Конечно, нападения можно было ждать в любое мгновение, но Гисандр готов был поклясться, что не это их останавливало. Леонид не боялся драки, он наверняка ждал вестей от Никодемоса – своего помощника и второго наварха флота, еще семь дней назад отправленного вместо Гисандра в обход протяженного побережья Лакедемона и медленно, но верно приближавшегося к самой столице. Узнав о том, что царь скрыл даже от него столь раннюю отправку флота, первый наварх Спарты некоторое время пребывал в недоумении, хотя и знал, что не ему руководить этой операцией. Выходило, что уже во время штурма Селласий флот тайно отчалил из бухты Тироса, захваченного царем, и уже давно находился в море. Такое недоверие покоробило Гисандра, но затем он решил, что царь на все имел свои причины, и не ему судить того, кто определяет большую политику. Его дело лишь служить тому, чью сторону он выбрал сердцем. А служить Леотихиду и эфорам, хранителям отживших традиций, Гисандр не желал. Последние вести от Никодемоса приходили три дня назад, когда секретный флот из десяти триер миновал Асопос, приблизился к дельте реки Эврот и высадил там гонца, которому удалось затем пробраться в лагерь и разыскать царя у самой Спарты. Согласно сведениями трехдневной давности, часть флота сошла на берег и вознамерилась атаковать Гелос, расположенный у самой дельты, чтобы связать своими действиями его гарнизон, верный эфорам, и тем самым лишить его возможности помочь осажденной Спарте. Другие корабли, как и задумывалось, двинулись вверх по реке. Но пока что ни один из них не приблизился к столице. Леонид, как стратег, отлично понимал, что в дело могли вмешаться разные силы, и велика была вероятность решить вопрос с генеральным сражением без флота. Это, судя по всему, и беспокоило царя, который втайне все же ждал прибытия флота и рассчитывал на внезапное появление кораблей в тылу противника еще до генерального сражения. Впрочем, Леонид всегда говорил, что этот морской поход – лишь демонстрация силы. И был готов захватить столицу Лаконии только сухопутным войском, тем более что перевес в численности периеков был на его стороне. Вторая схватка состоялась через день на подступах к столице, буквально в одном дне пути, возле кипарисовой рощи, между передовыми частями Леонида и армии эфоров. И тоже носила, к удивлению Гисандра, осторожный характер. Оба спартанских войска явно дрались не в полную силу, словно оттягивали развязку или чего-то ждали, что было совсем не похоже на обычную тактику свирепых воинов Лакедемона. Царь Леонид тянул время, это было ясно. Но вот почему Леотихид не предпринимал отчаянных попыток отбросить своего врага, стоявшего уже буквально возле самых стен столицы, Гисандру было непонятно. «Вряд ли он испугался поражения. Леотихид не таков. Жребий давно брошен. На карту поставлено все. Может быть, он тоже ожидает подкрепления? Или задумал какую-то стратегическую комбинацию? – пришла неожиданная мысль в голову наварха, отдыхавшего в своем шатре после второго сражения, в котором он лично отправил на встречу с богами не меньше двух десятков гоплитов. – А если вдруг Леотихид тайно вступил в союз с внешними врагами Спарты и сюда идет еще одно войско?» Эта мысль так поразила наварха, что он рискнул поделиться ею с царем тем же вечером. – Мне неизвестны тайные мысли эфоров и Леотихида, – лишь покачал головой в ответ на эти высказывания Леонид, когда они вкушали остатки жертвенного быка у костра, – и никаких войск в ближайших окрестностях Спарты, по моим сведениям, пока нет, кроме наших. Но если ты прав, Гисандр, и царь Леотихид вступил в сговор с врагами, предав Спарту, то горе ему. Впрочем, кто бы ни рискнул помочь эфорам, их дни сочтены. Завтра на рассвете мы проведем генеральное сражение и окончательно решим, кто будет править этой страной. – Позволь спросить, мой царь, – Гисандр осмелился, наконец, задать давно мучивший его вопрос. – Мы уже у ворот Спарты. Что слышно от Эвривиада? Я ожидал увидеть его уже давно. Во взгляде Леонида, до сих пор расслабленно пившего вино, сверкнули молнии. Видимо, вопрос наварха не доставил ему удовольствия. Но царь, допив вино, все же нехотя вымолвил: – От нашего друга уже два дня нет вестей. – Он ведь должен был поднять восстание в Амиклах и Спарте, – продолжал Гисандр, решивший пойти до конца, – пленить эфоров и встретить нас в столице. – Эвривиад поднял восстание в Амиклах и двинулся на Спарту, но его предали, – сообщил, наконец, царь, – на подступах произошло сражение, к которому Леотихид был готов. Эвривиад не пробился в столицу, большинство его людей погибло, а он с остатками закрепился