– А Сонечка? Кто ее отец? – заинтересованно спросил Гарандин и расширил свой вопрос: – Как я понимаю, о нем никому ничего не известно? Ты очень успешно скрываешь его личность. – Сонечка, – улыбнулась Дина и задумчиво посмотрела в боковое окно, на пролетающий мимо чуть размытый пейзаж, помолчала несколько секунд и, решившись, повернулась к Владу: – Сонечка моя приемная дочь. – Да ладно, – удивился Гарандин, внимательно всматриваясь в выражение Дининого лица, – она же на тебя похожа. Да и сведений об удочерении нет никаких. А я умею добывать информацию, поверь мне. – Верю, – искренне заверила Дина и хитро усмехнулась: – Ты забываешь, с кем я сотрудничаю и кто меня прикрывает. Кнуровские ребята гении, то, что они выделывают с Интернетом и сетями, даже представить трудно. Из всех официальных источников удалена информация о ее удочерении. Моя дочь, и все. – Зачем такая секретность? – Ну не такая уж и секретность. Те, кому надо, знают, и родные знают. Но для того, чтобы всерьез подстраховаться, имелся очень веский повод. – Странно, что Кнуров не сказал мне, а ведь я его спрашивал о Сонечкином отце и слово давал о сохранении информации, – удивился Влад. – Одно дело рассказать о делах, которыми я занимаюсь. И совсем другое – информировать о моей личной жизни. Почему он должен был тебя посвящать? – Потому что я сказал ему, что надеюсь на тебе жениться, – объяснил Гарандин. – Ну не женился же пока, – усмехнулась Дина. – Значит, человек мне посторонний, почему он должен доверять тебе такую информацию? К тому же между намерением и его реализацией путь не близкий. Как в том анекдоте: «Из пункта «А» в пункт «Б» лежала дорога через «Ж». – Кнуров прекрасно знает цену данного мной слова, – мягко возразил ей Влад. – Ты бы на его месте сказал? – спросила Дина. Гарандин подумал буквально пару мгновений и честно ответил: – Нет. – Вот так, – согласилась с ним Дина. – И что ж такого случилось с родителями Сони, если это такая страшная тайна? – Не страшная, – уточнила Дина. – Просто тайна. Та самая, которую я не смогла начать тебе рассказывать в клинике. – То есть все настолько дерьмово? – заглянул в ее фиолетовые глаза Гарандин. – Настолько, – тяжело вздохнула Дина. С Катюхой Ситиной Дина дружила с первого класса, с того самого первого дня сентября, когда девчонки сели за одну парту, все такие торжественные, немного испуганные, в огромных белых бантах, ухватившись мысленно друг за друга – вдвоем оно и пропадать легче. Ничего, не пропали. Освоились уже на третий день учебы, хихикали, шушукались постоянно, но учились очень хорошо. И дружи-и-или, что называется, не разлей вода. Катерина жила с мамой в соседнем с Нагорными доме, поэтому девчонкам встречаться и после школы было проще простого. Частенько Дина оставалась у подружки ночевать, потому что у Катеньки имелась целая своя комната в полном ее распоряжении, не в пример перенаселенной жилплощади Нагорных, в которой до полного счастья постоянно жили, сменяя друг друга, еще и интернатовские дети. Мама Катерины Инга Валерьевна Дину очень любила и относилась к ней, как к родной, и между ней и семьей Нагорных сложились очень близкие, почти что родственные отношения. Все праздники вместе, все Новые годы и дни рождения. Как-то сразу и без долгого процесса притирания Ситины вошли в большую семью Нагорных в качестве близкой родни. Так и учились, и росли девчонки. После школы Дина поступила в свой медколледж, а Катюха в кулинарный, имея талант и большие способности к поварскому делу. Потом у Дины родился Кирилл, которого Катька обожала. Девчонки учились, жизнь шла себе своим чередом, пока Катька не влюбилась до головокружения. Виктор Дерюгин, уроженец небольшого городка в Краснодарском крае, отслужив в армии в войсках ВДВ, поступил в школу милиции и жил в милицейском общежитии. Влюбляться молоденькой девице там было во что – высокий, мощный, с хорошей фигурой, с копной упрямых русых кудрей, ярко-голубыми глазами и таким очень мужским, несколько суровым лицом. Они познакомились самым распространенным в те времена образом – в ночном клубе, куда Катюха пришла со своими одногруппницами, а Виктор со своими. Катька пропала в любви. Их роман развивался бурно и повышенно романтично, с некоторым даже постановочно-театральным перебором. Парень залезал к окну любимой по водосточной трубе на ее четвертый этаж, чтобы положить утром на подоконник букет полевых цветов, пел серенады под тем же окном, а друзья подыгрывали ему на гитарах, кричал на улицах, что любит эту девушку, носил ее на руках так часто, что Дина посмеивалась, предполагая, что Катька разучится