Затряслись стены и мебель. На кухне в раковине открылся кран и потекла вода. В небе прогремело. — Давай! — скомандовала девушка. Раздались выстрелы и тут же были заглушены большим потопом воды сверху. Проклятия и крики слышались сквозь шум льющейся воды. Через десять секунд все прекратилось, сбитые с ног люди Министерства поднимались. В мегафон прокашлялись и свирепо произнесли: — Охота начинается. Как обстояли дела у соседей с четвертого и пятого этажей, Катя не знала. Она поняла, что их судьба не безразлична ей, но помочь ничем не могла. Раньше, когда все звали ее Хмылкой, она переживала исключительно за себя и свою семью. Шестеро охотников в мокрых фиолетовых костюмах попарно вбежали в квартиру. Маги построились у стены в зале, чтобы атаковать. Андрей телекинетически притянул шестерых мужчин в зал, ударил их о стены. Катя первой взяла на себя одного, тяжелым кулаком ударила в кадык, перехватила из руки нож и намерилась перерезать шею. Что-то пошло не так. Мужчина оцепенел, следя за нависшим лезвием. Катя вслушивалась в борьбу друзей и врагов, ей показалось, Рамиль успел кого-то прирезать. Но она не могла так поступить. Раньше — да. Не теперь. Спрятав нож, Катя поволокла охотника в туалет. В туалете, залитым водой из пробитыми невесть чем трубами, она ударила его головой о ванну, затем отыскала толстую веревку, проверила, жив ли, и связала. В коридоре захлюпали ботинки. Катя выглянула, и ее схватили двое охотников. Один бросил ее на пол, другой вытянул руку с пистолетом, но не успел выстрелить — Андрей способностью вырвал оружие и в воздухе нажал на спусковой крючок. Пистолет взорвался, а охотник упал рядом с Катей. Появились еще несколько злых человеческих лиц. Андрей вытолкнул их в подъезд и захлопнул дверь. Катя поспешила в зал. Борьба в зале прекратилась, когда Рамиль разделочным ножом искромсал охотника на диване. Кровь наверняка просочилась в ящик, где лежал Денис. — Я буду пускать по одному и удерживать дверь, а вы их резать, — выдохнул Андрей. — Нет! Нельзя убивать неосознанных существ! — крикнула Катя и тут же прикрыла себе рот мокрыми пальцами. — Говоришь, как Лейсана, — заметил Андрей. — Я изменилась… А где Матвей? В зале были все, кроме Ландыш, Вики и Матвея. Лейсана развела руками: не знает. — Мне кажется, он сбежал, — сказал Женя. — Видел, как он из квартиры улепетывал. А девушки там… В кухне. Катя с осторожностью заглянула в кухню. Три мертвеца — двое на подоконнике, один на полу. Вика едва не выпадала из окна, она вцепилась рукой в нож, воткнутый в спину охотника. Мертвый охотник своим весом не давал девушке упасть. На линолеуме в воде и крови раскидала темные волосы Ландыш. Ее голубое с пятнами крови платье напоминало о несовершенности мира. Шум и выстрелы в зале заставили Катю вернуться к остальным. Два крупных бородатых мужика пинали застреленного Андрея, держа наготове автоматы. — Вы, четверо! Живо на колени, руки за голову! — велел один из них. Катя последовала примеру друзей: исполнила приказ. Она, Лейсана, Рамиль и Женя, упали коленями на влажный ковер. Страх был липким и темным. Вокруг — трупы, впереди — палачи. Внутри — тишина. Раньше Катя могла положиться на гнев. На что теперь надеяться? — Уведи мальчонку, — указал охотник напарнику на Женю, — да позови кого — сами не свяжем. Из подъезда кто-то крикнул: — На пятом девятерых повязали! Еще столько же — а остальных пристрелить! «Умру, но в плен не сдамся!», — решила Катя и, опустив