– Что по отчету решил государь, окромя этой встречи ведаешь? – То не мое дело. – Понятно. Когда мне треба встретиться с Василием Игнатьевичем? – Ныне. – Прямо сейчас, после полудня или вечером? – Княжич все время дома. Когда поедешь, тогда поедешь. И еще… – Гонец достал свиток. – Это тебе документ, закрепляющий за тобой чин боярина, а тако же учреждающий, какую вотчину ты получаешь по чину. Там же царская охранная грамота. Что это такое, ты ведаешь хорошо. – Ведаю. – И вот это, – протянул Бордаку мошну гонец. – Здесь сто рублей. Считай, дабы опосля кривотолков не было. – Я верю тебе! – Считай, боярин! – А я смотрю, ты не из простолюдинов будешь? – Мой отец – стрелецкий сотник, из служивых, дворянин. – То заметно. – Ты деньгу считай, боярин. Бордаку пришлось идти в дом, чтобы пересчитать обозначенную государем сумму. – Все верно. Посчитал, – сказал он, вернувшись к гонцу. – То добре. – Ты сейчас на опричный двор? – А что? Тебе до этого какое дело? – Коли на двор, то поедешь мимо подворья Парфеновых, предупредил бы княжича, что опосля обеденной молитвы и трапезы приеду. – Предупрежу. – Благодарствую. – Не на чем. Опричник поднялся, бросил строгий взгляд по сторонам, отвязал коня. Герасим тут же кинулся открывать створку ворот, и он уехал. – Ух, напужал ратник опричный, – закрыв ворота, вытер пот со лба Герасим. – Да, вид у него грозный. Но так и должно быть. Наводить страх на лиходеев и изменников государевых. – Так-то оно так, но как бы невинных не сделали изменниками. – Государь мудр, того не допустит. А тех, кто супротив Руси идет, не жалко. – Послухай, Михайло, а чего это опричник спросил, я ли боярин Бордак? – Он не знает меня. – Я не о том. Пошто боярин? – По то, Герасим, что царь пожаловал меня чином боярина, – улыбнулся Бордак. – Да ты что?! – На, гляди грамоту. Герасим умел читать, прочитав, воскликнул: – Ну и дела! Теперь у тебя и вотчина своя будет? – Уже все есть, что должно боярину. – А Алена, значится, опосля свадьбы боярыней станет? – Да. – Ну, тогда я твой первый холоп. – Ты – мой друг. – Э-э, Михайло, у бояр друзья среди своих, равных по положению. – Так это у других, у меня по-своему. – Алена-то ведает? – Покуда нет. – Обрадуется. – Боюсь, как бы не напротив. – С чего бы так? – С того, что она женщина скромная, из крестьян, привыкла работать. Мыслю, поначалу опечалится, станет гутарить, что не ровня мне. – Нашел о чем горевать. Хотя, конечно, посмотришь на жен боярских, Алена на них не похожа, но то тока поначалу. Свыкнется и возрадуется. – Хорошо бы. Ну а ты ключником теперь будешь, что оформим, как треба. – И что? Деньгу платить будешь? – Как все. – Глядишь, Михайло, так ты ближайшим вельможей к государю станешь. Во главе боярской Думы будешь. – Э, куда хватил. Мне то не треба, мне треба обычное человеческое счастье. – Одно другому не мешает. – Ладно, что там у нас по делам хозяйским? – Все сделал, с торговым людом гутарил, договорился о ценах невысоких. На днях завозить припасы, дрова начнем, тока деньга нужна, платить. – Сколько? – Двадцать рублей, боярин, – вздохнул Герасим. – Не называй меня боярином наедине и при своих, зови, как и прежде. – Так не по чину. – Я вот сейчас дам тебе в лоб, по чину будет. – Так по чину. Михайло и Герасим рассмеялись. В полдень, помолившись, сели трапезничать. После трапезы Бордак вышел с Аленой и Петрушей во двор. Там и поведал невесте о милости царя. Он оказался прав. Алена поначалу испугалась, даже заплакала, говорила, что теперь она и Петруша могут быть только холопами Михайло. Однако Бордак сумел успокоить и переубедить женщину. Но радости на ее лице не увидел. – Ничто, Алена, привыкнешь. Вот свадьбу сыграем, станешь боярыней. – Я не смогу. – А что мочь-то, Алена? Это же чин. Никто не заставляет заводить знакомства с другими вельможами, их женами. Как живем, так и будем жить. Побогаче только, но разве это худо?