Ну и как ей это удалось? Она ведь стояла спиной к нему, задом кверху. — Их там еще полным-полно осталось, — сказал сын. Аромат сухофруктов и золотистого сиропа щекотал ноздри. Ну почему она такая хорошая повариха? — Это не для тебя, а для гостей мисс Джеймс! — Я всего-то взял одну штучку, гости мисс Джеймс и не заметят пропажи. Эрику частенько казалось, что он угодил в ловушку, причем с самого момента рождения. Он не мог припомнить времени, когда бы не был привязан к своей матери, причем не как полноценный член семьи, но как своего рода довесок, мотающийся на лямке ее фартука. Отец его был армейским капитаном и пришел в настоящий восторг, когда разразилась Великая война. Он мечтал о медалях, славе и о том, как навешает бошам. А взамен получил пулю в голову в каком-то далеком местечке, название которого Эрику даже выговорить толком не удавалось. Эрику было семь лет, когда пришла похоронка, и он до сих пор помнил свои тогдашние чувства… вернее, их отсутствие. Трудно скорбеть по человеку, которого едва знаешь. Они с матерью уже тогда жили в Тоули-на-Уотере, в домике таком маленьком, что одному приходилось прижиматься к стенке, чтобы дать другому пройти. В школе Эрик не блистал, а потому, окончив ее, перебивался разными заработками в Тоули: в пабе, в лавке мясника, в местном порту. Но нигде надолго не задерживался. Хотя к началу Второй мировой Эрик достиг призывного возраста, в армию его не взяли — он родился косолапым. В детстве мальчишки дали ему прозвище Увалень, а девчонки даже не смотрели в его сторону и вечно хихикали, когда он ковылял по улице. Эрик записался добровольцем в местное ополчение, но даже там никто не был ему рад. Война закончилась. В Тоули поселилась Мелисса Джеймс, и Филлис поступила к ней в услужение. Поскольку выбора у Эрика по большому счету не было, он последовал за матерью, которая совмещала должности экономки и поварихи. Он стал дворецким, шофером, садовником и разнорабочим в одном лице. Но не посудомойщиком. Вот на это он никогда не подряжался. Теперь, когда Эрику уже исполнилось сорок три, он начал понимать, что больше от жизни ждать нечего. Что ж поделать, если такие карты достались ему при раздаче. Его удел мыть машину, полировать серебро, говорить: «Да, мисс Джеймс» и «Нет, мисс Джеймс». Но даже в модном красивом костюме, который хозяйка ему купила и обязывала надевать, когда он возил ее в город, Эрик по-прежнему оставался Увальнем. И останется им навечно. Он откусил от флорентини, уже немного поостывшего, и посмаковал брызнувшее на язык масло. Это тоже часть ловушки: мама вкусно готовит, а он ест ее стряпню и толстеет. — Если проголодался, в жестянке есть кокосовые печенья, — сказала Филлис, немного смягчившись. — Они черствые. — Давай подержу их пару минут над плитой, и они сразу станут первый сорт. Даже проявляя заботу, мать ухитрялась его унизить. Ему что, полагается благодарить за объедки, которые остались после Мелиссы Джеймс и ее приятелей? Сидя за столом, Эрик чувствовал, как внутри его закипает гнев. Он заметил, что с недавних пор гнев этот стал более темным и куда менее контролируемым. И не только гнев, но и другие эмоции тоже. Чандлеру подумалось, не стоит ли поговорить об этом с доктором Коллинзом, лечившим его от простуд и мозолей. Доктор Коллинз всегда держался с ним по-дружески. Но Эрик знал, что не сделает этого. Не расскажет никому про обуревающие сердце чувства, потому как не его вина, что они постепенно накапливаются, и ничего тут не изменить. Лучше уж держать их внутри, это его тайна. Если только Филлис уже не проникла в нее. Иногда по тем взглядам, которые она бросала на сына, Эрик начинал подозревать, что так оно и есть. Хлопнула дверь, и в кухню вошла Мелисса Джеймс, в брюках с высокой талией, шелковой рубашке и пажеской курточке с золотистыми пуговицами. Эрик проворно вскочил, оставив на столе недоеденное печенье. Филлис повернулась, вытирая руки о передник, словно давая этим понять, как сильно занята. — Нет нужды вставать, Эрик, — произнесла Мелисса. Родилась она в Англии, но так долго проработала в Голливуде, что в некоторых ее словах безошибочно угадывался гнусавый американский акцент. — Я просто хочу прошвырнуться в Тоули… — Мне вас отвезти, мисс Джеймс? — Нет. Я возьму «бентли». — Я только что закончил его мыть. — Чудесно! Спасибо. — В какое время изволите ужинать? — спросила Филлис. — Я как раз и зашла сюда, чтобы это обсудить. Фрэнсис нынче уезжает в Барнстепл. У меня немного болит голова, так что я сегодня рано