– Спасибо, – услышал я его ответ и заметил прощальный взмах руки. Захлопнув люк и развернув танк, я покатил к дороге, забирая с собой остальную бронетехнику, что, к счастью, нормально пережила бой. На дороге я вылез наружу и убрал оба бронетранспортёра в браслет, они больше не нужны, в массовке сыграли – и хватит. Из боевых же отсеков другой техники через открытые люки стали вылетать пустые гильзы от снарядов, перезаряжалось всё оружие. Не думаю, что пехотинцы останутся здесь, с противником по бокам, скорее всего, соберут всё, что могут, из трофеев и вернутся обратно. А может, и нет, если комдив подкрепление пришлёт и сможет развить прорыв. Было бы чем. По сути, путь в немецкий тыл открыт, и немцы это тоже понимают: благодаря сканеру я увидел, как из деревушки, стоящей при дороге в трёх километрах отсюда, в которой находилось около роты пехоты и другие части, да зениток хватало, и где, судя по технике, располагался штаб полка, выезжает к месту боя колонна. Похоже, немецкий командир сюда резервы перекидывает. Рядом с деревенькой находилась гаубичная батарея, наши стодвадцатидвухмиллиметровые пушки. Неподалёку стояла автотехника и тягачи, что их буксировали. Полноценная батарея из четырёх орудий. А вот и первые трофеи. Там поаккуратнее надо будет. Колонна из шести грузовиков, бронетранспортёра и двух броневиков, причём один был наш, пушечный БА, была встречена мной на полпути. Броневики мне понравились, грузовики с пехотой – нет. По снаряду в кузовы, и пулемётами прошёлся, добивая. А вот бронетехнику я целой захватил, просто блокировал управление и вооружение, вырубив экипажи. Ведь мои «руки» амулета-помощника могут и как кулаки работать, удар по голове – и в ауте. Потом открыл люки, выбросил их наружу и убрал технику в один из браслетов, который я подготовил как раз для упаковки трофеев. Он ещё пуст. Всё это я проделал, сидя в танке, выбирался лишь однажды, чтобы трофеи отправить в браслет, тут нужно лично касаться того, что хочу убрать, ну, или достать. Немцев из экипажей броневиков я добил, уже лично, не хочу никого в живых оставлять. Сначала я решил захватить и убрать на склад гаубичную батарею, однако, приблизившись и изучив её, понял, что она мне не нужна. У каждого оружия есть свой ресурс, и, естественно, он конечен. Когда он заканчивается, оружие или списывают, или отправляют ремонтникам, которые приводят его в порядок, меняют стволы и изношенные элементы механизма. Эти орудия, видимо, были захвачены в начале войны и активно эксплуатировались. Когда только успели до такого состояния довести, насколько я помню, стволы этих орудий могут до семи тысяч снарядов выпустить, пока не потребуется замена ствола. Вроде не сильно ошибся. И этот хлам мне не нужен. А с батареей я разобрался за двадцать минут. За триста метров бронебойными снарядами, хватило по одному, я просто расстрелял казённики, приведя их в негодность, дальше пусть сами мучаются с этим металлоломом, после этого осколочными снарядами прошёлся по землянкам и стоянкам техники и двинул к ним. Выжившие артиллеристы пытались бежать, думая, что спасутся в пурге, но они ошибались. Никто не ушёл, всё поле теперь было усеяно трупами. Пулемёты хорошо поработали. А трофеи всё же были: оружие – в основном пулемёты, несколько автоматов и пистолеты; чуть в стороне, в небольшом овражке, были складированы ящики со снарядами к орудиям, по виду, два боекомплекта, а у меня такие системы в запасе имелись, так что снаряды пригодятся. Прибрав всё, направился к деревушке, где меня уже явно ждали. Поняли по звукам боя, что происходит. Вон как суетятся у пушек на окраине. Однако воевать будем по моим правилам. Их оборона у меня на прицеле, буду бить издалека, чтобы даже вспышек выстрелов противник не видел. Танки и самоходки замерли в полукилометре от окраины деревни, нащупывая цели – я отчётливо видел две одноствольные зенитки, две противотанковые пушки