Воеводы поклонились. – И тебе долгих лет, государь, – ответил Парфенов. – Твое повеление исполнено, сотня мурзы Икрама разбита, сам мурза доставлен. – Признаюсь, посылая вас на это задание, на успех дюже не рассчитывал, слишком сложное задание, – улыбнулся Иван Васильевич. – Но вы выполнили его, за что вам от меня великая благодарность. – Он поднял руку, и к нему бросился боярин из ближнего окружения, подал две мошны. – Это ваша награда. Опричников особой дружины я награжу отдельно. Воеводы приняли тяжелые мошны, спрятали в одежде. – Вижу, устали вы, воины, езжайте домой, отдохните. Потребуетесь, вызову. – Царь взглянул на Бордака: – Слышал я, Михайло Лексеич, свадьба у тебя намечается? – Да вот думали обвенчаться с Аленой, – смущенно проговорил Бордак. – На свадьбу позовешь? Михайло совсем растерялся: – Конечно… Государь… это такая честь для меня! – Позовешь, приду. А сейчас отдыхайте. И еще раз великое вам спасибо! Царь повернулся и пошел ко дворцу, за ним свита из бояр, которая собралась во время разговора, охрана. Парфенов с Бордаком выехали на площадь. – Ты, Михайло, как-нибудь выбрал бы время, да заехал бы ко мне с невестой. – Давай, Василь, ты к нам, так удобнее. Алена еще не привыкла не то что к выездам, того она и не ведает, а и просто к жизни в Москве, да еще сыночек наш Петруша тоже побаивается. Приезжай ты. Встретим как родного. – А мы теперь и есть родня. В боях породнились. Обнявшись, не слезая с коней, поехали каждый к себе. Не успел Бордак заехать на подворье, как к нему бросилась Алена: – Вернулся, Михайло! – Вернулся, Алена! – Господи, знал бы ты, как я ждала тебя! – Знаю. – Соскучилась! – И я соскучился! Он стиснул ее, прижал к себе. А со стороны на них, вытирая слезы, смотрела Марфа, подкашливал, смущаясь, Герасим, рядом служка, которого нашел ключник, и во весь рот улыбался Петруша. Все они были счастливы. Пусть недолго, пусть на несколько дней или мгновений, но счастливы обыкновенным человеческим счастьем. Глава седьмая Прошел сбор урожая, посеяли озимые, работы в поле закончились, наступила пора праздников, свадеб. Решили, наконец, пожениться и Бордак с Аленой. Таинство венчания, соответственно и свадьбу, назначили на середину октября месяца, сразу после великого православного праздника Покрова Святой Богородицы. На Руси издавна укрепился порядок свадеб. Так, поначалу в доме невесты было обручение, после чего молодые могли и целоваться, и миловаться на людях, а не тайком. Далее жениха и невесту готовили к венчанию. Гостям в то время от родителей невесты давали подарки и угощали хлебом и вином, иногда организовывали застолье. Когда молодых выводили из дома, их осыпали хмелем или зерном. По просьбе дружка родители благословляли чад. Далее ехали в храм, где и свершалось таинство венчания. По возвращении родители жениха встречали молодоженов перед воротами с караваем хлеба. Молодые откусывали часть, и каждый старался откусить кусок поболе, игриво заявляя тем самым на первенство в семье. Это было символически, потому как, сколько ни отхватывала бы жена, хозяином в семье всегда был муж. Во дворе молодых опять осыпали хмелем и зерном и отводили в отдельную комнату, где они могли немного отдохнуть от праздничной суеты перед застольем. Там же молодая причесывалась, теперь ей предстояло иметь женскую прическу и головной убор замужней женщины. Гостей в это время угощали вином с заедками – сухими закусками, показывали приданое невесты. В первый день свадьбы застолье длилось недолго. Немного посидев среди гостей, молодые уходили, а дружка приглашал всех на следующий день. В комнате молодых ждало брачное ложе. Родители, когда гости расходились, ждали известия о том, что муж справился с возложенными на него обязанностями, а молодая жена оказался непорочной. После того как был принят «Домострой», следовали, преимущественно, его положениям, касающимся бракосочетания. Молодые представляли доказательства выполнения своих обязанностей и невинности, о чем всем сообщал дружка. С утра молодожены вместе мылись в бане и выходили на праздничный пир. Им дарили подарки, они же в ответ одаривали присутствующих. Во второй день кричали о том, что водка горька, и молодоженам приходилось постоянно целоваться. В случае с Михайло и Аленой справлять свадьбу по устоявшимся обычаям и традициям было невозможно. У них не осталось родственников, не у кого было просить благословения, жили они на подворье жениха, так как невеста своего дома не имела, и многое еще из того, что создавало преграды, о чем вельми кручинилась Алена. За советом Бордак поехал к ставшему ему лучшим товарищем княжичу Парфенову. Тот оказался дома, встретил Бордака, проводил в светлую горницу. Приметив озабоченность на челе товарища, спросил: – О чем печалишься, Михайло, и след ли печалиться, когда впереди свадьба? То ведь веселье, а не печаль. – Так-то оно так, Василий, – вздохнул Бордак, – но вот как быть нам с Аленой? – А чего не так у вас? – Да и не молодые мы, живем вместе давно, ты историю нашу ведаешь. – Ведаю, и чего? Бордак высказал свои печали по поводу соблюдения