В жизни Элизы не было человека, которого она ненавидела бы сильнее. – Селуин… – тихо сказал Сомерсет. – Да мы просто шутим! – запротестовал тот. – Мне не смешно. Час назад поддержка с его стороны воодушевила бы Элизу, но теперь только усилила головную боль. Сомерсет вознамерился окончательно ее запутать? Сначала то игнорировал, то дразнил, потом оскорбил, а теперь бросился защищать. Головокружительные метаморфозы. – Джентльмены волей-неволей ждут от жены успехов на каком-либо поприще, – сказала миссис Винкворт. – Тому, кто женится на Уинни, в этом смысле несказанно повезет, ибо природа наградила ее дивным голосом. Миссис Винкворт на мгновение умолкла, выслушала вежливое бормотание гостей, а потом, точно осененная гениальной мыслью, добавила: – Право, леди Сомерсет, Уинифред просто обязана усладить наши уши песней! – Мама… – прошептала ее дочь, качая головой. – Я убеждена, немного музыки – ровно то, что нам сейчас нужно, – настаивала миссис Винкворт. Эта пытка когда-нибудь закончится? Или вечер так и продолжит обрушивать на Элизу нескончаемый поток неприятностей, которые она не в силах ни остановить, ни предотвратить? – О да! – согласился Селуин. – Пожалуй, какую-нибудь джигу. – Идеальное завершение идеального вечера, – лукаво ввернула леди Селуин. – Мама, я не могу, – сказала мисс Винкворт. – Леди Сомерсет, молю, присоедините свои уговоры к моим, – обратилась миссис Винкворт к Элизе. – Моя дочь слишком скромна и без них ни за что не согласится. – Если мисс Винкворт не хочет для нас петь, я не уверена, что… – начала Элиза так твердо, как только могла. – Она просто конфузится, – внес свою лепту адмирал. – Давай же, девочка, не вынуждай нас просить. – Не заставляйте ее, сэр, – присоединился Мелвилл к защитникам мисс Винкворт. – Ибо тогда я сочту себя обязанным поступить соответственно, а если меня к чему-то принуждают, результат не нравится никому. Маргарет и леди Каролина рассмеялись, но Элиза не могла отвлечься от зрелища миссис Винкворт, шипевшей увещевания на ухо дочери. Мисс Винкворт задышала чаще, что внушало тревогу, а боль в голове Элизы закручивалась все туже. – Пожалуйста, не стоит… – заговорила она, когда миссис Винкворт начала сталкивать дочь со стула. И вновь Элиза испытала горячее желание завершить этот вечер, не сходя с места. Пренебречь всеми обычаями и нарушить все правила гостеприимства, отправить гостей по домам, не заботясь о последствиях такого неучтивого поступка. Ах, если бы этот путь был для нее открыт! Впрочем… разве он для нее закрыт? Да, это было бы невежливое, неэлегантное, шокирующе проявление дурного тона, но… Но это ее дом. Они пили ее чай. Пришли на ее званый ужин. С какой стати она должна молчать и притворяться, что колкости Селуинов ее не задевают, а Винкворты непредвзяты, притворяться, что ей вообще хочется здесь находиться? Больше никто не посмеет укорить Элизу в недостаточной элегантности. Она взрослая женщина, обладает собственным умом (и богатством) и не желает терпеть общество этих людей ни минутой дольше. Второй раз за вечер Элиза встала. Сердце билось учащенно, словно она собиралась прыгнуть с обрыва. – Боюсь, у меня разболелась голова, – поспешно сказала она. – И как бы я ни была уверена, что игра мисс Винкворт доставит нам большое удовольствие, я вынуждена удалиться. Оглушительная тишина, последовавшая за ее заявлением, возможно, заставила бы Элизу дрогнуть, если бы не мисс Винкворт, воззрившаяся на хозяйку дома ошеломленным взглядом мышки, неожиданно освобожденной из мышеловки. – Благодарю за прекрасный вечер, – добавила Элиза. Леди Каролина с легким стуком поставила чашку с недопитым чаем и поднялась. Остальные гости, все еще не придя в себя от потрясения, молча встали и двинулись к выходу. – Браво, – шепнул Мелвилл, склоняясь над рукой Элизы. Не ответив, она высвободила руку и протянула ее леди Селуин, которая переводила взгляд с Элизы на Мелвилла и обратно, явно что-то просчитывая в уме. Сомерсет, уходивший последним, замешкался в дверях, открывая и закрывая рот, как рыба. – Миледи, – решился он. – Доброй ночи, Сомерсет, – отрезала Элиза. Что бы он ни собирался ей сказать: попросить прощения за грубость или осыпать ее очередным шквалом упреков, – сегодня Элиза не хотела ничего слышать. Только не в тот момент, когда она с трудом сохраняла самообладание. Гости