и ещё две подвозили, торопливо разворачивая на позициях. Не знаю, возможно, я сглупил, достав именно тройки, всё же калибр пушек у этих танков мелковат, хотя мощность осколочных снарядов если не больше, чем у сорокапяток, то сравнима, а у четвёрок калибр больше, и использовать их против пехоты предпочтительнее. Именно так, тройки и создавались против бронетехники, тогда как четвёрки имели более универсальное назначение и отлично работали и по пехоте. Они должны были прорывать оборону, уничтожая противотанковые средства. Однако ничего менять я не стал, меня вполне удовлетворяли боевые качества троек, тем более в прикрытии с самоходками подразделение как раз и становилось универсальным. Убедившись, что цели распределены, я дал залп. Танки били осколочными по зениткам, а самоходки двумя залпами разметали противотанковые пушки. И теперь я на предельной скорости рванул к деревне. Тройки шли без остановок, самоходки же дважды давали «короткую», чтобы прицельно выпустить снаряд по той или иной цели. Они снесли пулемётный пост, поразили штабной броневик, который сейчас ярко полыхал, и разметали несколько групп пехотинцев, стекавшихся на эту сторону деревни для укрепления обороны. Однако было поздно, да и практически невозможно. Десяток танковых МГ троек работали не переставая и, что важно, очень прицельно, патроны наугад не выпускались, только по цели. Разойдясь на дистанцию сорок метров между бортами, танки ворвались в деревню и, уверенно двигаясь по улице или по огородам, изредка подминая заборы, благо снег неглубокий был, едва по колено, стали зачищать её. Самоходки в это время, повернув, стали обходить деревню, чтобы перекрыть бегство немцев. Причём их только слышно было, продолжавшийся снегопад хорошо скрывал их. К тому же самоходкам нужно расстрелять с той стороны, куда мы двигались, противотанковые средства. Пушек уже не было, единственную батарею мы на ноль помножили, но оставались зенитки, которые и нужно уничтожить. Самоходки уже вышли на позицию и открыли огонь. Сначала поразили две легковушки, пытавшиеся скрыться в сопровождении штабного автобуса, к слову, нашего, а потом и зенитки разметали. Тем более время у них было: немцы направили стволы вглубь деревни, ожидая танки, а снаряды полетели со спины. Немцы ещё пару раз пытались прорваться на технике, но и она заполыхала. Танками я работал очень аккуратно, стараясь прикрывать соседние машины, если немцы устраивали засады с целью закидать гранатами или мину кинуть на машинное отделение. Тут хоть и не фронтовики были, штабные, но храбрецы встречались, однако я не дал шанса ни одной попытке противостоять мне. Причём, помня и зная о местных жителях, пусть их и немного, старался стрелять так, чтобы их не зацепить. Например, можно было срезать перебегающую через улицу группу немцев, но на траектории полёта пуль дальше был сарай, где прятались гражданские, там были и дети, поэтому пулемёты молчали, а немцев я в другом месте перехватил. И так было несколько раз. Так что я могу уверенно сказать, что потери среди гражданских если где и были, то не по моей вине, к сожалению, противник на них как раз не обращал внимания, палил напропалую, таких я уничтожал с особым удовольствием. Удрать смогли едва десятка два человек, самоходки ещё стреляли им вслед, жаль, на них пулемётов нет, никто не ушёл бы. Задерживаться в селе я не стал, пусть гражданские недоумевают, что это было, понятно, что Красная армия пришла и сразу дальше ушла, но это только догадки. Из строений я всего два дома и один сарай повредил, по паре осколочных снарядов пустил, там немцы засели. Отъехав от деревеньки на километр, я встал на дороге. Требовалось сменить два танка. Причина была в их ходовой, вскоре встанут. Дело в том, что на одной из улиц техника стояла – грузовики, штабные машины, легковушки, мотоциклы. Немного. И эти два танка сделали из них блины, что плохо сказалось на