И тут я впервые за сегодняшний день, да еще и со всей искренностью, почти по-мазохистски возрадовался своему внеочередному суточному дежурству. Изобразив на лице горестную мину, я печально поведал сестрам о всех своих тяготах и лишениях, которым на ближайшие сутки подвергла меня нелёгкая служба во внутренних органах. Барышни не менее искренно огорчились и принялись меня жалеть, поочерёдно высказывая предположения о вариантах проведения совместного досуга вечером моих отсыпных завтрашних суток. От необходимости придумывать аргументированные отговорки меня спасла моя подъехавшая остановка. Улыбнувшись на прощание что-то щебетавшим мне сестрицам и помахав им рукой, я поспешил из трамвая на улицу. — Как дела? — спросил я Аскер-заде, зайдя в дежурку и поведя носом. — Нормально! Квартирная кража. Тебя Данилин пока Зуевой подменил, она на на место выехала, — дежурный заговорщицки понизил голос, — Я Денисова зашугал и он двух своих подучетных баб-ханыг притащил! Они всё отмыли, а мой Коля еще и лизолом камеры побрызгал. Никаких следов и посторонних запахов! И еще, этим "мелким" всем дали по десять суток! — гордо сообщил Аскер, — Коробку конфет с шампанским пришлось секретарше судьи подарить! — вздохнул он. — Ну и слава богу! — похлопал я по плечу бедолагу старлея, — Ты мне Болдыреву открой, допрошу и от себя "рубль двадцать две" ей выпишу, отправишь потом её в ИВС. Пусть потом следак, которому дело отпишут, её у прокурора арестовывает! Надо было всё-таки побыстрее дособрать материал и завершить первичные следственные действия. Чтобы без проблем и ругани спихнуть с себя двести десятую, возбужденную в отношении подлюки Раиски. Цинично торгующей телом собственной дочери. Кстати, надо бы и карточки пойти выставить в группе учета! Забрав из камеры "мамку"— маму, я поднялся к себе. В кабинете, как я и предполагал, никого уже не было. Разошлись мои блудливые свидетели. Более того, кабинет был закрыт. Не раздумывая, я вместе с ворчащей что-то себе под нос Болдыревой пошел в приёмную Данилина. Очень надеясь, что ключ от моего служебного помещения не находится у выехавшей на кражу Зуевой. — На! — протянула мне вожделенную железяку на кольце хмурая Тонечка, — И на будущее имей в виду, я вам не завхоз и не ключница! — она покосилась на стоящую рядом со мной Раиску, вся фанаберия которой после двух с половиной часов, проведенных в камере, куда-то испарилась. Завладев ключом, я строго посмотрел на неприветливую Антонину. — Я надеюсь, ты не злоупотребила оказанным тебе доверием и этим ключом не воспользовалась без моего ведома? По кабинету в моё отсутствие не шарилась?! — озорно подмигнув капитальной женщине Валентине, я быстро вытолкнул в коридор Раису. И сам также стремительно удалился из приемной, не став дожидаться, пока задохнувшаяся от возмущения Тонечка, подберёт для меня душевные слова. — Ты, Рая, уже один раз меня разозлила! — пока еще спокойным и даже ленивым тоном увещевал я Болдыреву, борясь с сонливостью и голодом, — Хочешь, чтобы я опять и еще больше тебя огорчил? — мерзавка замкнувшись молчала и я продолжил, — Раиса, ты же вроде женщина не глупая, зачем тебе лишних два года за колючкой? — я без приязни смотрел на злобный колобок с мелким перманентом на щекастой и неестественно круглой голове. Смотрел и гасил в себе нарастающее раздражение на эту досадную помеху своему походу в столовую. Подаренный Аскером свёрток с едой, я в благородном, но в очень необдуманном порыве презентовал Зуевой. А теперь еще и столовая через полчаса закроется. Мне было по-настоящему грустно. — Ты мне, начальник, баки не забивай! — вдруг совсем недобро оскалилась Болдырева, — Я, чтоб ты