— Почему родители не живут в Норвегии? — Это долгая история. Они отпали. — Отпали? — Утратили веру. Людям, выросшим в Армии, обычно приходится нелегко, если они избирают иной путь. Мартина пристально смотрела на отца. Но даже она, его дочь, не заметила ни следа фальши на его каменном лице. Полицейский пошел прочь, а у нее на глаза набежали первые слезы. Когда шаги инспектора затихли, Рикард, кашлянув, сказал: — Летнюю резину я положил в багажник. Он давным-давно все понял, когда информационная служба ословского аэропорта наконец сообщила: — Due to weather conditions, the airport has been temporarily closed.[12] Ничего страшного, сказал он себе. Как говорил еще час назад, после первого сообщения о том, что ввиду снегопада рейс задерживается. Они ждали, а снег между тем мохнатым ковром ложился на самолеты. Невольно он поискал глазами людей в форме. На летном поле они должны быть в форме, почему-то казалось ему. А когда женщина в синем за стойкой у выхода 42 поднесла к губам микрофон, он все понял по выражению ее лица. Она сожалела: посадка состоится завтра утром в 10.40. Пассажиры приглушенно, но внятно застонали. Она прощебетала, что авиакомпания оплачивает проезд поездом обратно в Осло и номера в гостинице «САС» для транзитников и пассажиров с обратным билетом. Ничего страшного, повторял он, когда поезд мчался сквозь темный ночной ландшафт. До Осло поезд остановился всего один раз, у кучки домов среди белизны. Под скамейкой на платформе сидела дрожащая собака, в свете фонаря виднелись летящие хлопья снега. Собака похожа на Тинто, бездомного игривого пса, который бродил по округе в Вуковаре, когда он был маленьким. Джорджи и другие ребята постарше надели на него кожаный ошейник с надписью: «Кличка — Тинто, владелец — все». Никто не обижал Тинто. Но порой этого было мало. Поезд протяжно застонал и снова скользнул в снежную круговерть. Когда Tea пошла открывать, Юн отошел в дальний конец комнаты, где его от входной двери не увидят. Эмма, соседка: — Ты уж извини, Tea, но этому человеку очень важно поговорить с Юном Карлсеном. — С Юном? Мужской голос: — Мне сообщили, что, вероятно, я найду его у некой Tea Нильсен по этому адресу. Возле домофона фамилии не указаны, но эта дама любезно помогла. — Юн? Здесь? Не знаю, как… — Я из полиции. Мое имя Харри Холе. Дело касается брата Юна. — Роберта? Юн шагнул к двери. С порога на него смотрел человек такого же роста, как он сам, со светло-голубыми глазами. — Роберт что-то натворил? — спросил он, стараясь игнорировать соседку, которая выглядывала из-за плеча полицейского. — Мы не знаем. Можно войти? — Пожалуйста, — сказала Tea. Полицейский вошел и закрыл дверь перед носом у разочарованной соседки. — Боюсь, у меня скверные новости. Может быть, присядете? Все трое уселись вокруг журнального столика. Прямо как удар под дых — Юн машинально наклонился вперед, когда полицейский сообщил, что произошло. — Мертв? — прошептала Tea. — Роберт? Полицейский кашлянул, заговорил снова. Слова доносились до Юна как темные, загадочные, почти непостижимые звуки. Все время, пока полицейский рассказывал об обстоятельствах, он смотрел в одну точку. На приоткрытый рот Tea, на поблескивающие губы, влажные, красные. Дышала она часто и поверхностно. Юн заметил, что полицейский умолк, только когда услышал голос Tea: — Юн? Он спросил тебя кое о чем. — Знаю, вам сейчас очень тяжело, но я подумал, может, вам известно, кто желал смерти вашему брату. — Роберту? — Все вокруг Юна происходило как в замедленном фильме, даже то, как он покачал головой. — Ладно. — Полицейский держал в руке блокнот, ничего не записывая. — Чем-нибудь на работе или в частной жизни он мог нажить себе врагов? Юн услыхал собственный неуместный смешок. — Роберт служит в Армии спасения, — сказал он. — У нас один враг — бедность. Материальная и духовная. Из-за этого у нас редко когда отнимают жизнь. — Хм. Это работа, а как насчет частной жизни? — То, что я сказал, справедливо и для работы, и для частной жизни. Полицейский ждал. — Роберт был хороший парень. — Юн чувствовал, что голос ему изменяет. — Порядочный. Все его любили. Он… — Голос сорвался на всхлип. Взгляд полицейского скользнул по комнате. Ситуация не очень-то приятная, но он ждал. Долго. Юн старался унять слезы. — Временами он бывал несдержан. Несколько… импульсивен. Возможно, кое-кто считал его циником, на язык. Но это ведь просто манера поведения. В глубине души он был безобидный. Полицейский повернулся к Tea, глянул в блокнот. — Вы Tea Нильсен, сестра Рикарда Нильсена, как я понимаю. У вас такое же мнение о Роберте Карлсене? Tea пожала плечами. — Я не слишком хорошо знала Роберта. Он… — Она скрестила руки на груди, избегая смотреть на Юна. — Насколько мне известно, он никогда и никому ничего плохого не делал. — Роберт не говорил ничего такого, что бы указывало на конфликт с кем-то? Юн резко мотнул головой, словно там внутри было что-то, от чего он хотел избавиться. Роберт мертв. Мертв. — Роберт задолжал деньги? — Нет. Ну, немножко. Мне. — Вы уверены, что он больше никому не должен? — Что вы имеете в виду? — Роберт употреблял наркотики? Юн недоуменно посмотрел на полицейского, потом ответил: — Нет, никоим образом. — Вы так уверены? Не всегда… — Мы работаем с наркоманами. Знаем симптомы. Роберт наркоту не употреблял. Ясно? Полицейский кивнул, что-то пометил в блокноте. — Сожалею, но мы обязаны задавать такие вопросы. Конечно, не исключено, что стрелял душевнобольной и Роберт стал жертвой случайно. Или же, поскольку солдат Армии спасения возле рождественской кружки на Эгерторг стал едва ли не символом, убийство метило в вашу организацию. Вам известны какие-либо факты, подкрепляющие эту версию? Оба разом покачали головой. — Спасибо за помощь. — Полицейский сунул блокнот в карман пальто и встал. — Мы так и не получили ни телефона, ни адреса ваших родителей… — Я сам свяжусь с ними, — сказал Юн, пустым взглядом уставясь в пространство. — Вы совершенно уверены? — В чем? — Что это Роберт. — Увы, боюсь, что так. — Но это и все, в чем вы уверены, — неожиданно сказала Tea. — Больше вы ничего не знаете. Полицейский остановился в дверях, помедлил, потом сказал: — Да, вы вполне точно подытожили ситуацию.