— Он интересный тип. — Что он говорил без меня? — Что Рагнхильд замечательная женщина, у которой не могло быть романа с Юном Карлсеном. — Сами-то они в это верят? Харри пожал плечами. — А о чем-нибудь другом говорили? Харри помедлил. — Нет, — в конце концов сказал он, глядя вниз, на зеленый оазис с фонтаном среди мраморной пустыни. — О чем думаешь? — спросил Халворсен. — Сам пока не знаю. Мадс Гильструп улыбался. — Ну? — Я видел его отражение в окне. А ты заметил, что Алберт Гильструп похож на деревянную куклу? С какими выступают чревовещатели? Халворсен помотал головой. По Мункедамсвейен они направились в сторону Концертного зала, где по тротуару сновали люди, нагруженные рождественскими подарками. — Морозно. — Харри поежился. — Жаль, что холод прижимает выхлопные газы к земле. Душит город. — Все равно лучше, чем тяжелый запах лосьона в кабинете, — заметил Халворсен. У служебного входа в Концертный зал висел анонс рождественского концерта Армии спасения. На тротуаре под анонсом сидел парень, протягивая прохожим пустую картонную кружку. — А Бьёргену ты соврал, — сказал Халворсен. — Что? — Два года за одну таблетку стесолида? Вдобавок, может, у Станкича и правда девять мстительных братьев. Харри пожал плечами, взглянул на часы. На собрание Анонимных алкоголиков он опоздал. Пожалуй, самое время послушать слово Божие. — Но, когда Иисус снова приидет на землю, кто сумеет узнать Его? — провозгласил Давид Экхофф, и пламя свечи перед ним затрепетало. — Может быть, Спаситель уже сейчас среди нас, в этом городе? Негромкий шумок прокатился среди собравшихся в большом белостенном, просто обставленном помещении. В Храме не было ни алтарного образа, ни алтарных перил, только скамья меж собранием и возвышением, чтобы преклонить колени и покаяться в своих грехах. Командир обвел взглядом паству, сделал паузу, потом продолжил: — Ведь, хотя Матфей и пишет, что Спаситель приидет «во славе Своей и все святые Ангелы с Ним», написано также: «Был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня». Давид Экхофф перевел дух, перевернул страницу и оглядел собравшихся, а затем продолжил, не глядя в Писание: — «Тогда и они скажут Ему в ответ: «Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе?» Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне. И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную». — Командир хлопнул ладонью по кафедре. — Эти слова Матфея — боевой клич, объявление войны эгоизму и бессердечию! — прогремел он. — И мы, солдаты Армии спасения, верим, что в конце времен грядет всеобщий суд, что праведники обретут вечное блаженство, а грешники — вечную кару. Когда командир закончил проповедь, приступили к свободным свидетельствам. Пожилой мужчина рассказал о драке на Стурторв, когда они одержали победу словом Господним и во имя Иисуса и бесстрашия. Потом вперед вышел мужчина помоложе и сказал, что они завершат вечернее собрание шестьсот семнадцатым псалмом. Он стал перед одетым в форму оркестром из восьми духовых инструментов и большого барабана, с которым управлялся Рикард Нильсен, и взмахнул палочкой. После вступления дирижер повернулся к собранию, и все запели. Песнопение мощно грянуло под сводом Храма: — Стяг спасенья развевайся, священный поход начался! Затем Давид Экхофф снова поднялся на кафедру: — Дорогие друзья! Позвольте мне в заключение нашего собрания сообщить, что сегодня канцелярия премьер-министра подтвердила, что премьер-министр будет присутствовать на нашем ежегодном рождественском концерте. Новость встретили спонтанными аплодисментами. Собравшиеся встали и, оживленно переговариваясь, медленно потянулись к выходу. Только Мартина Экхофф, похоже, спешила. Харри сидел на задней скамье, наблюдая, как она идет по центральному проходу, в шерстяной юбке, в черных чулках и сапогах «Док Мартенс», как и он сам, на голове белая вязаная шапочка. Она посмотрела прямо на него, без тени узнавания. Потом заулыбалась. Харри встал. — Привет, — сказала она, склонив голову набок. — Работа или духовная жажда? — Ну, как вам сказать. Ваш отец — настоящий оратор. — У пятидесятников он стал бы мировой звездой. Харри почудилось, что в толпе у нее за спиной мелькнул Рикард. — Знаете, у меня есть несколько вопросов. Если вы не против прогуляться по морозу, я провожу вас до дома. Мартина колебалась. — Конечно, если вы собираетесь домой, — поспешно добавил Харри. Мартина глянула по сторонам, потом ответила: — Лучше я вас провожу, нам по дороге. Воздух на улице сырой, тяжелый, пропитанный запахом жирных соленых выхлопов. — Перейду сразу к делу, — сказал Харри. — Вы ведь знаете обоих — и Роберта, и Юна. Возможно ли, что Роберт желал смерти своему брату? — Да что вы такое говорите? — Подумайте, прежде чем отвечать. Стараясь не поскользнуться, они миновали варьете «Паучья голова». На улицах ни души. Сезон рождественских банкетов уже на исходе, однако на Пилестредет по-прежнему сновали челночные такси с подвыпившими расфуфыренными пассажирами. — Роберт был несколько безрассудный, — сказала Мартина. — Но убить? — Она решительно покачала головой. — Может, он кого-то нанял? Мартина пожала плечами: — Я не очень близко общалась с Юном и Робертом. — Почему? Вы же выросли вместе, так сказать. — Да. Но я вообще мало с кем общалась. Мне больше нравилось одиночество. Как и вам. — Мне?! — удивленно воскликнул Харри. — Одинокий волк сразу узнаёт собрата, знаете ли. Харри покосился на нее и перехватил насмешливый взгляд. — Вы наверняка были из тех мальчишек, которые всегда идут своим путем. Захватывающим, непроходимым. Харри улыбнулся, покачал головой. Они как раз шли мимо нефтяных бочек у облупленного, но красочного фасада «Блица». — Помните, как они в восемьдесят втором заняли этот дом и там были панковские концерты с участием «Мяса», и «Скверных ребят», и прочих? Мартина засмеялась: — Нет. Я тогда только-только в школу пошла. А «Блиц» вообще не самое подходящее место для нас, из Армии спасения. Харри криво усмехнулся: — Н-да. А я иной раз бывал там. Во всяком случае, поначалу, когда думал, что, наверно, это место как раз для таких, как я, для аутсайдеров. Но и там не пришелся ко двору. Ведь в конечном счете и в «Блице» все сводилось к уравниловке и групповому мышлению. Демагоги имели аккурат столько же свободного пространства, как… Харри осекся, но Мартина закончила вместо него: — Как мой отец в Храме сегодня вечером? Харри засунул руки поглубже в карманы. — Я только хотел сказать, что, если пытаешься своим умом найти ответы, быстро оказываешься в одиночестве. — И к какому же ответу пришли сейчас ваши одинокие мозги? — Мартина взяла его под руку. — Похоже, и у Юна, и у Роберта были истории с женщинами. И что такого особенного в Tea, раз оба домогались именно ее? — Роберт увлекался Tea? Вот уж не думала. — Так говорит Юн.