ходовой. Подумав, я решил заодно заправить и пополнить боекомплект машин. Тем более на самоходках уже по десятку снарядов осталось. Так что достал ящики со снарядами и патронами и, пока всё пополнялось, обошёл обе повреждённые машины. Всё же менять я их не стал, а решил получить дополнительный опыт ремонта и прямо на дороге, можно сказать, на ходу, провёл необходимый ремонт. Что хорошо с этим амулетом-помощником – он мог влиять на металл, правда, это требовало сосредоточенности, но не страшно. Я устранил все повреждения, у других машин провёл техобслуживание и остался доволен, моя группа снова в полной боевой готовности. Вся работа заняла от силы полчаса, и едва я закончил, как засёк сканером, что с тыла в сторону деревни, гудя моторами, идёт мощная бронегруппа. Я так понимаю, немцы уже сообщили всем, кому можно, о прорыве советских танков. Вот, видимо, сюда и прислали запасные подразделения. Интересно, они рассмотрели, что это бывшая их техника? Если и нет, то могли по шуму двигателей и звуку пушек определить. Это нетрудно, у каждого типа техники свой звук, и опытные фронтовики свободно определяют их. С помощью сканера я осмотрел всю вражью технику на предмет трофеев. Набитые пехотой грузовики меня не привлекали, сложно их брать так, чтобы они целыми остались, проще расстрелять, но разная бронетехника очень даже интересовала. А она в колонне была. Немцы смогли сформировать довольно мощную силу поддержки: тридцать девять грузовиков, которые перевозили полнокровный батальон; две батареи противотанковых пушек; батарея лёгких полевых гаубиц, их почему-то буксировали не грузовики, а советские лёгкие тягачи «Комсомолец», и боекомплект к ним был в трёх грузовиках; четыре «Ганомага», у одного стояла спаренная пулемётная зенитная установка; штабной броневик с антенной, но без вооружения; два танка тип «два», одна тридцатьчетвёрка, не перекрашенная, но поверх звёзд намалёваны большие кресты, чтобы издалека было видно, вероятно, недавний трофей, камуфляж зимний; ну и самое ценное – шесть самоходок наподобие моих. И я прикинул, что из выше перечисленного прибрать к рукам. Гаубицы тоже неплохи, сами немцы их хвалят, состояние среднее, но ещё долго прослужат, можно брать вместе с тягачами и грузовиками с боеприпасом. В общем, решено, работаем выборочно. Я съехал с дороги и, удаляясь в поле, направился навстречу колонне. Захват бронетехники произошёл для немцев незаметно. Для начала я вырубил все экипажи самоходок: по очереди накинул удавки и сломал им шеи. Работа не быстрая, но я справился. После этого самоходки под моим управлением свернули в поле, где была низина, и встали там. Также и с тридцатьчетвёркой, от тел потом избавлюсь, а вот двойки меня не интересовали, слишком изношены. Да и вообще я удивился их наличию, думал, их в впервые месяцы войны все выбили, ан нет, вон, ещё коптят небо. Командир, ехавший в штабном броневике, заволновался, его явно удивило, с чего это часть техники ушла с дороги? Сам не видел, снег мешал, но ему, похоже, сообщили. Пришлось и его отправить на тот свет со всеми, кто в броневике был, эта машина мне тоже пригодится. А вообще я вот о чём подумал: хватать вот так технику не стоит, лучше сделать это после войны. Ведь за это время военная мысль шагнёт далеко вперёд, устранят все детские болезни разной техники, новую изобретут. Разве КВ-1 сможет противостоять тому же ИС-3? Если уж технику набирать, то активно использовать её во время войны, постоянно заменяя на более свежую. На мой взгляд, идея отличная. Лишь отмечу, что для себя я собирал всё, мало ли в будущем армию где создам? Водители и командиры тягачей тоже были мной убиты, и, управляя, я также отогнал гаубицы в сторону, за ними последовали и грузовики с боеприпасами, водители и сопровождающие которых тоже уже были мертвы. А вот артиллеристы заволновались. Естественно, всё это проделывая, я оставил без присмотра свою