ходить. Дарил подарки, признавался в любви витиевато и частенько со спецэффектами в виде огромных сердец из надувных шаров или надписи на асфальте под ее окнами. В общем, было в этом что-то лубочное. Но Катьке нравилось до визгу, а Дину отчего-то напрягала эта провинциальная театральщина. Может, от того, что Виктор не понравился ей с первого взгляда. Не понравился, и все тут. Было что-то в нем такое… такое, что она не могла бы объяснить, нечто порочное, что ли? Или нет, не порочное, но какое-то… И она поделилась своими сомнениями с родителями. А те неожиданно поддержали впечатление дочери от героя-любовника подруги, и Константин Павлович высказался очень точно: – Глаза шныряют. Вы заметили, что он не может смотреть в глаза больше пары секунд. И чувствуется в парне что-то скрытное, темное, и этот его подбородок срезанный и маленькие ладони при большом теле. Дальше остановились на том, что он им не нравится, и все. Бывает. А вот Дина останавливаться не собиралась и свои сомнения подруге высказала. Чуть не разругались, еле утихомирила влюбленную Катьку Дина, уболтала как-то, извернувшись, как великий балабол, чтобы не давать клятву-обещание никогда не говорить ничего плохого против «святого» Витеньки. Ладно, проехали, решила Дина, махнув мысленно на безнадежную Катьку рукой. Всем давно известно, что любовь в острой ее фазе не способствует четкой работе ума. Пройдет, поутихнут страсти, тогда и сама разберется и поймет. Поженились Витя с Катей как-то очень быстро, всего через три месяца после знакомства. Свадьбу грандиозную закатить не удалось, как бы ни хотелось молодым, – обе семьи жили очень скромно, если не сказать бедненько, а жених к тому же был не москвичом, и его родители хоть и привезли продуктов всяких от щедрот Краснодарского края, но в деньгах тоже были стеснены. Так что скромненько: расписались, покатались по городу и дома за стол, никаких ресторанов, и платье, уж извините, не от Кардена, а напрокат из местного свадебного салона. Витенька такой скромностью торжества был явно недоволен. Успокоила новоявленного зятька лишь новость о том, что теща предоставляет им в полное пользование всю квартиру, сама же перебираясь к своей матушке в другой район. Ну это хорошо, согласился Виктор. Еще бы – двухкомнатная квартира в старом фонде с метражом нехилым и потолками под четыре метра в центре Москвы, и там же его новая прописка – еще бы не хорошо. Зажили, одним словом. И как-то совершенно незаметно и очень быстро Катька отдалилась от Дины, и вскоре девчонки почти перестали общаться. Да и с Ингой Валерьевной разговаривали все больше по телефону, практически не встречаясь. Нет, вообще-то оно и понятно. Дина крутилась, как пресловутая белка в колесе: учеба-работа, маленький ребенок, но ведь раньше это подругам не мешало хоть пару раз в месяц пересечься, да и забежать друг к другу в гости, перекинуться словами. А сейчас глухо. Нет, и это можно понять: подруга недавно вышла замуж, с головой окунулась в любовь и новую жизнь, но… как ни позвонишь, она отговаривается чем-то, и ни встретиться никак не получается, ни толком поговорить. Дина прорывалась несколько раз через эту странную «блокаду», сама приходила, но разговора не получалось: то Виктор уставший с работы вернулся, то Катька вся в хозяйстве занятая, то у Витеньки голова с бодуна болит, то… До хрена этих «то» как-то набиралось. Но однажды Катька объявилась сама. Звонит, стучит в дверь посреди ночи, открыли, а у нее кровь из носа по подбородку течет, халат порван, одна нога босая, на второй тапочек еле болтается, и глаза какие-то дикие, глаза загнанной лани. Рыдает, ничего толком объяснить не может, находясь в шоке. Константин Павлович укольчик быстренько сделал, умыли-успокоили, переодели, накормили, чаем напоили. А отойдя от стресса, успокоившись и почувствовав себя в безопасности, Катюха рассказала, что произошло. Витенька вернулся поздно с работы немного выпивший, уставший, конечно, она его кормить кинулась, он себе еще рюмочку налил, выпил-закусил. А потом спрашивает: как ее день прошел, она ему давай рассказывать про нового шеф-повара на работе, и он вдруг в лице изменился, стал таким страшным, суровым и… в общем приревновал ее к новому шеф-повару. Она объясняет, уверяет, что и близко такого не может быть, а он словно не слышит. Вскочил и залепил ей оплеуху, она испугалась его страшного лица, кинулась в спальню, он догнал, ухватив ее за полу халата, рванул так, что тот вмиг порвался, и второй раз оплеуху дал, да такую, что Катьку откинуло на пару метров, прямо к входной двери. Все, что она успела сообразить