Супруги тупо смотрели на ужин, быстро остывающий на тарелках. — Но если хочешь знать мое мнение… — продолжил Леонард. — Да? — С какой стати мы ведем себя так, будто получили плохие новости? Ну не странно ли: сидим тут молча, даже в глаза друг другу не смотрим. Разве мы не должны радоваться? — Не знаю. Просто деньги… — Надеюсь, ты не хочешь сказать, что это корень всех зол? — Нет. — Или что на деньги нельзя купить счастье? Возможно, это все правда, дорогая, но только подумай, как они пригодятся нам. Дом буквально разваливается на части. Нужно починить крышу, да и все ковры на втором этаже пора заменить. Мы всегда приобретаем Марку и Агнес одежду на два размера больше, на вырост, а ты сама уже сто лет не покупала себе новое платье. — Ты прав. — Саманта взяла мужа за руку. — Прости, Леонард. Иногда мне кажется, что тебе очень нелегко приходится в браке со мной. — Ну что же делать, приходится терпеть. Ты ведь единственная, кто согласился за меня выйти! Она рассмеялась: — Я воспользуюсь этими деньгами на пользу нам обоим, всей нашей семье. И церкви тоже кое-что выделю. — В фонд на починку органа. — Да. — Саманта вдруг посерьезнела. — Думаю, Господь не дал бы нам этих денег, если бы не хотел, чтобы мы ими наслаждались. — «В богатстве и в бедности» — так мы обещали друг другу. И если теперь мы богаты, то не наша в том вина! — Мы начнем все сначала. — Саманта отпустила руку мужа, взяла нож и вилку и решительно положила приборы на тарелку. — Не думаю, что нам следует менять гостиницу. Это всего одна ночь, и к тому же неразумно сорить деньгами, пока мы не будем твердо уверены, что они лежат на счете в банке. Но и торчать тут и давиться этой дрянью я тоже не намерена. В окрестностях наверняка найдется небольшая траттория или что-нибудь в этом роде. — Я вроде как видел подобное заведение около вокзала. — Тогда идем. — Ночь развлечений! — Леонард Коллинз встал и поцеловал жену. И только позже, когда они под ручку выходили из отеля, Саманта повернулась к мужу и спросила: — Но как же Элджернон? — А что с ним? — Мы должны рассказать ему, Лен. Если денег действительно так много, как говорит мистер Паркер, брат рано или поздно все равно узнает. — Женщина вздохнула. — И, по правде говоря, мне кажется, что я должна выделить ему какую-то часть. В конечном счете мы вместе росли. Нечестно получится. — Ну, это решать тебе, милая. Это ведь твой брат. Но позволю себе заметить: это не то, чего хотела ваша тетя. И к тому же Элджи спустит все деньги — ты ведь его знаешь. Саманта ничего не ответила, и муж продолжил: — Послушайся моего совета, не говори ему пока ничего. Если Элджернон проведает об этом прежде, чем все утрясется, будет только хуже. Давай подождем, пока пыль осядет. Траттория обнаружилась сразу за углом. Выглядел ресторанчик уютным и гостеприимным, желтый свет лился из окон на мостовую. — Закажем спагетти и фрикадельки! — провозгласил Леонард Коллинз. — И по бокалу шампанского! — Вот теперь ты дело говоришь! И супруги поспешили к дверям. IV В это время Элджернон Марш сидел в своей спальне — точнее говоря, в комнате, где так часто ночевал, когда приезжал в Черч-Лодж. В одной руке он держал большой стакан с виски. В другой — письмо, обнаруженное в нижнем ящике стола своего зятя. И уже в который раз перечитывал его: «Джойс Кэмпион, состоявшая в законном браке с Харланом Гудисом. Завещание…» Не то чтобы он намеренно шпионил. Для этого требовался искренний интерес, желание узнать побольше о личной жизни Саманты и Леонарда. А Маршу по большому счету не было до них никакого дела: помимо убежища, которое он получал в их доме, а также трехразового питания и выпивки, его ничего не волновало. Провинциальный врач-мужлан из забытого Богом городка и религиозная фанатичка, скорее всего превратившая жизнь мужа в ад, — такими Элджернон их видел. Однако на этот раз он почуял что-то, какие-то перемены. С самого его приезда Саманта и Леонард вели себя не как обычно. Они постоянно перешептывались, украдкой переглядывались, резко умолкали, стоило ему войти в комнату. Но лишь гораздо позже, этим утром, он зашел в кухню и застал Саманту сидящей за столом и читающей письмо. Она свернула листок, едва увидела брата, но тот успел заметить официальный бланк и дорогой белый конверт. Письмо от поверенного. Он сразу догадался. — Дурные новости? — заботливо спросил Элджернон, делая вид, что не сильно заинтересован. — Нет. Так, пустяки. Именно то, как сестра убрала письмо, подсказало ему, что она лжет: Саманта сложила документ и сунула под кардиган, храня его близко к сердцу не только в переносном, но и в буквальном смысле слова. А потом еще эта поездка в Лондон, о которой ему объявили внезапно, как если бы сорваться с места и потратить пять часов на дорогу туда и обратно, да еще и с ночевкой, было для супругов совершенно привычным делом. Едва оставшись один, Марш сделал телефонный звонок. В Лондоне у него был один приятель. Он три года проработал в рекламной индустрии Нью-Йорка, но затем произошло досадное недоразумение с казенными деньгами, в результате которого его в тот же день