знал, два раза в командировки к "хозяину" уже съездила и ваши ментовские уговоры мне до одного места! Так что ты не старайся, молод ты еще, чтобы Раю на фу-фу взять! — она даже приготовилась плюнуть на пол, но я быстро поднёс к её носу кулак и наглая тётка одумалась, испуганно отшатнувшись. Видимо она своей сучьей сущностью почувствовала, что движение моей руки не было платоническим. Время до закрытия столовой таяло, а поститься сегодня я не собирался. И без того судьба меня последнее время не баловала своей милостью. Молодой организм ни на какой компромисс с чувством долга не шел и настойчиво требовал жиров, белков, и углеводов. — А теперь ты меня послушай, падлюка! — нависнув над вжавшейся спинкой стула в стену Болдыревой, я отпустил почти все свои чувства на волю, — Если ты сейчас не подпишешь мне протокол допроса, я попрошу, чтобы твоё дело мне отписали! И я обещаю тебе, паскуда, что сделаю всё, чтобы не только этих трех засранцев тебе в актив записать. Я всех, с кем твоя дочь за последний год в койку ложилась, найду и суду предъявлю! Ты же не полная дура и не сомневаешься, что она мне их назовет?! — сконцентрировал я на своем лице злобу. — Тварь она неблагодарная! — с перекошенной физиономией взвизгнула Раиса, — Зря я тогда аборт не сделала, выкормила кобылу на свою голову! — Ну это тебе виднее, — не стал я тратить время на споры относительно целесообразности прерывания беременности гражданкой Болдыревой восемнадцать лет тому назад, — А то, что Светлана тебя сдаст и поможет загрузить по самую маковку, в этом можешь не сомневаться! — я без сожаления посмотрел на расстроенную мадам Раю. — Короче так! — потеряв терпение, начал отливать в граните я свои угрозы, — Продолжаешь упираться и тогда я соберу в кучу всех родителей п#здюков вашего двора и всех окрестных улиц! Всех, которые когда-либо отлюбили твою дочь! И поверь мне Рая дорогая, я сумею их крепко надрочить на коллективный поход в райком партии! И тогда, тварь, после этой родительской демонстрации, обвинение в суде против тебя будет поддерживать сам прокурор, а не его сопливая помощница! Так что срок получишь ты по самой верхней планке! Потому что иначе судью самого раком поставят суровые товарищи из обкома. Гражданка Болдырева затравлено смотрела на меня снизу вверх и беззвучно шевелила губами. Много повидал я за обе жизни прожигающей глаза ненависти, но такой, с которой сейчас на меня смотрела Раиса Николаевна, вспомнить не смог. — Ну? — видимо я тоже смотрел на эту бабу не очень добрыми глазами, потому что свои зенки она, не выдержав моего взгляда, отвела, — Идешь в сознанку? Минута у тебя на решение! — я демонстративно приподнял левое запястье с часами. — Хрен с тобой, банкуй, начальник! — окончательно сдалась Рая и бесформенной квашнёй оплыла на стуле, будто из неё выдернули позвоночник. В столовую я всё равно не успел. Отступление. Чекисты. — Ну? Что ты обо всём этом думаешь? — стоя перед своим аквариумом, не оборачиваясь, задал вопрос своему подчиненному подполковник. — Я думаю, Юрий Олегович, — начал отвечать мнимому Виктору Яковлевичу майор, — Думаю, что с этим Корнеевым надо, как следует поработать! — произнес он, вроде бы сохраняя спокойствие, но при этом нехорошо щурясь. — Вы же знаете, интуиция редко меня подводит! И я убеждён, что за этим ментом грехи есть! Я смогу его разработать, вы не сомневайтесь! И реализовать тоже смогу! Для начала разрешите, я оформлю заявку на "ноги" и на полный комплекс оперативно технических мероприятий в отношении Корнеева? Включая негласные обыски жилья и прочих мест? Отвернувшись от суетливо рыбёшек за стеклом, старший комитетчик задумчиво смотрел в окно. Он