Довженко не ответил. Что тут отвечать? Вместо этого он заявил: — Мне пора. Вон маршрутка идет. — Сейчас поедешь, пара вопросов осталась, — успокоил участковый. — А как он в вашу школу попал? Случайно совпало? — Так наша директриса ему сестра, — объяснил Гоша. Вот этого Крюков не ожидал! Ничего себе! — Сестра? — повторил он довольно глупо. — Сводная вроде. А что? — «Санта-Барбара», вот что, — сказал в ответ Крюков. — Не понял… — Молодой еще. Ну, беги, увидимся. …Квартиру Наташи Белодедовой Марат знал хорошо. Точнее, дверь квартиры — дальше входной двери его никогда не приглашали. Но в этот раз Наташа, открыв дверь, кивнула ему и сказала: — Проходи. — Раньше ты меня не приглашала, — заметил Марат. — А теперь пригласила. Матери дома нет. Марат разулся, нерешительно двинулся по коридору. — Проходи в комнату, я сейчас, — сказала Наташа и куда-то удалилась. Марат вошел в комнату, огляделся. Все стены здесь были покрыты изображениями персонажей аниме. Чаще других встречался один образ — девочка в зелено-белом кимоно, со странными прозрачными глазами. Марат вспомнил, что Наташа любила носить одежду таких же цветов. И в волосах у нее была зеленая лента. Вошла Наташа, неся тарелку с поджаренными тостами. Спросила: — Ты голодный? Марат, не отвечая, ткнул пальцем в стену: — Кто это? — Ее зовут Тоф Бейфонг, — объяснила Наташа. — Она сильнейший маг земли. — Почему она у тебя? — Не догадываешься? Она слепая от рождения. Но она может видеть, чувствуя вибрации земли. Ее еще называют «слепой бандит». Моя любимица. Марат повернулся к ней. Сказал: — Ты мне больше нравишься. Наташа пожала плечами: — Потому что она слепая. А я еще нет… Ты садись. Марат сел на диван, Наташа устроилась рядом с ним, забравшись на диван с ногами. Марат глянул на тосты, взял один, захрустел. Внезапно Наташа спросила: — Что ты задумал? Расскажи мне. — Ты о чем? — Ты знаешь о чем. — Ничего такого, — ответил Марат с невинным видом. — Просто есть способ заработать, и я им воспользуюсь. Не о чем беспокоиться. Однако Наташа так не считала: — Объясни, что за способ. Марат молча покачал головой. Наташа сердито сдвинула брови: — Ты дурак! Думаешь, чтобы доказать свою любовь, нужно обязательно с моста спрыгнуть? — Я пытаюсь не дать тебе спрыгнуть с моста, — ответил он. — С чего ты взял, что я могу с него спрыгнуть? — Про Настю тоже никто не думал, что она сможет, — парировал Марат. — Но ведь смогла… — Со мной никто ничего такого не сделал, — возразила Наташа. — Ты сама с собой это делаешь. Я же вижу. Наташа промолчала. Потом неожиданно изменила позу: села на колени Марату, лицом к нему. — Поцелуй меня, если хочешь, — предложила она. Марат робко поцеловал ее в губы. Наташа расстегнула блузку. — И все остальное сделай тоже. Пожалуйста! Хочу посмотреть. Пока еще могу видеть… …Когда спустя некоторое время в квартиру вошла мать Наташи, ее никто не встретил — только кроссовки Марата скромно стояли на коврике. Галина взглянула на них, тихо подошла к комнате дочери, прижала ухо к двери… А потом, стараясь двигаться совершенно бесшумно, направилась обратно к входной двери и вышла из квартиры. …Крюков и Инга снова сидели вдвоем в квартире Истоминой. — Я не понимаю, зачем вы снова меня сюда вытащили, — заявила Инга. — Надеюсь, вы не собираетесь меня снова спаивать? Крюков покачал головой: — Я просто пытаюсь понять, что произошло. Потому что это очень странно. Ни один человек мне пока не предложил хотя бы отдаленно понятный мотив для самоубийства вашей подруги. Инга пожала плечами: — Я тоже не предложу. Я не знаю! Я не могу поверить, что она… сама. Я ведь так и говорила. Помните, про того парня? Который пытался ее изнасиловать? — Да, вы это говорили, поэтому я вас и пригласил. Давайте еще раз попробуем вспомнить что-нибудь… необычное, что ли. — Например? Крюков открыл дневник Истоминой, весь утыканный закладками — видно было, что его внимательно изучали. — Вот, слушайте. «Двадцатое января. Чувствую себя девочкой-подростком в пубертатном периоде. Все-таки поперлась в этот вонючий спортзал и, конечно, вляпалась в историю, настолько идиотскую, что до сих пор стыдно. Кроме Гуси, рассказать было некому, я и рассказала. А та подняла меня на смех. Люблю ее за то, что вечно вся в ужасе прибегаю к ней за советом, а она надо мной хохочет, и то, что казалось ужасно важным, вдруг само собой превращается в какую-то чепуху, которая яйца выеденного не стоит». Не припомните, о чем это? — Двадцатое января? — Спортзал. Инга порылась в памяти… — Ну да, вспомнила! И правда чушь. Кто-то из учеников сказал ей, что за ними подглядывают в раздевалке. Она, как дура, сама на перемене пошла проверять. Нашла там какую-то тайную комнату, закрылась в ней. И тут пришли дети, стали переодеваться. И ей пришлось торчать там, пока они не ушли. В результате она опоздала на свой урок. Что вы так смотрите? По-вашему, это что-то серьезное? Лицо капитана будто окаменело. Он вспомнил этот грязный чулан… пепел на полу… слова вахтера… — Не знаю. Может быть… — ответил он. …В теплый весенний день одиннадцатый класс собрался на кладбище, возле ограды, за которой виднелся памятник с тремя табличками. На одной можно было прочесть: «Русанова И. И. 1970–1999». На другой — «Русанов Ю. В. 1960–2015». И на третьей — «Алиночка Русанова 1999–2015». Они действительно пришли привести могилу в порядок. Мелкова и Суворова мыли памятник, Наташа и Марат собирали траву и листья, Худяков и Довженко смазывали петли калитки. Барковский делал, пожалуй, самую трудную работу: он красил ограду. Шорина держала банку с краской, чтобы ему было удобнее. На дорожке показался Крюков, несший несколько гвоздик. Подошел, положил цветы на могилу, произнес: — Всем привет. Ему ответил нестройный хор голосов. — Чем обязаны, товарищ капитан? — спросил Худяков. — Мимо шел, — объяснил Крюков. — А где Юров?