отправлюсь на боковую. «Ну вот, опять, — отметил про себя Эрик. — Англичанка сказала бы „лягу спать“, а не „отправлюсь на боковую“». Американизмы увешивали Мелиссу, словно дешевые украшения. — Могу подогреть вам супчик, если угодно. — В голосе Филлис прорезалась забота. С ее точки зрения, суп был равносилен лекарству, только обладал еще бо́льшим эффектом. — Мне тут подумалось, что вы можете навестить вечером свою сестру. Эрик отвезет вас на «бентли». — Это так мило с вашей стороны, мисс Джеймс. Сестра Филлис, тетка Эрика, жила в Бьюде, немного дальше по побережью. Ей с недавних пор нездоровилось, шла речь о возможной операции. — Я буду к шести, — продолжила Мелисса. — И как только вернусь, вы оба свободны как пташки, и приятного вам вечера. Эрик словно бы лишился дара речи. Такое происходило всякий раз, стоило Мелиссе Джеймс войти в комнату. Причина заключалась не только в том, что Мелисса была удивительно красива. Она вдобавок была еще и кинозвездой. Едва ли нашелся бы в Англии человек, который не узнал бы эти белокурые волосы, почти по-мальчишески коротко остриженные, эти пронзительно-голубые глаза и фирменную улыбку, только выигрывающую в обаянии благодаря тонкому шраму в углу рта. Даже сейчас, проработав на нее не один год, Эрик не мог до конца поверить, что эта небожительница и в самом деле находится в одном с ним помещении. Когда он смотрел на мисс Джеймс, то представлял себя в кино, и женщина эта казалась ему возвышенной и недоступной, словно на экране. — Значит, до скорого. — Мелисса развернулась на каблуках и вышла из кухни. — Вы бы зонтик захватили, мисс! Вроде как дождь собирается! — крикнула ей вслед Филлис. В ответ Мелисса только вскинула руку. И скрылась из виду. Филлис выждала несколько секунд, а потом повернулась к Эрику. — И что это, скажи на милость, ты творишь? — сердито спросила она. — В смысле? — Эрик напрягся. — Опять ты на нее пялился самым возмутительным образом! — Да не пялился я! — Глазищи как блюдца! — Филлис уперла руки в боки, ну прямо вылитая Ухти-Тухти. — Будешь так себя вести, добьешься, что нас обоих вышвырнут отсюда. — Мама… — Эрик чувствовал, как ярость волнами вскипает в нем. — Я иногда пытаюсь понять, что с тобой не так, Эрик, — продолжила женщина. — Сидишь тут все время, один как сыч. Это ненормально. Эрик зажмурил глаза. «Ну вот, опять начинается», — подумал он. — Тебе давно пора найти себе подружку, с которой ты мог бы выйти погулять. Да, знаю, что ты не красавчик, и про твою ногу тоже помню… и все-таки! Вот хотя бы та девчонка из «Мунфлауэра», Нэнси. Я знаю ее мать. Замечательная семья, очень приличные люди. Почему бы тебе не пригласить Нэнси на чай? Он не перебивал мать, голос ее постепенно словно бы отдалялся. Эрик понимал, что однажды его терпение закончится и он не сможет больше сдерживаться. И что тогда? Ответа он не знал. Мелисса вышла из кухни и пересекла холл, направляясь к парадной двери. Пол не был застлан коврами, и она почти механически, не сознавая, что делает, старалась ступать как можно тише, чтобы половицы не скрипнули. Хорошо бы выйти из дома, избежав очередной стычки. Разве у нее и без этого мало забот? Филлис не ошиблась, на улице явно собирался дождь — впрочем, он всю неделю почти не прекращался, — но Мелиссе не хотелось брать зонтик, который всегда казался ей дурацким изобретением: то капли затекают под него снизу, то ветер норовит вырвать его из рук. Мисс Джеймс пользовалась зонтом только в том случае, если кто-то держал его над ней, пока она находилась на съемочной площадке или выходила из автомобиля перед премьерой фильма. Но такие случаи — дело другое. Там от нее ожидают подобного поведения. Теперь же Мелисса сняла с подставки для шляп возле двери непромокаемый плащ и набросила его на плечи. Кларенс-Кип она купила в миг помрачения рассудка: в такие минуты Мелисса могла приобрести почти все, что угодно, и за любую цену, не думая о последствиях. Странное название для дома. «Кип» — термин, обозначающий главную башню замка, последний оплот сопротивления. Но Мелисса не собиралась ни от кого обороняться. И хотя дом понравился ей с первого взгляда, ничто в нем не напоминало замок. Кларенс-Кип представлял собой затейливое строение времен Регентства, возведенное сэром Джеймсом Кларенсом, военачальником. Ему довелось сражаться во время Войны за независимость США и исполнять должность губернатора Ямайки. Вероятно, именно там Кларенс и почерпнул вдохновение, поскольку дом его был построен по большей части из