бронетехнику, которая продолжала тарахтеть на холостых, мне нужны были все «руки» амулета-помощника, что и позволяло, хоть и с трудом, но следовать плану. Колонна начала останавливаться. Я отогнал броневик командира к самоходкам и задумался. У самоходок всё же заряд больше, так что использую-ка я их. Все восемь наличных самоходок обрели наводчиков и заряжающих, их развернули передом к колонне, и я дал залп. Пехота уже начала спрыгивать на дорогу, а тут восемь выстрелов, и у восьми грузовиков буквально взрываются кузовы. Самоходки работали залпами, а вот мой танк сначала поджёг обе двойки, осуществлявшие передовой дозор с тридцатьчетвёркой, пока последняя их не бросила и не удрала в поле, скрывшись в снегопаде. Потом я расстрелял бронетранспортёры, решив их не брать, хотя две машины явно новые. Противотанковую артиллерию уже уничтожили, там грузовики красиво детонировали боеприпасом. А потом я вернул «руки» в танки и покатил к колонне. Выживших было много, и теперь – работа пулемётов. Гонял я пехоту вдоль горевшей колонны и по полю. С артиллеристами у гаубиц совсем другое дело. Я работал, стараясь не повредить технику. Убедившись, что колонна уничтожена и зачищена, я развернул две самоходки и дал залп вдоль дороги, так как на ней в отдалении встали две машины, пассажиры которых прислушивались к звукам боя, не решаясь двигаться дальше. И тут оба снаряда буквально раскидали машины на обломки. Выживших трое, и они уходили. Двое тащили третьего. Пусть сообщат, что случилось. А теперь сбор трофеев. Осматривать машины и проводить ремонт с обслуживанием не было времени, потом сделаю. Так что выкинул из боевых отсеков танка, самоходок, броневика и тягачей тела экипажей и убрал всё в один из браслетов. Потом мои «руки» пробежались по трупам у колонны, проведя сбор документов, жетонов и всего ценного, снимая оружие и амуницию. Всё это вместе с боеприпасами я складировал в три ЗИСа с пустыми кузовами, которые пришлось достать из браслета. Набив их, вернул обратно. И, пополнив боеприпас, в том же составе – пять танков и две самоходки – я направился дальше по дороге. Пока у меня силы и желание повоевать оставались, так что я решил продолжить, тем более ещё только час дня. Да и ночью можно повеселиться, как я уже говорил. Двигался я в сторону Волоколамска, он моя следующая цель. Надеюсь, штурм города пройдёт как надо. А сейчас, сидя на своём месте командира, я на ходу наяривал ложкой консервы с хлебом, пил какао из термоса – всё из трофеев, хорошо шло, как родное, – и размышлял о том, что успел сделать за эти пять часов с момента, когда пересёк окопы советского полка и впервые открыл огонь. Получается, я уже уничтожил более тысячи немецких захватчиков. Вдумайтесь, тысяча! Я только сейчас начал осознавать, какое оружие и какие возможности у меня в руках. Да, эти амулеты – вещь серьёзная. А ведь я хотел продолжить их поиски, да вот отложил. Амулет-диагност изучил моё тело и даже дал рекомендации к лечению и восстановлению моей ноги. Надеюсь, найду лекарский амулет, хотя понял, что это редкость. Вот вернусь из этого рейда и продолжу поиски. Стимул-то изрядный. В пути мне встретилась одна колонна из четырёх грузовиков, полных продовольствия, которые я перехватил и в целом виде отправил в браслет. Потом была противотанковая засада, немцы использовали зенитную батарею среднего калибра, которую я также отправил на склад. Ещё пару раз попались наблюдатели, и я отстрелил их. Но в целом дорога была странно пуста, её будто вымели. Поэтому я тщательно проверял её на предмет минирования, но пока всё чисто. Я пересёк железнодорожные пути на переезде, до Волоколамска осталось километров двадцать, когда сканер засёк крупное скопление людей в лесу, который находился в километре от дороги. Причём там были и лошади. – Кавалеристы, что ли? – задумчиво пробормотал я и, перенастроив сканер на изучение этой группы, кивнул себе: – Ну