Харри не ответил. Он хоть и подготовился, но все же с трудом верил собственным глазам. — В участке, поди, доложили? Ну да, ну да. — Мёллер отхлебнул большой глоток из стакана. — Странная перемена ролей, верно? Обычно-то я находил тебя в таком виде. Пиво будешь? Харри наклонился над столом: — Что случилось, шеф? — А что обычно случается, когда взрослый мужчина пьет в разгар рабочего дня, Харри? — Либо он получил нагоняй, либо его бросила жена. — Нагоняя я пока не получил. Насколько мне известно. — Мёллер беззвучно засмеялся. Плечи тряслись, но с губ не слетало ни звука. — Выходит, Кари… — Харри осекся, не зная, как бы это сказать. — Ни она, ни мальчики не приехали. Ну и хорошо. Заранее так решили. — Что? — Я скучаю по мальчикам, ясное дело. Но я справлюсь. Сейчас просто… этот, как его?.. переходный период? Да, хотя есть другое слово, поизысканнее… Транс… нет… Голова у Бьярне Мёллера свесилась над стаканом. — Пошли прогуляемся. — Харри сделал знак официанту. Спустя двадцать пять минут Бьярне Мёллер и Харри стояли под дождем у балюстрады на горе Флёйен и смотрели вниз, туда, где предположительно раскинулся Берген. Рельсовый поезд, словно разрезанный наискось пирог, подвешенный на толстых стальных тросах, доставил их сюда прямо из центра города. — Ты поэтому и перевелся сюда? — спросил Харри. — Потому что вы с Кари решили разойтись? — Дождь здесь идет точь-в-точь как в поговорке, — сказал Мёллер. Харри вздохнул. — Выпивка не помогает, шеф. Только хуже становится. — Это моя реплика, Харри. Как у тебя с Гуннаром Хагеном? — Ничего. Мастак читать лекции. — Берегись, Харри, не надо его недооценивать. Он не только лектор. Гуннар Хаген семь лет оттрубил в армейском спецназе. — Да ну? — удивился Харри. — Именно. Я узнал об этом от начальника уголовной полиции. Хагена направили туда в восемьдесят первом, как только создали это подразделение для защиты наших нефтяных платформ в Северном море. Поскольку служба секретная, в резюме об этом нет ни слова. — Спецназ… — сказал Харри, чувствуя, что ледяной дождь вот-вот насквозь промочит плечи куртки. — Я слыхал, они там очень держатся друг за друга. — Это вроде как тайное братство, — сказал Мёллер. — Строжайший обет молчания. — Не знаешь, может, еще кто там служил? Мёллер покачал головой. Выглядел он уже вполне трезвым. — Что нового в расследовании? Я получил внутреннюю информацию. — У нас даже мотива нет. — Мотив наверняка деньги. — Мёллер кашлянул. — Алчность, иллюзия, что с деньгами все изменится, что изменишься сам. — Деньги… — Харри взглянул на Мёллера, потом медленно проговорил: — Может быть. Мёллер презрительно сплюнул в серую кашу внизу. — Найди деньги. Найди и отследи. Они непременно приведут к ответу. Раньше Харри не слышал от него таких рассуждений, такой горькой уверенности, будто он осознал что-то, что предпочел бы забыть. Харри глубоко вздохнул и прыгнул в омут головой. — Ты знаешь, я не умею ходить вокруг да около, шеф, такой уж уродился. Мы с тобой из таких, у кого не очень-то много друзей. И пусть даже ты не считаешь меня своим другом, я все равно вроде как друг. Он посмотрел на Мёллера, но ответа не получил. — Я приехал сюда узнать, не могу ли что-нибудь сделать. Может, ты хочешь о чем-то поговорить или… По-прежнему никакого отклика. — Я ни хрена не знаю, шеф. Но, так или иначе, я здесь. Мёллер смотрел в небо. — Ты знаешь, что бергенцы называют эти места горными просторами? И совершенно справедливо. Это и есть самые настоящие горы. Шесть минут по канатной дороге из центра второго по величине норвежского города, а народ может здесь заблудиться и погибнуть. Странно, правда? Харри пожал плечами. Мёллер вздохнул: — Дождь явно не думает кончаться. Давай-ка спустимся вниз в этой жестянке. Внизу они пошли на стоянку такси. — За двадцать минут доберешься до Флесланна, пока что не час пик, — сказал Мёллер. Харри кивнул, но в машину сесть медлил. Куртка промокла насквозь. — Отследи деньги, — повторил Мёллер и положил ладонь Харри на плечо. — Делай то, что должен. — Ты тоже, шеф. Мёллер приветственно поднял руку и зашагал прочь, но оглянулся, когда Харри уже сел в машину, и крикнул что-то, только слова утонули в шуме уличного движения. Харри включил мобильник, когда они мчались через Данмаркс-плас. Халворсен прислал эсэмэску с просьбой позвонить. Харри набрал номер. — У нас в руках кредитная карта Станкича, — доложил Халворсен. — Ее проглотил банкомат на Юнгсторг, сегодня ночью, за несколько минут до двенадцати. — Вот откуда он шел, когда мы проводили рейд в Приюте. — Ага. — Юнгсторг довольно далеко от приюта, — сказал Харри. — Он пошел туда, потому что боялся, что мы отследим карточку до места вблизи Приюта. А это означает, что ему очень нужны деньги. — И еще кое-что хорошее. Банкомат оборудован видеокамерой. — Да? Халворсен сделал театральную паузу. — Ладно тебе, — сказал Харри. — Он не прячет лицо, верно? — Лыбится прямо в камеру, как кинозвезда. — Запись у Беаты? — Она сидит в House of Pain, изучает все это. Рагнхильд Гильструп думала о Юханнесе. Насколько иначе все бы могло быть. Если бы она уступила своему сердцу, которое всегда было куда умнее головы. И что странным образом сейчас она несчастна, как никогда, и в то же время именно сейчас ей, как никогда, хочется жить. Чуть подольше. Потому что она уже все поняла. Смотрела в черное жерло и понимала, что видит. И что произойдет. Ее крик утонул в реве сименсовского пылесоса. Стул упал на пол. Черное сосущее жерло приближалось к глазу. Она попыталась зажмуриться, но сильные пальцы не позволили, хотели, чтобы она смотрела. И она смотрела. И знала, что сейчас произойдет.