— Излагай, — предложил ей Крюков. — В общем, на теле покойной нашлись следы избиения, — сообщила Тоша. — Сломанное ребро, а на лице — незажившие гематомы. — Срок? — Несколько недель. Точнее не скажу. — Может, это авария? — спросила Липатова. — Или спортивные травмы? Тоша покачала головой: — Если только она боксом не занималась. Крюков покрутил головой: — Неужели сто десятая статья? Доведение до самоубийства? Прошу разрешения изучить. В честь того, что вы сегодня совершенно неотразимы. Липатовой перспектива нового расследования совершенно не нравилась. Но делать было нечего. — Работайте, — разрешила она. — У вас две недели. Насчет неотразимости — у Машки сегодня отчетный концерт, Малый зал консерватории. Так что прости, что не в кедах. — Спасибо, Ань, — проникновенно сказал Крюков. — Да пошел ты, — буркнула Липатова и удалилась. А Тоша заинтересованно спросила: — Что, правда, у вас в студенчестве был роман? — Ну, ты же вечно замужем, — ответил Крюков, после чего крикнул в глубь квартиры: — Сёма! Ну, что там, записки предсмертной не нашли? — Не-а! — сообщил эксперт Сёма, подойдя к балконной двери. — Люблю такие квартирки. У меня прихожая больше. — А ты, случайно, не олигарх? — поинтересовался Крюков. — Я принципиально не олигарх, — ответил эксперт. …В кабинете директора школы Людмила Царева листала фотоальбом, взятый Крюковым из квартиры погибшей учительницы. Особенно ее привлекла фотография, где Истомина, абсолютно счастливая, сидела на диване, вся заваленная цветами. — Да, я помню, Настя рассказывала, — говорила Царева. — Ребята устроили ей день рождения, решили ее так поддержать… — А разве она не в июле родилась? — удивился капитан. — В том-то и дело, понимаете? Они решили, что ей нужен праздник. Придумали специальную вечеринку, родители Кристины Суворовой разрешили использовать свой загородный дом. Ребята учили номера на английском, сделали капустник… Настя плакала от счастья, и мы все ей ужасно завидовали. Какой кошмар, Игорь Андреевич, какой кошмар… — А здесь почему-то Барковского нет, — заметил Крюков. — Подпись на альбоме есть, а фотографии нет. Царева еще раз перелистала альбом. — Да, и правда нет, — удивилась она. — А! Так он, наверно, фотографировал. Он уникальный совершенно мальчик. Во-первых, говорит по-английски как на родном. Во-вторых, учится блестяще: все легко схватывает, не боится дискутировать с преподавателями. И абсолютно самостоятельный, сформировавшийся человек. Знаете, такой вот мужичок. — Счастье для учителя, правда? — заметил Крюков. — Я уверена, что для Анастасии Николаевны, как для классного руководителя, такой ученик был просто подарком, — заявила Царева. Выйдя из кабинета Царевой, капитан очень удачно натолкнулся на физрука Баграмова. — Здравствуйте, Владимир Ованесович! — приветствовал он физрука. — Как раз к вам направляюсь. — Ко мне? Зачем? — Баграмов не мог скрыть свой испуг. — Хочу посмотреть на то место, где произошло печальное событие. Прошли в спортзал, где шел урок: молодая учительница занималась с одним из начальных классов. Крюков сел на скамью и потребовал: — Рассказывайте. Баграмову ничего не оставалось, как сесть рядом и начать говорить. — Ну, шел урок… Девочки отпросились… Мальчики по программе… Там у нас прыжки были… через козла… Ну вот… я проводил обучение… Тут вошла Анастасия Николаевна, крикнула что-то… — Что? — По-моему… «Здравствуйте!». — Неожиданно. И что потом? — Потом… побежала в раздевалку, и я услышал… звон стекла… Понимаете, я думал, что кто-то мячом попал, я думал, что… Пошел смотреть, а там… — А почему она побежала именно в мужскую раздевалку? Баграмов беспомощно развел руками: — Я не знаю… — Там был кто-то из учеников? — Кажется, нет… — А почему вы меня боитесь? Этот вопрос напугал физрука еще больше. — Почему вы так… — лепетал он. — Я не боюсь, просто мне… полтора года до пенсии… понимаете… — Понимаю, — заверил его Крюков. — Я тоже когда-то был следователем прокуратуры. А теперь в участковые сослали. Были когда-то и мы рысаками, Владимир Ованесович. Так что прекрасно вас понимаю. Я пойду в раздевалку, осмотрюсь. Не возражаете? Баграмов и не думал возражать; он был заранее согласен на все. Капитан вошел в раздевалку, огляделся. Выглянул в окно. Прошептал: — Глупость какая… …Следующим местом в школе, где он успел побывать в этот день, стал компьютерный класс. Там как раз занимались одиннадцатиклассники. Они сидели перед мониторами, увлеченные происходящим на экранах. Судя по лицам учеников, происходящее доставляло им большое удовольствие; многие улыбались. Крюков наблюдал за ними сквозь стекло комнаты преподавателя. — Хорошие какие лица у ребят, — заметил он стоявшему рядом учителю информатики Игнату Антоновичу Лапикову. — Да, я тут наводил справки… Вас считают талантливым программистом, а некоторые утверждают, что вы не последний хакер в этом городе. — Это все в прошлом, — заверил Лапиков. — Как скажете. Но странно, что вы, с вашей квалификацией, торчите здесь, в школе, за полставки. — Есть причина. Вернее, была. — И? — И я вам ее не скажу. — Вы ее очень любили? Преподаватель скривился и ничего не ответил. Тогда Крюков сменил тему. — Во что они играют с такими лицами? — спросил. — «Спарта», — ответил Лапиков. И пояснил: — Симулятор нового поколения, бета-версия. — Интересно. И какие правила? — А нет никаких правил. Вообще. Нет никаких правил, понимаете? — Нет, не понимаю. А Юров где? — Он сюда играть не ходит. У него дома, кажется, и компьютера нет. — А вы не боитесь, что они там… чем-то другим заняты? — поинтересовался Крюков. — Ведь вы здесь, а они — там… — Я в любой момент могу посмотреть, что происходит на мониторе каждого, — заверил Лапиков.