был согласен со своим младшим коллегой, потому что и сам изнутри чесался от жгучего желания прищемить хвост не по годам наглому менту. Крепко прищемить! Так, чтобы в столыпинском вагоне уехал этот милицейский лейтенант далеко и на самый север необъятной советской родины. Где климат уже сам по себе не особо располагает к крепкому здоровью и продолжительной жизни. Чего уж там, и за гораздо меньшие неудобства, которые вольно или невольно доставляли ему люди, подполковник Козицын, без колебаний ломал им жизни. А этот гадёныш зашел намного дальше. Это еще очень удачно получилось, что Павел приходится ему двоюродным братом не по отцу, а по матери! И потому он Оськин, а не тоже Кзицын. Но это секрет полишинеля. Очень ненадежный секрет. И совсем еще не факт, что несчастный Паша сумеет сохранить молчание. Сидел бы он здесь, было бы намного проще. Но содержится он в Москве и дело расследуют тоже москвичи. А самое главное, к этим москвичам никак не подступиться. Потому что слишком уж жестко сверху контролируют это дело. Аж из самого ЦК КПСС контролируют! И месяца через два это дело уйдет в суд. Всё к этому идёт. Но даже еще до суда брат Паша может поплыть и сдать своего родственника. И по совместительству, своего старшего подельника. По столь ненавистному советской Родине преступлению, предусмотренного расстрельной девяносто третьей статьёй УК РСФСР. С маленькой, но такой страшной приставкой "прим" к этой самой девяносто третьей статье. И тогда, если Павел расколется, судить всю преступную группу, включая и его, подполковника КГБ Козицына, будет не гражданский суд, а спецтрибунал. При таком раскладе подполковник никаких иллюзий не питал относительно приговора себе, да и большинству из причастных. Не будет им сроков. Никаких не будет. Ни больших, ни, тем более, малых. Без всякого сомнения, дадут им высшую меру. А потом, так же всем без исключения, будет отказ по слезливым апелляциям и просьбам о помиловании. И через не очень продолжительное время будет расстрельный коридор с пулей в затылок. Ему, подполковнику КГБ Козицыну Юрию Олеговичу, тоже. Ему-то как раз, в самую первую очередь. А ведь как хорошо работала схема! И дальше бы работала, если бы не этот безродный ублюдок. Только-только всё настроилось и увязалось. С таким трудом удалось всё наладить! Обком, горком, прокуратура и ОБХСС. Начиная с районов и до самого верха области. Даже в Москве людей на процент взяли! — Ты, Иван, успокойся! — обернулся подполковник, отгоняя тягостные мысли, из-за которых он давно уже потерял нормальный сон, — Успокойся и не вздумай дергаться в сторону этого Корнеева! Узнаю, что самовольно проявляешь инициативу, голову сниму! Ты меня знаешь, поэтому понимай мои слова буквально, погонами ты не отделаешься. Майор Сентемов стоял вытянувшись и не пытался возражать даже взглядом. На самом деле, слишком уж хорошо он знал своего руководителя. Не спорил, но и недоумения он тоже не стал скрывать. — Разрешите вопрос, Юрий Олегович? — почтительно дождавшись, когда шеф изложит до точки свои указания и только после этого произнес он, — Это из-за московских связей жидовки Левенштейн? Но она ведь в Израиль сбежала! Кто за неё вступиться теперь посмеет?! Подполковник Козицын подавил в себе нарастающее раздражение к этому идиоту. Жаль, что не время сейчас устраивать ему порку. Чуть позже он избавится от майора, организовав ему повышение подальше от себя. Повышение мелкое и последнее до самой его пенсии. Потому что дебил, а дебилов под собой держать опасно. — Ты помнишь состав межведомственной бригады из Москвы? Когда москвичи область громили из-за хищений на мясокомбинате? — терпеливо спросил Козицын