традиций. – Э-э, друг ты мой сердечный, нашел, о чем печалиться, – улыбнулся княжич. – Нету родителей, священник благословит, дружкой буду я, ратники – почетными гостями, они же для нас боле чем родственники. Показывать приданое не треба, и так понятно, не бедна невеста боярина. Хмеля и зерна мы купим сколь надо. Подворье большое, столы выставим. Вот два дня, думаю, праздновать не стоит, потому как многое из того, что делается в первый день, вами уже сделано, – уже во весь голос рассмеялся он. – Не буду же носить перед гостями простыни с брачного ложа, они ведают, что ничего особого на них не увидят. И вообще, Михайло, для вас с Аленой главное что? Обвенчаться, стать законными мужем и женой. А то происходит в храме, а не на подворье. Со священником договорился? – Да. В храме все пройдет как след, по православным обрядам. – Ну, и добре. Помнишь, государь обещал на свадьбу приехать, коль пригласишь? – Это он молвил в запале, радуясь, что мурзу ненавистного отыскали. – Нет. Иван Васильевич ничего просто так не молвит. Но об этом речи вести не стоит, ты, Михайло, людей из дружины пригласи, в помощь твоим людям я пришлю своих слуг. И не страшись, в боях не страшился, а тако же Алену успокой. Все не хуже, чем у других вельмож будет, а то и лучше. – Спасибо тебе, Василий Игнатьевич, что поддержал. – А давай-ка я с тобой поеду? Мне все одно дел на подворье нет, а я все-таки дружка твой. Али другого выберешь? – Ну что ты! Ты и будешь дружкой. А поедешь, благодарен буду. Там и с Аленой погутаришь. Одно дело – я, другое – ты. – Едем! Подготовка к свадьбе заняла три дня. Свадьбу, как советовал Парфенов, решено было провести одним днем, в чем нареканий со стороны духовенства не последовало, все понимали особенность этой свадьбы. И вот необычайно теплым октябрьским днем на подворье Бордака стали собираться гости, в основном соседи и знакомцы Парфенова и Бордака, ратники опричной дружины. Праздничную трапезу готовили стряпухи, призванные женой Герасима, Марфой. Провизии заказали столько, гулять с неделю можно. Всего, что имелось на торговых рядах, накупили и подарков. Посреди двора буквой «Т» выставили столы, накрыли скатертями, за место молодоженов выставили иконостас. Алена все волновалась, желала узнать, а как поедут в храм, кто встречать в обрат будет, хлебом-солью угощать, всем ли все хватает, как она выглядит в свадебном наряде. Бордак вместе с Парфеновым успокаивали ее, пока, наконец, невеста не угомонилась. При выходе из общего дома хмелем и зерном их осыпали люди, приглашенные Парфеновым, желая жизни веселой, сытой и богатой. Петрушу увела Марфа, его на время приютила соседка служанки. Бордак помог Алене сесть в повозку, сам вскочил на коня. С ним рядом – княжич, опричники. Свадебная процессия тронулась к церкви Святой Великомученицы Варвары. Встретил их колокольный перезвон. Вельми смущаясь, вошла Алена в храм. Внутри все было торжественно, по традиции веры православной. Время пролетело быстро, и если бы Алену спросили, что было в храме, она все и не вспомнила бы. Впрочем, как и Бордак, хотя оба они уже проходили через то. Из храма ехали на подворье вместе, в повозке. У раскрытых ворот молодоженов встретили приглашенные все тем же княжичем дворяне Андрей и Ксения Бочарские, имевшие вотчину рядом с вотчиной Парфенова, они поднесли молодоженам хлеб с солью. Бордак отхватил кусок, Алена откусила крохотный кусочек, признав с самого начала верховенство мужа. В отдельную комнату не пошли, не от чего отдыхать, сразу сели под образа. Начал говорить дружка, заменяя речи родителей и родных. Веселье было в самом разгаре, как кто-то с крайних мест большого стола крикнул: – Государь! Смотрите, сам государь! Бордак и Парфенов вскочили, поднялись со своих мест гости, выходя из-за лавок. Во двор въехал царь Иван Васильевич Грозный, за ним его ближайший помощник, боярин Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, которого в народе называли Малютой Скуратовым, бояре, опричная охрана. Все пали ниц. Царь соскочил с коня. Поднял руку: – Встаньте, люди, тут я не государь Всея Руси, а такой же, как вы, гость. Пошто не встречаете, Михайло и Алена? Народ поднялся, а Михайло с Аленой подошли к государю. – Приветствую, Иван Васильевич, – поклонился Бордак, – благодарю, что почтил своим вниманием сию скромную свадьбу, вельми рад. Супружницу мою ты ведаешь, как звать, теперь можешь зрить ее. Алена потупилась. – Красавица! – улыбнулся царь. – Ведаю, сколь перенесла в жизни своей. Ты береги ее, боярин Бордак. – Да уж буду беречь и любить до самой смерти. Вы проходите, гости дорогие, отведайте хлеба-соли. – Пройдем, отведаем, до того дозволь подарок вам преподнести. К тому времени весть о приезде на свадьбу царя облетела бо́льшую часть Москвы, и жители не только Варварки, но и ближних улиц вмиг собрались у скромного подворья. Стража оттеснила их, но недалеко, пусть люди смотрят, а опричники поглядят за ними. Царь вновь поднял руку, и опричник ввел во двор породистого, молодого жеребца: – Это тебе, Михайло. Звать жеребца Азур. Владей! – Благодарствую! – поклонился Бордак.