дерева, выкрашен в ослепительно-белый цвет и снабжен элегантными окнами, которые смотрели на просторные пустые лужайки, спускающиеся к морю. По обе стороны от парадной двери тянулась широкая веранда, а из расположенной прямо наверху главной спальни имелся выход на балкон. Лужайки были почти идеально ровными и покрытыми роскошной, чуть ли не тропической зеленью. Разве что пальм не хватало. Такой дом мог стоять где-нибудь на плантации в колониях. Поговаривали, что однажды тут останавливалась королева Виктория. Некоторое время усадьба принадлежала Уильяму Рэйлтону, архитектору, спроектировавшему колонну Нельсона на Трафальгарской площади. До того как попасться на глаза Мелиссе, Кларенс-Кип долго стоял заброшенным, и она прекрасно осознавала, что вернуть дом к прежней роскоши времен Регентства обойдется в кругленькую сумму. Однако то, насколько круглой окажется эта сумма, стало для нее неприятным сюрпризом. Не успела новая владелица победить сухую гниль, как началась борьба с сыростью. Ущерб от прорвавшегося водопровода, трещины в фундаменте, просевшие углы — проблемы дюжинами выстраивались в очередь за ее автографом, причем расписываться всякий раз непременно приходилось в банковском чеке. Тут невольно призадумаешься: а стоило ли оно того? Да, дом был красивый. Ей нравилось в нем жить: просыпаться и наслаждаться видом на море и шумом прибоя, прогуливаться по саду (когда погода позволяла), приглашать гостей на вечеринки в выходные. Но подчас Мелисса начинала склоняться к мысли, что эта борьба истощила ее во многих смыслах. В финансовом уж точно. Как она позволила событиям выйти из-под контроля? Пять лет прошло с тех пор, как мисс Джеймс участвовала в голливудском фильме, три года — как вообще снималась. Она целиком отдалась жизни в Тоули-на-Уотере: ремонтировала дом, налаживала бизнес, играла в теннис и бридж, каталась верхом, заводила друзей… вышла замуж. Впечатление создавалось такое, будто Мелисса решила превратить свою жизнь в величайшую из всех сыгранных ею ролей. Естественно, банкир предупреждал ее. Бухгалтеры постоянно слали записки. В ушах до сих пор звенели вопли агентов, звонивших по телефону из Нью-Йорка. Но Мелисса слишком упивалась собой, чтобы прислушиваться к ним. У нее за плечами была череда успешных фильмов в Англии и в Америке. Ее лицо украшало обложки журналов «Вуманс уикли», «Лайф» и даже (после того, как ей довелось сыграть с Джеймсом Кэгни) «Тру детектив». Она не сомневалась, что вновь получит работу, если та ей понадобится. Она ведь Мелисса Джеймс. Если она захочет вернуться в кино, то станет даже более великой, чем когда-либо прежде. И это скоро произойдет. Каким-то образом Мелисса позволила завалить себя счетами, так что продохнуть стало невозможно. Она выплачивает жалованье пятерым слугам. Содержит яхту и двух лошадей. Купленный ею бизнес, отель «Мунфлауэр», по меньшей мере половину года полон под завязку и должен, по идее, приносить солидную прибыль. Вместо этого от него одни убытки. Ее уверяли, что инвестиции окупятся, но пока никакого дохода почему-то не видно. Но что еще хуже, ее агенты — как английские, так и американские — утверждают, что якобы теперь, когда мисс Джеймс перешагнула сорокалетний рубеж, для нее доступно не так много ролей, как она считала. Оказалось, что за это время появились молодые актрисы, унаследовавшие ее мантию: Джейн Мэнсфилд, Натали Вуд, Элизабет Тейлор. А ей — нет, вы только подумайте — предлагают играть их матерей! И самое ужасное то, что за подобные роли щедрых гонораров ждать не приходится. И все-таки Мелисса не унывала, не такой у нее был характер. Когда много лет назад она начинала актрисой на вторых ролях в малобюджетных отечественных картинах из так называемой категории «дешево и быстро», которые британские продюсеры снимали только в силу необходимости[10], то грезила о том дне, когда станет кинозвездой мирового уровня. И была непоколебимо уверена, что однажды это непременно случится. Мелисса принадлежала к тем людям, которые всегда добиваются чего хотят. Вот и сейчас она была преисполнена оптимизма. Не далее как сегодня утром мисс Джеймс прочитала замечательный сценарий. То был триллер, в котором она намеревалась сыграть главную роль — женщину, чей муж задумал ее убить, а когда покушение пошло не по плану, выставил супругу в качестве виновной. В режиссеры прочили Альфреда Хичкока, а это значит, что лента наверняка станет лидером проката. Да, это верно, что главную роль ей пока, собственно, никто еще не предложил. Через