уволили. Где-то в закоулках памяти у Элджернона отложилось, что его друг вроде как служил у Харлана Гудиса. — Нет, на него я не работал, — сообщил Терри. — Но встречался с ним пару раз, да и его все знали. Это ведь Гудис организовал кампании по продвижению напитков «Минит Мейд» и канцелярских товаров «Пейпер Мейт», а также помогал раскручивать сеть отелей «Бест Вестерн». Он начинал с обычного рекламщика, а закончил хозяином собственного агентства на Мэдисон-авеню. — И что, он был богат? На той стороне линии раздался смешок. — С чего это ты вдруг заинтересовался, Элджи? Поздновато уже. Гудис умер еще два года тому назад. — Это я знаю. Так что, состоятельный был человек? — Он был упакован по полной программе. Имел жилье с видом на Центральный парк. И не просто квартиру, а пентхаус! Ездил Гудис на «дюзенберге» с откидным верхом. Классная машина. Я бы от такой не отказался, честное слово. Не знаю, за какую сумму старик продал агентство, но, наверное, смогу выяснить. — Можешь кое-что для меня раскопать? — А что я с этого буду иметь? — Брось, Терри, ты мой должник. — В трубке повисло молчание. — Я ведь угостил тебя обедом в клубе. Так что разузнай. Но только нужно пошевеливаться. Это может оказаться важно. Гудис оставил деньги жене, его вдову звали Джойс Кэмпион. Быть может, в публичных источниках называлась сумма. — Есть кое-какие ребята, кому я могу позвонить. Но они в Америке. Тебе придется возместить мне расходы. — Давай уже действуй, — велел Элджернон и повесил трубку. «ЕДИНСТВЕННАЯ НАСЛЕДНИЦА» — эти два слова взывали со страницы. Так нечестно. Они с Самантой росли вместе. Они были обычными, счастливыми детьми и хорошо ладили между собой. А потом с неба упала бомба, убив обоих родителей и полностью разрушив мир, который Элджернон знал. После этого все изменилось. Он помнил тот день, когда тетя Джойс сказала, что будет заботиться о них. Она ему с самого начала не понравилась, с этими ее крашенными в черный цвет волосами, морщинистыми щеками и излишком румян. Тетка строила из себя даму из общества, но жила в убогом домишке в Западном Кенсингтоне. И что только Харлан Гудис в ней разглядел? Элджернон постоянно разочаровывал тетю Джойс. Она хотела, чтобы племянник получил профессию, как и его сестра, которую ради этого отправили в адскую дыру в Слау. «Хочешь стать бухгалтером? — спрашивала тетя. — А может быть, дантистом? У меня есть кузен, который работает стоматологом, не исключено, что он поможет». Разменяв третий десяток, Элджернон привык винить тетю в своей загубленной юности почти так же, как винил немцев. И то, что он неизбежно соскользнул в мир подпольных дельцов и преступных элементов, тоже определенно было на ее совести. При этом настоящим преступником Элджернон не стал. По чистой случайности оказался он у печально известного клуба на Пикадилли, когда разразилась та потасовка — групповая драка. Не будь он во хмелю, ни за что бы в нее не ввязался. Он помнил суд, помнил взгляд тети Джойс, когда племянника приговорили к трем месяцам за нарушение общественного порядка. Она смотрела на него даже с большим презрением, чем судья! Прежде чем его увели, он повернулся и показал тете язык. То была последняя их встреча. Элджернон порадовался, когда она собрала вещички и свалила в Америку. И вот теперь, столько лет спустя, она выказала свое отношение к Элджи. Тетя не просто предпочла ему Саманту, но намеренно плюнула племяннику в лицо. Какая-то маленькая частичка внутри Марша сожалела о том опрометчивом жесте в зале суда. Высунутый язык обошелся ему в половину доли в наследстве, вероятно огромном. Но быть может, это только самообман? Тетка была злопамятной старой крысой. И в любом случае никогда не завещала бы Элджернону ни цента. Однако имелось в его характере свойство, которое тетя Джойс недооценивала, да и Саманта тоже оставила без внимания. Элджернон Марш никогда не сдавался. Всю свою жизнь, включая и тот злополучный инцидент с дракой у «Нат-Хауса», он был бойцом. Например, «Сан-Треп» он запустил после череды неудач в бизнесе, и, хотя перспективы компании на данный момент выглядели не слишком радужно, это был примечательный успех, пусть и до определенной степени. Да, Саманта может разбогатеть. Но Элджернон знает кое-что о жизни в Тоули-на-Уотере, что неведомо ей. И он был твердо уверен, что эти сведения помогут ему получить значительную долю наследства. Если, конечно, это наследство в принципе существует. Зазвонил телефон. Торопясь снять трубку, Элджернон едва не выронил стакан с виски. — Элджи? — Терри! Удалось выяснить что-нибудь интересное? — Не то слово! Присядь, если стоишь, приятель. Ты не поверишь… V Половина десятого. Филлис и Эрик Чандлер сидели в своей гостиной на третьем этаже Кларенс-Кип. Они слушали по радио «Музыкальную карусель», но постепенно Филлис утомили комедийные интерлюдии, и она выключила приемник. Повисла гнетущая тишина. Эрик предложил матери приготовить горячее какао — они всегда пили какао перед сном, — но она отказалась. — Пойду-ка я спать, — объявила вдруг Филлис. — Мам… — Голос у Эрика дрожал. — Ненавижу, когда ты такая.