в Амиклах. С тех пор от него нет вестей. – А как же… – наварх хотел продолжить свои расспросы о судьбе царицы Горго, остававшейся в Спарте, но встретившись с тяжелым взглядом Леонида, не стал этого делать. О судьбе Горго ему знать не полагалось. Во всяком случае, до тех пор, пока царь сам не решит его посвятить в свои семейные дела. – Позволь мне покинуть тебя, – произнес Гисандр, вставая, – завтра на рассвете битва, а мне нужно еще проверить позиции для баллист. Леонид, отлично знавший, что все позиции уже были давно подготовлены, баллисты расставлены и надежно замаскированы от случайных взглядов противника, кивнул. На сей раз он оценил скромность наварха, которому было поручено командовать в предстоящем сражении левым флангом. – Иди, – напутствовал его царь. – Я принес жертвы Аполлону, и он их принял. Завтрашний день будет для нас решающим. Когда первые лучи солнца осветили верхушки кипарисов, Гисандр и Леонид уже стояли на небольшом холме, едва возвышавшемся над болотистой равниной, с которого можно было рассмотреть подступы к столице. Армия Леонида выстроилась в низине между неглубоким болотом, что примыкало к левому флангу, и холмами, начинавшимися невдалеке за дорогой. В них упирался правый фланг, которым командовал сам царь. После вчерашнего осмотра местности для предстоящей битвы было решено поставить баллисты числом восемь штук – Темпей успел справиться со своей задачей и доставил их вовремя – на левом фланге. Этот фланг всегда был слабее правого, согласно обычному построению спартанцев. Но сейчас Леонид пошел на хитрость. Он спрятал баллисты за спинами гоплитов, которые до поры должны были укрывать их от взглядов противника. А в нужный момент расступиться, предоставив артиллеристам возможность бить прямой наводкой. Поскольку других сведений не было, царь считал, что Леотихиду неизвестно о том, что он захватил с собой в поход новое оружие, запрещенное некогда эфорами. И надеялся на внезапность его применения в главном сражении. Командовать левым флангом было поручено Гисандру, как опытному полководцу и артиллеристу, доказавшему еще у Фермопил силу нового оружия. Сам царь командовал центром и правым флангом – с которыми намеревался нанести главный удар по фаланге Леотихида. Как они попадут в случае победы на другой берег, если рухнет мост, Леонид так и не объяснил. Оставалось надеяться, что у него все же был какой-то план. Впрочем, сначала следовало выиграть сражение, что представлялось не таким простым делом, поскольку на пути стояла почти вся армия эфров. Последняя армия. И отступать ей было некуда. Часть воинов, около двух тысяч спартанцев и три тысячи периеков, царь оставил в резерве, спрятав их в дальней кипарисовой роще. Оставаясь там, они одновременно прикрывали тыл и готовы были подойти на помощь в случае прорыва на любом из флангов. «Интересно, кто будет командовать армией эфоров? – подумал Гисандр, уже собираясь покинуть наблюдательный пункт и отправиться к баллистам на левый фланг. – Сам Леотихид или кто-то из его полемархов?» В этот момент по фаланге противника прокатилась волна приветственных криков. И перед строем появился высокий худощавый воин с бородой и длинными волосами. Он вскинул вверх свое копье, и гоплиты тотчас повторили его жест. – Леотихид, – пробормотал наварх, сразу узнав второго властителя Спарты из рода Еврипонтидов. Гисандр быстро бросил короткий взгляд на своего царя, словно пытаясь проверить, узнал тот воина или нет. Но Леонид уже не отрывал взгляда от смертельного врага, впившись в него взглядом. Повернувшись спиной к Леониду и его воинам, Леотихид что-то прокричал своим гоплитам, начав их раззадоривать перед сражением. «Самое время и нашему царю выступить, – пронеслось в мозгу наварха, – а то обскачет нас Леотихид, да еще гляди, первым в атаку пойдет. Кто их разберет, этих Еврипонтидов». – Гисандр, – приказал царь Леонид, сжав копье, – отправляйся на свой фланг. Мы начинаем битву. И начал быстро спускаться вниз с холма. Наварх последовал его примеру, – развернувшись позади выстроенных в центре фаланги гоплитов с черными повязками на руке, Гисандр быстрым шагом направился на левый фланг. Точно такая же повязка виднелась и на его руке. Наварх еще не успел дойти до места, как загремели слова царя Леонида, которые дувший с берегов Эврота ветер разносил над равниной. – Братья! – возвестил царь, который расхаживал с копьем в руке и потрясал им, словно Зевс-громовержец молнией, перед своими солдатами. – Мы с вами – община равных! Но долгие годы нас душила власть эфоров. И сегодня мы здесь, чтобы наконец свергнуть их и вдохнуть полной грудью! Вскинув