точно, наши, видать, как и я, в рейде по тылам противника. Примерно шесть эскадронов, есть раненые. О, у них там машины, и даже танки есть! Три. Причём всё наше. Окруженцев встретили или совместно действуют? Моя колонна приблизилась к тому месту, где кавалеристы могли видеть дорогу. Именно видеть, снегопад прекратился, и видимость была восхитительна. Солнце ещё не появилось, но чистый снег сверкал, подсвечивая округу. Я решил не останавливаться, в группе наверняка командиров хватает, со шпалами, а то и, гляди, со звёздами, помнится, генералы-кавалеристы тоже в рейды ходили, так что проезжаем мимо, у меня Волоколамск впереди, и чую, всё, что было ранее, – это ещё цветочки, именно там ожидает меня самая жесть боёв. А бои в городе, да ещё для бронетехники без пехотного прикрытия – это очень серьёзно. Но мне нужен этот опыт, пригодится в боях на территории Москвы. Я до сих пор уверен, что до этого дойдёт. Успеют сибирские дивизии или нет, не знаю, но повоевать придётся. И тут сработал закон пакости. Видимо, немцы знали, где укрылись кавалеристы, но сил блокировать их и уничтожить не было, а тут ещё я. Сканер ясно показал две группы наблюдателей с рациями, разместившиеся на высотках. Почему с рациями, я понял, когда вокруг колонны начали падать снаряды. Работали тяжёлые гаубицы, батарея, не меньше, и довольно точно, хотя попаданий пока не было. Я увеличил скорость, и техника стала расходиться, чтобы не быть общей целью. Одна группа корректировщиков была на прямом прицеле самоходок, так что с коротких остановок они их поразили, а чуть позже удалось достать и вторую группу. Однако снаряды продолжали падать, значит, корректировщики ещё есть, но пока находятся за зоной дальности сканера. И это не авиа-наводчик, небо не лётное пока. Я продолжил двигаться по полю, маневрируя, и вот в зону сканера вползла ещё одна группа наблюдателей, и мы рванули к ним. Всё же дистанция для пушек-самоходок великовата, ведь у них «окурки», а не длинноствольные пушки. Приблизившись, и их поразили, после чего, вернувшись на дорогу, ускорили ход, до города не так и много осталось. Хорошо, техника в порядке. Кавалеристы с опушки леса с немалым интересом наблюдали, что происходило на дороге и в поле. А чуть позже я обнаружил, что меня нагоняет конница и грузовики, танков не видел, видимо, отстали. Нагнать меня всё же не успели, так как, издали расстреляв блокпост и хиленькую оборону на въезде, моя броне-группа на полном ходу ворвалась на территорию города, сея смерть и панику. Кавалеристы, к моему удивлению, последовали за мной, тем более дорогу я им расчистил, и, между прочим, хорошо. По ним практически никто и не стрелял, так что они стали за моими тройками растекаться по улицам. Грузовики остановились, а вот танки тоже вломились в город. Серьёзным из них был только один, тридцатьчетвёрка, два других были Т-26. Свою группу я разделил на две части. В каждой по самоходке и в прикрытии – танки, у одной группы два, у другой три, считая мой командирский. Впереди шли самоходки, снося своим орудийным огнём всё более-менее опасное, их лобовая броня вполне крепка, чтобы в данном бою отправить их вперёд. За ними – уже танки, пушками и пулемётами поддерживая самоходки. Один танк стрелял вперёд, замыкающий, развернув башню, охранял тылы. В моей группе два танка могли осуществлять прикрытие впереди. Всё это длилось, пока мы, подминая или отбрасывая разную технику, стоявшую на улицах города, и уничтожая всё живое, двигались к центру. Мы рвались к штабу армии. Самоходки, подставляя лобовую броню под снаряды, выползли из-за угла на площадь, на которой и зенитки стояли, и даже танки, но больше всего было штабных машин, и стали расстреливать всю эту технику. Пока работали самоходки, свои танки я притормозил, не желал их терять здесь. Гусеницы моим самоходкам быстро сбили, да и лобовую броню испятнали попаданиями, даже несколько пробитий было, но