майора Сентемова. — Скажи мне, кого ты помнишь из местных в составе той комиссии? Подчинённый наморщил лоб и задумался, добросовестно стараясь перетряхнуть свою память. — Не напрягайся! — прекратил его мучения подполковник, — Я тебе и так скажу, видел я тот документ. И видел, чьи подписи под ним стоят. Но не о том речь! Так вот, не было в составе той бригады никого из местных! Никого не было! Никого, кроме младшего лейтенанта милиции Корнеева. Заметь, майор, ни меня, ни даже начальника нашего Управления не включили, а этого младшего лейтенанта будьте любезны! — И что это значит, товарищ подполковник? — в два приёма, сглотнув вязкую слюну, растерянно спросил Сентемов. — Это значит, Сентемов, что "ноги" под Корнеева я тебе согласую. Для начала на месяц. А там посмотрим, — хозяин кабинета тяжело опустился на свое место за столом. — Всё остальное отставить! Ты хорошо понял меня, майор? — тяжелый взгляд подполковника плющил мозг стоявшего перед ним навытяжку мужика. — Так точно! Понял, товарищ подполковник! — еще сильнее вытянулся Сентемов. — Вот и хорошо, что понял! — Юрий Олегович отвернулся к окну, — Иди, работай! Аккуратно пододвинув стул к приставному столу, майор, стараясь не топать, направился к выходу. — И это, погоди, Сентемов! Слушай, ты и правда, сходил бы к доктору! А то иногда, как дыхнёшь в лицо, так, ты извини, но блевануть хочется! — высказался подполковник, равнодушно глядя на обернувшегося и густо покрасневшего подчинённого, — Ну ладно, всё, давай, иди, майор, работай! Кому как, а мне на женщин и в той, и в этой жизни везло. И по сей день везет. Даже приснопамятная Светлана Болдырева меня не подвела. Отлучившись после моего внезапного выезда к чекистам, она добросовестно вернулась ко мне в кабинет и я её допросил. Как и положено, пригласив из ИДН специально обученную тетку. Поскольку маман Болдырева моими стараниями уже дала качественные признательные показания, то никаких противоречий устранять при помощи очных ставок нужды не было. Решив использовать молодую и вполне себе симпатичную девицу в своих плотских интересах, я дал ей три рубля. И попросил сходить в ближайший продуктовый магазин за куском колбасы, буханкой хлеба и пакетом кефира или ряженки. Потому что есть хотелось нестерпимо. Посланная за провиантом Света еще не вернулась, но зато возвратилась с кражи Лидия Андреевна. Вместо того, чтобы наброситься на меня со справедливыми упрёками, она позвала меня к себе в кабинет и усадив за свой стол, застеленный двумя льняными салфетками, начала потчевать. Первым, вторым и даже третьим блюдами. Видя мою растерянность, начальница простодушно пояснила, что возвращаясь с кражи, она заехала к себе домой и захватила мне еды, предварительно разогрев её и укутав в полотенца. Уминая борщ и гречневую кашу, щедро сдобренную мясом, я благодарно рассказывал Лиде, какая она красивая, добрая и хорошая. Кажется, я потерял бдительность и чувство меры. И, наверное, слишком увлекся с количеством и качеством комплиментов. Очнулся я только тогда, когда довольная и раскрасневшаяся Зуева в очередной раз предложила мне переехать к ней. После чего, моментально вернув контроль над своим сознанием, принесенные Лидой яства я доедал уже молча. Скомкано поблагодарив заботливую начальницу, я поспешил покинуть её кабинет и в коридоре наткнулся на Светлану Петровну, топтавшуюся с авоськой под дверью моего офиса. Ей тоже не терпелось меня накормить. От заботы младшей Болдыревой меня спас трескучий голос репродуктора, призывавший дежурного следователя Корнеева срочно спуститься в ОДЧ. Моё беззаботное времяпрепровождение закончилось, следственно-оперативной группе под моим