копье, воины испустили ответный боевой клич. Гисандр, достигший расположения баллист, вдруг заметил, что фаланга армии эфоров сдвинулась со своего места и, сомкнув щиты, уже вышагивала вниз с холма по направлению к войскам противника. Вот-вот она могла перейти на легкий бег. Расстояние между фалангами противников стремительно сокращалось. Но Леонид, даже не смотревший на то, что происходит в строю врагов, еще не закончил. Он сделал несколько шагов вдоль первой шеренги гоплитов, вглядываясь в их лица. Казалось, он мог назвать каждого солдата, что пришел с ним в Спарту, по имени. – Царь Леотихид хочет сохранить этот дряхлый мир и старые законы, – обернулся он, наконец, указав на фалангу врагов, в которой заметил какое-то движение, и прокричал: – Но сегодня этот мир умрет вместе с ним! А мы будем строить новый! Лучший мир, без эфоров и оков! Для нас и наших детей! Чтобы Спарта стала самой великой страной во всей Греции! Он задержал дыхание на мгновение и выкрикнул: – Вы готовы пойти со мной на смерть ради этого мира? – Да!!! – фаланга вздрогнула в едином порыве, вскинув копья. Крики заглушили ненадолго голос царя, который вдруг шагнул к одному из воинов. – Хезиод, – вперил он свой взгляд в широкоплечего гоплита, лицо которого было покрыто шрамами, – я знаю тебя много лет как храбреца. Ты готов сейчас умереть со мной? – Да, мой царь! – воскликнул Хезиод, едва не заплакав от счастья. – А ты, Юклид? – вопросил он другого воина. – Я почту за честь сражаться и умереть за тебя! – был ответ. – А ты, Аминтас? – Я ждал этого дня, мой царь, всю жизнь, – ответил бородатый крепыш, – и боги услышали меня! Царь быстро отступил на несколько шагов назад, вскинул руку с копьем вверх и вновь прокричал: – Так идите за мной, бейтесь со мной и умрите со мной во славу новой Спарты! Он поднял повыше щит и, развернувшись, побежал навстречу воинам Леотихида, до которых оставалось не более стадии. Тысячи воинов в едином порыве устремились за своим царем, с места переходя на легкий бег. Ощетинившись копьями, две лавины гоплитов, одетых в одинаковые красные одежды, неслись навстречу друг другу по всему фронту, поднимая пыль своими сандалиями. Глава тринадцатая Битва за спарту – Ну, вот и дождались последней битвы, – выдохнул Гисандр, которому полагалось стоять на месте со своим левым флангом, дожидаясь подходящего момента для того, чтобы пустить в ход баллисты. – Темпей, заряжай! Пока Темпей раздавал каменные ядра артиллеристам, сам наварх неотрывно следил за сближением двух лавин гоплитов, лишний раз убедившись,что черная повязка на рукаве поможет избежать случайных потерь среди своих. А потерь и так предполагалось немало. После общей сшибки в драке могли случиться разные повороты. Например, неожиданная атака Леотихида на его левый фланг с целью прорваться в тыл и совершить окружение. Именно в этом случае разработанная вместе с царем тактика боя предполагала впервые пустить в ход баллисты. Самому ходить в атаку, без приказа царя, Гисандру на этот раз запрещалось. И наварх нехотя подчинился. Стратегом в этом бою был все-таки царь, а не он сам. Второй вариант использования баллист предполагался в конце битвы в случае победы. Если потребуется превратить в кровавое месиво оставшиеся отряды врага, не пожелавшие ни сдаться, ни умереть от копья, по-прежнему перекрывавшие движение Леонида к Спарте. Строго говоря, левый фланг был самым слабым. Он состоял всего лишь из трех рядов гоплитов и прикрывавшего их аркадского лоха – отряда скриритов с легким вооружением. По сути, сейчас все эти воины сами служили лишь прикрытием для главной ударной силы «слабого» левого фланга, которая пока оставалась в тайне, – для баллист. Но ни царь, ни тем более Гисандр не обмолвились об этом. Все эти гоплиты считали, что их цель в жизни – погибнуть в бою с копьем в руке за Спарту. И про баллисты никто из них сейчас даже не вспоминал. Все горели желанием ринуться в бой. Как, впрочем, и сам наварх, привыкший работать мечом не реже, чем думать головой. Но сейчас он тоже был вынужден оставаться на месте и следить за развитием событий. А посмотреть было на что. За мгновение, перед тем как с грохотом щитов и треском ломаемых копий сомкнулись два ряда гоплитов в красных плащах, наварх успел увидеть, как сошлись в смертельном поединке два предводителя, два царя. Высокий худощавый Леотихид и коренастый, чуть ниже ростом, но шире в плечах – Леонид. Они едва успели обменяться ударами копий, как тут же оба исчезли в облаке пыли, окутавшем место сражения. Это столкнулись тысячи лучших воинов вокруг них в яростном желании выяснить, кто же из них