– А что это будет? – Форель по-гренобльски. – Как-как? – Скоро увидишь. Я развернула две серебристых блестящих форели. Положила на горячую сковороду большой кусок сливочного масла. Подготовила несколько лимонов и миску каперсов. У меня уже было готово ризотто с грибами, я начала готовить его час назад. Форель жарилась быстро, и через десять минут мы уже ели. Я откупорила бутылку белого вина и налила его в бокалы. – Как вкусно, – сказал он. – А вино просто потрясающее. Правда, в винах я совсем не разбираюсь. – Мне нравится хорошее вино, – сказала я. Мне также нравился и Итан. Нравились его энтузиазм, его любовь к книгам. И его улыбка. Я вдруг поймала себя на мысли, что гадаю, как выглядит его грудь под вельветовой курткой и рубашкой. Он оторвал взгляд от своей тарелки и посмотрел на меня. Глаза у него были голубые и мягкие. – Один вопрос. – Конечно. Задавай. – А что было бы, если бы мы перескочили, скажем так, через неловкость, которая всегда присуща первому свиданию. Через всю эту хрень, это старание показать, что ни у тебя, ни у меня нет недостатков. Что, если это было бы, скажем, наше свидание номер десять? – Десять. Ничего себе. А ты оптимист. – Серьезно. Я задумалась. – Вероятно, – сказала я, – мы бы спорили о книгах. Потом ты, быть может, начал бы задавать вопросы о моей работе, на которые мне не хотелось бы отвечать, так что я бы сменила тему. После ужина мы взяли бы с собой бутылку вина и одеяла и посидели бы на крыше. Вот как могло бы выглядеть свидание номер десять. Он задумался над моими словами. – А почему тебе бы не хотелось говорить о своей работе? Лично мне нравятся книжные магазины. – Лучше спроси о чем-нибудь другом. – Звучит таинственно. – Нет. В этом-то все и дело. Я хотела, чтобы он понял. – Людям кажется, что таинственность – это хорошо, это интересно. Вот только чаще всего это значит только одно – совсем рядом притаилось что-то плохое. – Ты хочешь сказать, что ты плохая? – Он сказал это без тени похоти. – Думаю, что нет. Надеюсь, что нет. Но некоторые свойства моей натуры, которые тебе не известны, могут тебе не понравиться. Возможно, они не нравятся даже мне самой. Но они есть, они все равно существуют. Я замолчала, чувствуя, как то, что я хочу ему рассказать, рвется наружу, пытаясь пробиться через мою природную скрытность подобно тому, как человек, оказавшийся под водой, пытается выплыть наверх, туда, где есть воздух и свет. Не могу же я таиться вечно, разыгрывая из себя мисс Хэвишем[24]. Какой бы спокойной ни казалась такая жизнь… Итан уже убирал со стола. Было видно, что когда-то он подрабатывал официантом. Я могла сказать это по тому, как он нес бокалы, осторожно зажав их между пальцами, и как поставил тарелки в ряд на свое предплечье. Ни один человек, которому довелось какое-то время поработать официантом, не ставит грязные тарелки одну на другую, когда убирает со стола. Я представила его в Университете Монтаны. Вечер пятницы, а он работает в вечернюю смену, допоздна. Игнорирует студенческие вечеринки с морем пива. Возвращается домой один, донельзя усталый. Его соседи по квартире, по всей вероятности, еще не пришли, они веселятся, снимают девушек, напиваются допьяна. Занимаются всем тем, чем так богато беззаботное студенческое житье. А он сам по себе, одинокий, измотанный, усталый. Но он строит планы. Планы о том, как двигаться вперед, о том, как оставить позади все плохое и продвигаться к лучшему будущему. «Интересно, – мелькнула у меня мысль, – о ком из нас я сейчас думаю?» – Послушай, – сказала я наконец. – Не беспокойся о тарелках. Возьми с кушетки одеяла. На открытом воздухе сейчас хорошо. Мы могли бы какое-то время посидеть на крыше. Неделя вторая 13 – Никки, как у вас дела? – Вы будете смеяться. – Не буду. – Ладно. Я познакомилась с парнем. – Вы познакомились с парнем? – Я знаю, это звучит так, словно я все еще учусь в старшей школе. – И этот парень вам нравится? – Да. Я пригласила его к себе на ужин. Мы вроде бы запали друг на друга. – Это прекрасно. – Мне… можно рассказывать вам, ну, что-то сугубо личное? Или это показалось бы вам странным? – Разумеется, можно. – Я… ммм, я с ним переспала. – Вы с ним переспали. – Да. Что парадоксально, поскольку до того у нас был шутливый разговор о том, чтобы как раз этого и не делать. Во всяком случае, на первом свидании. – И вы получили от этого удовольствие. – Ну… да. Как ни странно. И очень большое. Это был классный вечер. – Я рада это слышать, Никки. А вы с ним еще увидитесь? – В эти выходные мы идем на концерт вместе с еще одной парой, его друзьями. Не помню, когда я в последний раз была на двойном свидании. Чем люди вообще занимаются в таких случаях? Может быть, после концерта поедим мороженого. Или поиграем в игру «Эрудит», составляя из букв слова. – А этот мужчина знает, что вы ходите на сеансы психотерапии ко мне? И почему вы это делаете? – Почему я хожу к вам? – Да. – Вы хотите сказать, знает ли он, что со мной случилось? – Да. – Зачем ему это знать? Ведь мы только что познакомились. Я вовсе не обязана рассказывать ему все сразу. – Я понимаю, что у нас с вами пока только второй сеанс, но этого мы пока не обсуждали. Вы здесь не по своей воле. – Можно подумать, я могла бы это забыть. – Я вовсе не пытаюсь вас расстроить. Но мы должны обсудить то, что вам хорошо известно, хотя вы и стараетесь этого не замечать. – А, ну да. – Ваш последний бойфренд. Брайан. Ведь его звали Брайан, верно? – Да, Брайан. Само собой. При чем тут он? Что вы хотите сказать? – Я не могу не напомнить вам, что вам трудно совладать… с некоторыми своими наклонностями. С тем, как вы реагируете на некоторые вещи. – Разве вы не должны быть на моей стороне? Брайан был засранец. Я защищала его. Защищала его. Запись об этом есть в моем деле! – Никки, я понимаю, что вы возмущены.