и сделать, это открыть дверь и бежать к Нагорным. – Разводись, – твердо сказала ей бабушка Лида. – Немедленно разводись с ним, Катюша. Инга, насколько мне известно, сделала ему временную прописку на три года? А квартира приватизирована на вас двоих? – Да-а-а, – растерялась несчастная Катька. – Ну вот и хорошо, – резюмировала бабушка Лида. – Но как же я от него уйду? – переводила Катька испуганно-непонимающий взгляд с бабушки на Дину, с нее – на старших Нагорных и обратно. – Я же его люблю. Он же не специально, он просто не понял… – Послушай меня, детка, – остановил ее стенания Константин Павлович. – Пойми и запомни навсегда: если мужчина хоть раз напал на тебя и ударил так, как это сделал Виктор, немотивированно приревновав, и если ты после этого останешься с ним, дальше будет только хуже и страшней, и уйти от него тебе будет трудней, почти невозможно. – И, погладив Катьку по голове, уверил: – Бабушка Лида права: тебе надо срочно разводиться и уходить от него. Сейчас ты поспишь, а утром поедешь со мной ко мне на работу. Составим акт о снятии побоев, отнесешь в милицию и напишешь на него заявление. И иди, подавай на развод. – Но Витя же сам работает в милиции, – напомнила им Катька и вдруг изменилась в лице, став решительной и собранной: – Я не могу опозорить его перед коллегами. Нет, нет, что вы вообще такое говорите, дядь Костя, как я на него могу подать заявление, он же мой муж, и я его люблю! Я сейчас вернусь домой, все ему нормально объясню, он просто меня не понял. Я не стану делать ничего, что может навредить его карьере. Какой карьере на хрен?! Сержанта патрульно-постовой службы? Прямо генерал подворотен, етить его! Дальнейшие разговоры были абсолютно бесполезны, как ни старались Нагорные. Катька, разобидевшись на них за то, что настраивают против любимого Витеньки, ушла в ночь домой. – «Попал коготок в пасть, всей птичке пропасть», – тягостно вздохнув, произнесла бабушка Лида за спиной Дины, закрывавшей за подругой дверь. И, вздохнув еще раз, пояснила: – Не совладает она с ним. Характер не тот, и самооценку он ей уже успел притопить. Пропадет девчонка. Дина, тогда еще не понимавшая в полной мере то, о чем говорит бабуля, сильно удивилась эдакому пессимизму. Да ладно, с чего бы? Ну подрались-поругались от ревности, чего не случается в молодых семьях. И хоть Константин Павлович с мнением тещи своей был совершенно солидарен, но все же с Виктором поговорил, отчетливо понимая всю бесполезность этих разговоров. Виктор в ответ хоть откровенного пренебрежения не выказал, все ж таки авторитет одного из известных докторов в Москве куда как покруче его нынешнего статуса будет, но улыбочку себе позволил. Ну и ладно, главное, Нагорный обозначил, что девочка не одна в этой жизни и за нее есть кому заступиться. Да только… После той ночи Катька прибегала к ним из-под тяжелой руки мужа, битая, перепуганная насмерть, еще пару раз. Не прислушивалась ни к каким разумным доводам и уговорам, отказываясь от помощи и спасения – только пересидеть, утереть кровавые сопли, зализать раны, пока муж не утихомирится там дома и не заснет. – Выгони его! – кричала ей Дина, настаивая: – Разведись! Что ты терпишь, идиотка! – Я его люблю, – как заклинание, произносила подруга. – А он любит меня. – Ты дура, что ли?! – заводилась от бессилия вразумить ее Дина. – Какое любит! Он колошматит тебя! Это какая-то извращенная, прямо лютая любовь! Ты знаешь, сколько я на своей работе таких, как ты, идиоток насмотрелась? Их от такой любви своеобразной мужья калеками делают! До полусмерти избивают! Опомнись, Кать! Все было бесполезно – все! Уговоры, слова, обращение к разуму – Катерина очень быстро, практически сразу же освоила навыки игнорирования реальности, собственных интересов и безопасности. А вскоре выяснилось, что она ждет ребенка. И все, ловушка захлопнулась. Вот тогда первый раз Виктор избил Катерину буквально до полусмерти. Соседи вызвали милицию, «Скорую» и позвонили Нагорным. Катьку срочно отвезли в больницу, Виктора задержали, и поскольку его жена находилась без сознания, заявление в милицию на него написала Инга Валерьевна. Катька не приходила в себя трое суток. Как врачам удалось спасти и сохранить ребенка – непостижимо, чудо какое-то. А когда пришла в себя… Виктор, отпущенный коллегами под подписку о невыезде, несколько часов подряд стоял на коленях перед койкой, на которой лежала его «любимая» жена. Рыдал, клял себя последними словами, каялся, божился, прямо-таки на крови, что больше никогда и ни за что пальцем ее не тронет, пылинки сдувать будет. И далее красочный перечень обещаний.