готов быстрее умереть за родную Спарту. Только каждый видел для нее свое будущее. «Пусть боги хранят нашего Леонида, – подумал Гисандр, глядя, как облако пыли быстро заслонило берега Эврота, – только бы не погиб он в этой мясорубке. А то без него весь поход потеряет смысл». Вспомнился отчего-то вдруг еще не родившийся Александр Македонский, который одним из последних полководцев – вот так же сам водил войска в бой, рискуя своей жизнью ради воинской славы. И плевать ему было, что станется с его империей после его смерти. Кураж был важнее. После него полководцы изменились. Стали больше ценить свою жизнь, часто избегая личного участия в бою. Чего одни татарские ханы стоили, взиравшие на сражение из шатра на высоком холме. «А вдруг Леотихид победит нашего царя и убьет его? – холодок сомнения на мгновение вновь заполз в душу наварха, поколебав его уверенность в себе. Но вскоре исчез, изгнанный светлой яростью воина. – Нет, боги не допустят. Мы же хотим, чтобы Спарта стала самой могущественной в Греции, значит, боги за нас». Рука вновь была тверда, а глаз остр. И этот глаз увидел, как началась великая битва. Тысячи лучших воинов Спарты кололи и рубили сейчас друг друга по всему фронту. Треск ломаемых копий доносился даже сюда, на левый фланг армии, что стоял недвижимо в нескольких стадиях за спинами сражавшихся. Присмотревшись, Гисандр смог увидеть со своего места, что и левый фланг армии эфоров оставался на своем месте. Это было легко заметить, ведь он стоял на холме. Холмистый берег реки находился чуть выше уровня поля, на котором происходило сражение. А дорога, что вела к мосту, сейчас оказалась в самом центре этой жестокой драки. Левый фланг Леотихида служил ему также резервом, ведь позади армии была река, и спрятать другой резерв было попросту негде. Разве что перебросить по мосту в случае необходимости. Но если догадка царя Леонида была верна, это было невозможно. И пути назад армии эфоров были отрезаны заранее. Значит, Леотихиду приходилось сразу показать противнику все свои силы, включая резерв. В этом случае кипарисовая роща за спиной воинов Леонида была преимуществом, хотя они и находились в низине. Так прошло довольно долгое время. Приближался полдень. Гисандр даже заскучал, но ярость схватки не утихала. Поначалу атака воинов Леонида заставила попятиться и даже прогнуться фалангу Леотихида под натиском в самом центре. Так, что почти удалось прорвать ее. Гисандр уже предвкушал, как гоплиты мятежного царя – который, как он надеялся, был еще жив – вскоре окажутся на берегу и сбросят в Эврот своих противников. Но этот же маневр ослабил давление на флангах и позволил, в свою очередь, мощному правому флангу армии эфоров усилить удар. Приверженцы эфората вскоре потеснили гоплитов Леонида к центру и едва не замкнули окружение, неожиданно показав Гисандру свои спины. Вместо прорыва Леонид мог оказаться в окружении. Такого плана в стратегии главного сражения не было, и момент наступил решающий. Если не вмешаться, то неизвестно, как пойдет битва дальше и чем закончится. Гисандру пришлось принимать решение самостоятельно. – А ну, расступись, – приказал он своим гоплитам, решившись. И те, уже не раз повторявшие эти странные движения перед машинами, изрыгавшими камни и огонь на большие расстояния, сделали все безукоризненно. Легковооруженных скиритов вообще как ветром сдуло. Вскоре перед восемью баллистами образовались широкие проходы, сквозь которые можно было вести прицельный огонь. – Внимание, – предупредил наварх расчеты баллист, проходя быстрым шагом мимо каждой из них, – вы должны остановить атаку гоплитов Леотихида. Цельтесь только в тех, у кого нет черных повязок. Открыть стрельбу по готовности и прекратить, как только заметите своих. На этом он закончил отдавать приказания, перепоручив исход стрельбы в руки богов и артиллеристов. Ситуация на поле менялась с каждым мгновением, и можно было вообще упустить момент для применения баллист. Но сейчас он еще оставался. Артиллеристы Леонида, происходившие из морпехов, получили возможность бить врагов прямо в спину. Увлеченные атакой гоплиты армии эфоров, уже предвкушавшие скорое окружение и пленение самого Леонида, не подозревали о грозящей опасности, ведь до позиций левого фланга было не меньше стадии. А зря. Первые же ядра угодили точно в цель. Ударив в спину одного из воинов на глазах Гисандра, каменный гостинец размозжил гоплиту позвоночник, уже мертвого отбросил вперед на своих товарищей и снес с места еще троих, переломав им кости. Точно такие же просеки прорубили остальные ядра, превратив в мешки с костями десятки солдат Леотихида.