Вожак спешился. В отличие от разномастных плащей остальных его бледная шелковая роба казалась сшитой специально для ночей преследования Ворон. Только у Павлинов хватило бы денег и времени тратиться на подобное. Он подержал безупречную руку над потемневшими углями. – Еще теплые. В голове Фу проскакала галопом тысяча непристойностей. Похоже, мертвые боги были настроены не слишком добродушно. – Погребальный костер тоже. – Другой человек указал большим пальцем себе за плечо. – Но раз теплые, значит, они потухли, быть может, несколько часов назад. Была бы на них влага или песок, это означало бы, что их гасили в спешке. Насмешка вожака ощущалась даже сквозь маску. – Благодарю вас, инспектор. Мы все видали костры раньше. Но у них не было причин просто так бросать телегу. – Они чертовы звери, им не нужно никаких причин. Определенно журавлиная арбитрша, безошибочно узнаваемая даже под слоем белой краски и дополнительной домотканой вуалью. Она слезла с лошади и проследовала к телеге, чтобы заглянуть через открытую боковину. Мгновение спустя она оторвала от вуали кусок и потянулась внутрь. – Что там? – надменно поинтересовался Олеандр. Журавлиха подняла обернутые своей тряпицей клещи Па. – Это точно они. – Она плюнула на пепел, захлопнула бортик и отбросила клещи. – В телеге полно их хлама. Они прячутся где-то поблизости. Фу вонзила ногти в кору. «Поддай им жару, – настаивала мертвая принцесса. – Задай им страху». Если бы Фу захотела, она могла бы спалить Сабор от гор до побережья. Она и этот мешок зубов Фениксов. – Костер остывал с заката, – возразил другой Олеандр. – Должно быть, они разожгли его и сбежали, зная, что мы придем… – Не говорите глупостей. – Манерный Олеандр провел праздным пальцем по своей маске, обходя кострище. – Это Вороны. Они такие же тупые, как и ленивые. Жар вскипал у Фу в горле, в животе, в позвоночнике. Научи их гореть. Через ее пальцы сочился дымок. Тут олеандровый лорд забрал факел у одного из всадников и направился к краю лагеря, вглядываясь в темноту леса. Он остановился ровно под их деревом. Под вибрирующим кинжалом принца. Искра в зубе Феникса смолкла. – Они негодяи, – громко сказал лорд, тыча факелом в ночь. Он хотел уязвить их, заставить покинуть укрытие. Если бы Подлец остался, это могло бы сработать. – Вы слышите меня? Подлецы! Невыразительное деревянное лицо повернулось в их сторону, оглядывая деревья. Свет факела сочился из-под клинка. Свет погладил украшенную драгоценностями рукоятку кинжала, покачивавшегося на суке. Кончик опустился. Взгляд Фу метнулся с человека на кинжал и обратно. Мертвые боги, смилостивитесь. – Они – истинная чума Сабора! – закричал человек из-под маски. – Они вымогают у нас трудами нажитое имущество, потом крадут наших детей, наших жен, даже наших принцев! Кинжал чуть качнуло в сторону и сразу же обратно. Веткой выше принц затаил дыхание. – Боги рыдают из-за каждого вздоха, что мы позволяем сделать Вороне! Пока эти паразиты не окажутся вырваны из нашей земли, не будет мира, не будет чистоты! Сверкнув, кинжал соскользнул с сука. Три вещи случились одновременно. Олеандровый лорд повернулся на каблуках. Фу влила всю свою силу в воробьиный зуб, зажатый в кулаке. И кинжал исчез в воздухе. Послышался легкий удар, и в том месте, где невидимое лезвие пронзило землю, образовалась тонкая, как бритва, щелка. Олеандр остановился, оказавшись спиной к произошедшему. У Фу раскалывался череп, лагерь пошел кругом. Каждая косточка трещала и ныла. Во рту появился привкус меди. Слишком далеко, она слишком далеко растянула зубную искру… но теперь ее нельзя отпускать, только не сейчас… Олеандровый лорд прошествовал дальше к телеге. – Корми Ворон, – протянул он с отвращением. – Лучше уморить пиявок голодом. И одним взмахом бросил факел поверх дров. Фу съежилась, вцепившиеся в сук пальцы побелели, но она старалась держаться прямо. Пламя накрыло телегу, как покрывалом. Если им повезет, окажется, что кто-то умыкнул в лес охапку дров. Если нет, их ожидает несколько постных дней. Даже мешок риса… И тут ужасная мысль чуть не сбросила ее с дерева. Нет, их бегство происходило в такой спешке, конечно… У нее душа ушла в пятки, когда ночь пронзило растерянное мяуканье. Блевотка все еще пряталась в телеге. А журавлиная арбитрша захлопнула путь на волю. Лорд отошел. – Что теперь? – спросила Журавлиха. Он сел в седло и повернулся к деревьям. – Будем ждать. Пламя стало облизывать бока телеги. Изнутри донесся новый призыв о помощи, его нельзя было спутать ни с чем. Журавлиха помедлила, вытянула руку в сторону бортика, но отдернула, испугавшись жара. Вскоре она тоже взобралась на лошадь. Очередное жалобное мяу разнеслось по лагерю. Голос призрака Па дотянулся до ее ушей: держи глаза открытыми. Фу подавила тошноту. Ее кости кричали. Она сжала воробьиный зуб, сжимая свою собственную панику еще сильнее, держась единственной важной истины: она обязана соблюсти клятву Па до конца. Она должна сохранить жизнь принца в безопасности. Она должна думать о своих. Жгучие соленые слезы потекли по щекам. Заботься о своих. Из носа пошла кровь. Заботься о своих. Олеандры ждали. Заботься о своих. Отчаянные и полные страха завывания Блевотки делались громче. Языки пламени взлетали все выше в черноту неба. Что-то ухватило Фу за локоть. Она чуть не свалилась с ветки. – Зуб, – прошептал Жасимир ей на ухо. – Дай мне зуб. – Ч… – Он сработает у меня в руках? – Да, но… – Ее шепот стих, новый приступ головокружения помутил взгляд. Руки принца нашли ее ладони. Он выковырял воробьиный зуб. – Сделай так, чтобы они меня не увидели. И не успела она ответить, как он соскользнул по плащу и спрыгнул с дерева. На какое-то мгновение, пока воробьиный зуб пытался укрыть их обоих, рядом с ней возник Тавин. Тут, к счастью, Па запалил третий зуб. Сокол не исчез, однако Фу поняла, что смотрит поверх него. Должно быть, Па почувствовал, что собственный воробьиный зуб Фу упал. Тем лучше. Тавин еще не сообразил, что Жасимира рядом нет. Он положил руку на плечо Фу. Хотел ли он этим подбодрить или удержать ее, она не могла сказать. Фу повернула зубную искорку так, чтобы только она имела возможность видеть принца. К чести его, следовало признать, что приземлился он почти без звука. Мать хорошо успела его научить перед смертью. Ни один Олеандр не повернулся в его сторону, продолжая высматривать признаки Ворон в темноте. Мяуканье Блевотки превратилось в безумный вой. Жасимир подобрал с земли кинжал, и радиус действия воробьиного зуба стал только шире. Облегчение вызвало у Фу прилив слез. Вот и пригодились босые ноги принца. Он не оставлял ни малейшего следа, пока пробирался по мху и траве. Но поблизости с телегой была лишь открытая земля. Да двое праздных Олеандр на лошадях, дико косивших от визга Блевотки.