руки, встала. — Села! Живо! — заорал охотник, готовясь нажать на спусковой крючок. Маги проиграли бой, может, и всю войну. На Земле зло всегда побеждает. Ее жизнь вряд ли кто-то спасет. Возможно, Петр дошел до оружейной; возможно, оружие, которое он решит донести до друзей, станет невидимым, как его одежда. Возможно, Матвей еще жив, а Варвара вернулась в лагерь, чтобы всех спасти. Но в эту секунду никого из них здесь нет. На улице сработал мегафон. От родного голоса ноги Кати подкосились, она едва удержалась, чтобы не упасть. — Если революции быть, — вещал Матвей, — то ей быть сегодня! Маги, колдуны и колдуньи, ведьмы и ведьмаки, шаманы и шаманки, вещуны и вещуньи, да просто люди со сверхспособностями! Взываю к вам! Вы не жертвы, вы — герои! С недоумением переглядывались не только Лейсана и Рамиль, но и охотник с вернувшимся напарником. Последних, скорее, интересовал вопрос: лидер, у которого был мегафон, мертв? Что делает Матвей — заботило только Катю и всех магов, услышавших его. Бодрым, наигранно веселым, но все-таки напряженным голосом он продолжал: — Представьте: дела обстоят иначе, не так, как мы полагали. Охотники вы, уважаемые маги, а жертвы — люди. Вы обязаны брать их в плен, а не они вас. Мы спасем планету от жертв! Мы — охотники! Они — жертвы! Мы — охотники! — … они — жертвы! — прошептала Катя и, воодушевившись речью лучшего друга, сделала шаг вперед. В квартире раздалась автоматная очередь. Кто победил — было очевидно. Глава 23. Вся вера и любовь этого мира С Аксиньей встретиться Олесю разрешили не сразу. Долгое время с ним беседовал прибывший из Эстонии знаменитый врач-ученый Вавилов Радик Рустамович — мужчина, вдвое старше него. Он выпытывал из Олеся, как же он так: неужто придумал способ заразить немага любовью? А, так еще и верой? Услышав ответы, врач потребовал у сотрудников лаборатории приготовить ванну, наполненную водой, и операционную и привести Кутилову. Аксинья предстала перед Олесем измученной и отчего-то подергивающей головой. Ее состарившееся лицо с впавшими глазами смотрело на шаркающие ноги. Два санитара, придерживая за руки, помогали ей передвигаться. — Что же с тобой сделали? Лисицыны, Зимина и Вавилов — те, кто были в кабинете, — позволили ему приблизиться к подруге. Подруга подняла голову и уставилась на него ненавидящими глазами. — Гори в Аду! — зашипела она, подаваясь вперед. Она пыталась вырваться из рук санитаров, чтобы истерзать, исцарапать Олеся. — Ты злодей. Дьявол. Умри. Умри! Она истошно завизжала, и санитары ее увели. — Ее лассудок помлачился, — объяснил Алексей, — из-за пыток. Олесь вздохнул. Аксинья провела в лаборатории не больше двух недель, но уже стала другой. Каждый час здесь похож на месяц, удивляться нечему. Та же участь ждала бы и остальных, не сбеги они из тюрьмы. Радик Рустамович вышел из кабинета. Охотники и Лилия повели за ним Олеся. Его ждала ванна, в которой он рассчитывал потерять способность. Мрачные темно-серые стены и пол лаборатории, запах выстиранных серых халатов, монотонные речи сотрудников — все убивало в Олесе желание жить. Серый — цвет безжизненности. Глубокая ванна была, как и все в лаборатории, серого цвета. В маленькой сырой плесневелой комнатке смогли поместиться только трое: Олесь, Алексей и Радик Рустамович. Лилия и Катерина остались ждать снаружи. — Ныряйте, — скомандовал ученый. Олесь снял кроссовки, джинсы и футболку, надетую наизнанку. Уже в ванной он затрясся от холода. Алексей закатал рукава, схватил его