох. Завтра ее не найдут согнувшейся в три погибели на мостовой, как чумазую оборванку. Она будет спокойной, собранной, сдержанной – и все пройдет хорошо. Глава 8 Хотя до традиционных часов, отведенных для визитов – с двенадцати до трех пополудни, – оставалось довольно много времени, подруги не отправились на свою обычную прогулку. Чтобы не пропустить прихода Сомерсета, когда бы тот ни явился, они расположились в гостиной и принялись терпеливо ждать. – О чем собираешься с ним беседовать? – спросила Маргарет. – Да на обычные темы, – ответила Элиза. Этим утром она даже составила список. – Я спрошу, какие есть новости о его семье, о Лондоне, о… Маргарет состроила гримасу. – А о чем вы обычно разговаривали? – задала она следующий вопрос. – В смысле, когда он за тобой ухаживал. – Когда мы только познакомились? Разговаривали о книгах, общих друзьях, о том, что происходит на войне. – А потом? – продолжила расспросы Маргарет. А потом… В какой-то момент между отрывочными беседами на балах, пикниках, в театрах свойственная ему сдержанность и свойственная ей робость покинули их настолько, что они обнаружили не только общие склонности, но и глубину взаимного притяжения. – Почему тебя так интересуют наши отношения? – не ответив на вопрос, сама спросила Элиза. Ей не хотелось отдаваться ностальгическому томлению, которое только усилило бы ее нервозность. Маргарет пожала плечами: – Поскольку сама я никогда не влюблялась, мне ничего больше не остается, как интересоваться твоим опытом. – Ты в самом деле не встречала никого, кто стал бы тебе небезразличен? – спросила Элиза. – Встречала тех, с кем мне нравилось флиртовать, – задумчиво сказала Маргарет. – Но совершенно точно нравилось не настолько, чтобы отнестись к этому серьезно. Наверное, положение богатой вдовы вроде твоего и способно вдохновить девушку, но где взять уверенность, что муженек умрет достаточно скоро? – Если не желаешь нанести долгий визит в Ньюгейтскую тюрьму, то нигде, – поддела Элиза. Часы пробили двенадцать. Снизу донеслись звуки. Парадная дверь. Элиза встала и пригладила ладонями ткань юбки. Сегодня она оделась очень тщательно – в облегающее фигуру черное креповое платье, скромность которому придавал высокий воротник. – Выглядишь очень привлекательно, – шепнула Маргарет. Подруги услышали отдаленный голос Перкинса, затем шаги на лестнице. Элиза заранее дала дворецкому твердое распоряжение проводить посетителей наверх в гостиную сразу, как только они – он – прибудут. Она сделала глубокий вдох. Сегодня нет никаких причин для волнения. Просто утренний визит. Самое заурядное событие на свете. Перкинс открыл дверь. – Лорд Мелвилл и леди Каролина Мелвилл, миледи, – возвестил он. – Нет! – выпалила Элиза в полном смятении. – Добрый день! – попыталась прикрыть ее оплошность Маргарет. – Добрый день, – сказал Мелвилл, входя в комнату и посылая хозяйке иронично-вопрошающий взгляд. – Вы ждали кого-то другого? – Н-нет, разумеется, нет. Мы никого не ждали! – ответила Элиза слишком громко. – Мелвилл, ты сказал, что нас пригласили, – обратилась леди Каролина к брату. – Так и есть! – ответил он. – Впрочем, после некоторых раздумий припоминаю… Пожалуй, не напрямую. Если бы просто «не напрямую»! Элиза лишь мельком упомянула утренние визиты.