ушли, в доме воцарились блаженные тишина и покой. Элиза опустилась на диван и со вздохом закрыла глаза. Без всяких сомнений, рано или поздно она раскается в собственной неучтивости, но сейчас она не могла заставить себя пожалеть о своем поступке. – Это был весьма запоминающийся вечер по всем меркам, – сказала Маргарет. Элиза ощутила, как диван подался под ее весом. – К чему я, естественно, главным образом и стремилась, – с иронией ответила она. – Ах вот какая, значит, у тебя была цель? – парировала Маргарет. – Тобой руководило не одно лишь безумие? – Пожалуй, только оно, – откликнулась Элиза, не открывая глаз. – Все эти старания не отпустить Сомерсета, одержать верх над Селуинами… И ради чего? Она помолчала, сглотнула и добавила хрипло: – Он меня не простил. Мне не следовало ждать, что простит… я знаю, надеяться было глупо, но… Маргарет с тихим шорохом подвинулась ближе, ее рука легла на голову Элизы, погладила по волосам. – Судя по тому, как он вел себя сегодня, – сказала кузина, – это не было глупо. Я думала так же, как и ты. В глазах Элизы защекотали слезы, она снова утонула в волне стыда. – Почему он ищет моего общества, если настолько меня презирает? – выдохнула она. – Я бы никогда… если бы не подумала… – Его слова были несправедливы, – сказала Маргарет, – непростительно грубы, он произнес их при стольких свидетелях. Этому нет оправдания. И мне очень жаль, что я внесла свой вклад, развивая эту тему. Я пыталась кому-то что-то доказать. С губ Элизы сорвался горький смешок. – Тебе это удалось. – Прости, – прошептала Маргарет, и Элиза отрывисто кивнула. Головная боль не проходила даже сейчас, когда стало тихо. Напротив, казалось, она начала распространяться по всему телу, спустилась по шее и плечам, чтобы встретиться с гнетущим чувством в груди. «Такое с тобой уже случалось, – напомнила себе Элиза. – На этот раз будет легче». – Что же, он пробудет здесь всего две недели, – практично заметила Маргарет. – Это недолго, ты сможешь с легкостью его избегать, а потом вам негде будет встречаться. – Ох, не говори так. Не этого я хочу. – Тогда чего же? Элиза не знала, она безнадежно запуталась. Ей хотелось никогда больше не видеть Сомерсета. Но для нее была невыносима мысль, что они расстанутся навсегда. Непостижимо, но оба чувства были искренними. – Мне просто нужно немного тишины, – сказала она. – Это было чересчур: и Селуины, и Сомерсет, и Мелвиллы… – А что плохого тебе сделали Мелвиллы? – несколько возмущенно спросила Маргарет. У Элизы не было сил рассказывать о предложении графа. Не сейчас, когда мысли в голове путаются и она сама не понимает, повергла ее эта просьба в смятение или в восторг. – Ничего. Я просто… ничего, – сказала она. – Я от души ими восхищаюсь, – заявила Маргарет. – Леди Каролина – самая умная, самая изумительная женщина из всех, кого я знаю. – А еще она красива, – добавила Элиза. Маргарет наклонила голову, торопливо отводя взгляд. – Интересно, почему она не замужем, – задумчиво произнесла Элиза. – Наверняка от воздыхателей нет отбоя. – Я этому рада. Обычно старые девы не имеют никакого значения, авторитета или влияния в обществе. Приятно видеть, что это не всегда так. – Ты имеешь значение, авторитет и влияние для меня, – сказала Элиза, поворачиваясь к любимой подруге. – Для меня ты самый важный человек в мире. – Даже не знаю, как расценить твои слова – как самые чудесные или самые печальные из всего, что я слышала в жизни, – откликнулась Маргарет, однако сжала руку кузины, желая смягчить колкость. – Злюка, – с нежностью произнесла Элиза. – Прекрасный был момент, пока ты его не разрушила. – На этом поприще я достигла больших успехов. Может, я не умею рисовать, петь или вышивать, но вот разрушать у меня получается превосходно. Элиза рассмеялась, испытав облегчение. В чем на Маргарет точно можно было положиться, так это в том, что она всегда рассмешит. Элиза смеялась за последние месяцы больше, чем за всю жизнь. Это стоило помнить. А еще следовало помнить, что до приезда Сомерсета в Бат – до того момента, когда ее мир сосредоточился на одном-единственном мужчине, – она была счастлива как никогда прежде. У нее была Маргарет. У нее был свой дом. У нее были друзья и даже возможность – в какое бы смятение это ни приводило – написать портрет на заказ. Потеря Сомерсета уже не казалась смертельным ударом.