за шею и опустил под воду. Вода с равнодушием приняла Олеся. Он ей ни друг, ни враг. Всего-то человек, умеющий быть рыбой при двух ногах. Человек, которому и дела нет до цифры, обозначавшей сколько литров за день он выпил. Хоть двести — ему, как и воде, без разницы. Мысли Олесь направил на веру. Он должен начать задыхаться. Та замерзшая вода, ставшая чанком, должна истечь. — Я не умею… — Олесь стал повторять одну фразу, вспоминая случай из детства, когда он почти утонул, но вера его спасла. — Я верю: я тону. Прошло минуты три. Самовнушение, на которое он надеялся, не помогало. «А ведь я и рад утонуть, — подумал Олесь, — моя жизнь — ад. Отца не помню — он погиб, мне и трех лет тогда не было. Мать умерла, так и не узнав, что я маг. В четырнадцать лет зимовал в подвалах Иркутска. Один среди чужих. Лагерь магов, к которому примкнул годом спустя, — половину перерезали, половину сослали, и меня в том числе. С Тимуром и Владом кое-как сбежал, да Влад был ранен, вскоре заболел, потом и умер. И Тимура я потерял, а убили его, кто бы мог подумать, свои! Школу в Арзамасе накрыли, я ушел за Марком, ну то есть за Матвеем, в Татарстан. Против воли на мэра пахать пришлось. И что? Это ли жизнь? За что судьба к нам так несправедлива? А ведь что с Аксиньей сделали — что стало! И Матвей… Хмылка… Лейсана. Мы не заслужили такого!» Олесь закашлял и заглотил немного воды. Его затрясло от мыслей о тех, кого он оставил в лагере. Страшные картинки того, что могло случиться, зарябили в глазах: расстрелянная Хмылка, сожженная заживо Лейсана, обезглавленный Матвей. Ненависть и отвращение к миру заставили его всплыть, но Алексей, тот, кто перерезал горло Стасику, тот, кому он хотел подарить незнакомое ему чувство, вернул его под воду и ударил о дно ванны. Единственный шанс все изменить — вот он. Утонуть и спасти мир или продолжать довольствоваться жалким кусочком веры в себя способного и позволить миру гнить дальше. Руки заскользили по ванной, ноги упирались, помогая подняться. Алексей неумолимо топил в Олесе мага. Ладони сцепились с руками охотника, голове удалось подняться. — Это не моя вера и не моя любовь! — вскричал Олесь. — Они принадлежат не мне, а миру! Верните то, что у людей отняли, верните… В горло влилась вода. Легкие обожгло. Наступил покой, и мир потух. Желтый свет операционного светильника пробудил в Олесе отчаяние. Олесь дернул руками — бесполезно. Они привязаны, как и все тело. На шорох он повернул голову вправо. Радик Рустамович осматривал Аксинью у другого операционного стола. Лишь сейчас Олесь заметил, насколько сильно подруга исхудала. Подруга ли? От ее сознания уже ничего не осталось. — О, очнулись, — осклабился ученый. Олесь огляделся. В операционной так же находились Лисицыны, Зимина и два медбрата. Судя по их скуке, они были свидетелями, не более. — Рукой не дергайте — к ней прикреплен аппарат. Трубку, проведенную в вену, Олесь едва различил, зато хорошо разглядел прибор на столике между ним и Аксиньей. — Зачем она здесь? — прохрипел Олесь; его сердцебиение участилось. — Пациентка два дня назад утратила статус мага. При неудачном опыте. Тем не менее чанк остался с ней, трансформировавшись в опухоль с метастазами. Она умирает. Сегодня, завтра — ей не жить. Вы, юноша, объявились весьма кстати. В целях научного эксперимента я решил проверить, сможете ли вы, согласно вашей гипотезе, исцелить человека. Так мы выясним, передастся ли вера, которая, как говорите, отсутствует у немага.