пару недель, когда мистер Хичкок приедет в Лондон, она отправится на встречу с ним. Но Мелисса не сомневалась в успехе. Да, героиня значительно моложе, однако роль ведь вполне можно переписать под нее, продолжала рассуждать актриса, нисколько не сомневаясь, что сумеет очаровать режиссера и сценаристов. Все эти мысли роились в голове Мелиссы, пока она подходила к двери. Но прежде чем она успела распахнуть ее, позади послышались шаги. Мелисса сразу поняла, что это Фрэнсис Пендлтон, ее муж, спускается по лестнице. На краткий миг она испытала искушение спешно покинуть дом, как если бы просто не заметила супруга. Но потом одернула себя: ну что за ребячество? Да и все равно не сработает, уж лучше пройти через это. Мелисса повернулась и с улыбкой произнесла: — А я как раз собиралась уходить. — Куда? — В отель. Хочу поговорить с Гарднерами. — Может, и мне с тобой пойти? — Нет, не стоит! Я всего на полчасика. Удивительное дело, насколько сложнее играть, когда перед тобой нет камер, огней и толпы человек в пятьдесят, без заранее написанного текста. Когда играть приходится себя саму. Мелисса старалась выглядеть естественной, делая вид, что все в порядке. Однако партнер смотрел на нее с сильным подозрением: для него это была не игра. С Фрэнсисом Мелисса познакомилась на съемках своего последнего фильма, происходивших в Англии. Тогда-то она волею судьбы и оказалась в родном графстве. Картина «Заложница судьбы» — триллер, основанный на романе Джона Бьюкена, где Мелисса играла молодую мать, разыскивающую похищенную дочь, — впоследствии провалилась в прокате. Некоторые сцены снимались в Девоне, в Сонтон-Сэндз, и Фрэнсиса приставили к ней в качестве личного помощника. Хотя он был на десять лет моложе, между ними сразу проскочила искра, а потом дело приняло самый серьезный оборот. Безусловно, в романах во время съемок не было ничего нового. По правде говоря, Мелисса не могла припомнить ни одного фильма, во время создания которого не состояла бы в романтической связи с кем-нибудь из актеров или членов съемочной группы. Но в этот раз все оказалось иначе. Каким-то образом, когда была отснята последняя сцена и все разъехались по своим делам, Фрэнсис так и остался рядом, и Мелисса поняла, что он твердо решил придать их отношениям постоянный характер. А почему бы и нет? Фрэнсис был хорош собой: с волнистыми волосами, загорелой кожей и в превосходной физической форме (последним двум достижениям он был обязан своей парусной яхте «Сандоунер»). Пендлтон был умен и, что самое важное, безоговорочно предан Мелиссе. И не такая уж это неподходящая партия, как сперва могло показаться. Родители его были богаты, отец — виконт и владелец поместья в двадцать тысяч акров в Корнуолле. На самом деле молодого человека следовало именовать достопочтенный Фрэнсис Пендлтон, и, хотя он не являлся наследником земли и титула, предпочитая не пользоваться почетной добавкой к имени, это был в высшей степени завидный жених. Едва об их помолвке стало известно, как новость замелькала в светской хронике всех лондонских газет, и Мелисса поняла, что поступила правильно: когда она вернется наконец в Голливуд под ручку с красивым и элегантным английским аристократом, то недвусмысленно заявит всем о себе. Когда речь зашла о покупке Кларенс-Кип, Фрэнсис был единственным, кто поддерживал Мелиссу. И не просто поддерживал, но и всячески подталкивал ее к этому, и теперь она поняла почему. Усадьба располагалась поблизости от его малой родины. Семейные владения Пендлтонов находились в соседнем графстве, и, хотя родители отказались общаться с сыном — им пришлось не по нраву читать сплетни в газетах, — это был именно тот стиль жизни, о котором Фрэнсис всегда мечтал. Он не помогал жене с отелем, с лошадьми, да и вообще ни в чем не помогал. Фрэнсис даже с постели не вставал раньше десяти. В придачу к tropaeum uxor, трофейной жене, он заполучил также и собственное имение. Мелисса смотрела, как он стоит у подножия лестницы: в синем свитере и белых брюках, словно собрался поплавать на яхте, содержать которую они больше не могли себе позволить. Стараясь подобрать нужные слова, Фрэнсис сжимал и разжимал кулаки. Ей подумалось, что он становится все более и более никчемным. Иногда, а правильнее сказать, довольно часто, Мелисса винила мужа в принятых ею решениях, как будто он изначально составил коварный план, как затянуть ее в свой мир. — Думаю, нам нужно поговорить, — сказал он. — Не сейчас, Фрэнсис. Эти противные Гарднеры меня уже заждались.