руководством предстоял выезд на очередное преступление. Когда я зашел в дежурку и принял из рук Аскера бумажку с адресом, что-то из написанного на ней царапнуло глаз. Секундой позже, я понял, что. Адрес, как и фамилия потерпевшей, мне были хорошо знакомы. Глава 18 На оторванном от телетайпного рулона куске бумаги был от руки записан адрес и фамилия-имя-отчество заместителя директора Управления городского ТОРГа Светланы Сергеевны Шевцовой. Квартиру которой, как сообщили из ОДЧ УВД, обнесли неизвестные крадуны. Всё-таки дотянулась безжалостная рука криминала до всемогущей королевы торговли. Нерадостное событие, конечно, но всяко-разно, кража это не разбой, не так оно страшно! Сердце ворохнулось и предательски заныло. Но не из жалости к Светлане Сергеевне, наверняка утратившей сегодня много чего ценного. А от того, что квартировала она в том самом кооперативном доме, где жила Софа. Настроение опять рухнуло ниже оси координат. — Езжай быстрей, если из города на место приедут раньше вас, всех нас с говном сожрут утром! — вполне обоснованно переживал оперативный дежурный Аскер-заде. — Кинолог будет? — хмуро спросил я. Этот вопрос я задал, исходя только лишь из того, чтобы узнать, заезжать за ним в питомник нам или на кражу его доставит их транспорт. На моей памяти не было случая,чтобы какой-то милицейский мухтар привел к жулику по оставленному тем следу. — Будет собака и сказали, что транспорт у них есть, сами в адрес доберутся! — успокоил меня старлей, сняв с моей шеи обязанность собачьего таксиста. Ехать до кирпичной "свечки" на набережной было недалеко и через пятнадцать минут мы были на месте. Дверь в квартиру оказалась не заперта, хотя и, на первый взгляд, не взломана. Значит, действовали лихие людишки подбором ключа. Через окно или балкон маловероятно. Пятый этаж, а не первый, не второй и даже не последний. Кинолога дожидаться я не стал, его ворчание о затоптанных следах я уж как-нибудь переживу. Зато шансов, пусть и мизерных, раскрыть по горячим, постараюсь не упустить. В квартиру мы вошли втроём, я, опер и эксперт-криминалист. В нос шибануло корвалолом или валокордином. А, может, валерьянкой. Слава богу, разбираться в этих ароматах я еще не научился. В отличие от двухкомнатной сониной, у Шевцовой была трёшка и вместо коридора, мы оказались в просторной квадратной прихожей. По правую руку почти сразу была арка в кухню, где за столом сидела с красными глазами моя торговая знакомая. Вокруг неё суетились две юные особы. Лет шестнадцати одна и ненамного старше вторая. — Здравствуйте, Светлана Сергеевна! — не слишком бодро поздоровался я с потерпевшей. Хорошо еще, что вовремя прикусил язык и не ляпнул ей про добрый вечер. — Видишь, Серёжа, всё-таки не обошла меня беда! — женщина со всхлипом вздохнула, но к моему облегчению, от рыданий она удержалась. Я прошел на кухню, а эксперт с опером остались переминаться в прихожей. — Вот, пришла с работы, а тут такое! — Шевцова опять вздохнула с надрывом, а старшая из присутствующих дочерей начала накапывать что-то вонючее из темного пузырька в чайную чашку. — Светлана Сергеевна, нам с товарищами работать надо, вы соберитесь пожалуйста! — вежливо, но твёрдо начал я мобилизовывать обворованную тётку, — В ваших же интересах, если мы здесь побыстрее осмотримся и со списком похищенного определимся! — я старался смотреть на Шевцову без сочувствия, чтобы не провоцировать её своим сочувствием на еще большее расстройство и горестные рыдания. — Смотрите! — с безразличной обреченностью махнула она рукой, — Не для того эти сволочи воровали, чтобы их потом кто-то нашел! — она выпила из поданной дочерью чашки настойку и поморщилась.