они продолжали методично бить: каждый выстрел – и точное попадание. Пожаров уже на площади полно. Даже несколько осколочных снарядов забросили в окна двух зданий, где и размещался штаб. Пока шла эта перестрелка и немцы, пытаясь оправиться от неожиданности, посылали группы солдат окружить нас, а у некоторых противотанковые ружья были, я открыл боковой люк и выскользнул наружу к наконец нагнавшим нас артиллеристам. У ближайших сразу разгладились лица, а то они слишком напряжены были. Нет, то, что на трофеях воюют свои, они уже поняли, слишком мы это демонстративно делали, трупов противника на улицах масса, как и уничтоженной техники, но видеть своего, в форме, армейской телогрейке и шлемофоне советского танкиста – это всё же большое доказательство. Ко мне подскакал командир, старший лейтенант, судя по кубарям, и, спрыгнув с коня, крепко меня обнял, крича что-то радостно-возбуждённое, пока его бойцы спешивались и занимали позиции, осматривая рядом дома. И тут самоходка, стоявшая метрах в тридцати, вспыхнула, хотя пушка продолжала монотонно посылать снаряд за снарядом, огонь до боеукладки ещё не добрался. – Вы кто?! – прокричал мне на ухо кавалерист. Из-за шума боя общаться можно было только так. Мы отошли к корме танка, встав под его прикрытием, хотя тут стенка двухэтажного кирпичного здания нас ещё прикрывала, но рикошет никто не отменял. За сегодняшний день этот вопрос мне уже поднадоел, но ответил я сразу, быстро и кратко: – «Команда инвалидов». Собрали всю захваченную технику, восстановили и рванули по тылам немцев. Наше командование не в курсе, всё на добровольных началах, экипажи из комиссованных фронтовиков, все инвалиды, включая меня. Сам понимаешь, мы будем драться до конца, – показал я на горевшую самоходку, которая всё ещё продолжала стрелять. – Смертники мы, одни добровольцы и в плен сдаваться не будем. Командир у нас – майор Васечкин. В это время огонь добрался до снарядов, но на полноценную детонацию не хватало, боекомплект был практически весь растрачен, так что только выбило люки, и огонь вырвался наружу, что произвело на старлея впечатление. Я же торопился, у меня и вторая самоходка на соседнем перекрёстке тоже запылала. Достав из планшетки карту, я показал план города. – Откуда у тебя это? – спросил старлей. – Купил в книжном в Москве. Значит, слушай, тут штаб армии, немцы своих генералов эвакуируют по этой улице, сейчас наши танки обгонят их по соседним улицам и перекроют отход. Нужно взять в плен генералов и доставить их советскому командованию, это наши войска точно воодушевит. Пошли своих, чтобы пленили их, нам, сам понимаешь, не до этого, мы дальше давить этих тварей будем. Ещё два наших танка на соседней улице, не стреляйте по ним. – Добро. Карту одолжишь? – Дарю. Старлей побежал к генералу, тот только что подскакал в сопровождении свиты, и стал передавать ему мои слова, а я неловко, из-за раненой ноги, забрался в люк и, закрывшись, начал действовать. А то действительно генералы уйдут. Хорошо, там улица техникой запружена была, образовался затор, который стремительно убирают, но шанс их перехватить ещё есть. Да ещё какой! Если что, я моторы на машинах поломаю, но сбежать им не дам. Выезжать на перекрёстки, где полыхали самоходки, я не стал, сдал назад, между прочим, на танки в качестве десанта забрались бойцы, сабли им не особо мешали, и мы дворами и огородами стали объезжать площадь, пересекая улицы и там посылая снаряды в ту технику, которую самоходки не уничтожили. Пулемёты снова работали не преставая, пехоты немало вокруг было, и мы её изрядно проредили, потери в десанте, правда, тоже были, но мы смогли вырваться на улицу, где были генералы. Не ушли. Пулемёты смели их охрану. Убедившись, что их вяжут и грузят в несколько захваченных машин, я сопроводил этот ценный приз к советскому генералу, дальше тот сам решит, что делать, а я продолжил воевать, немцев в городе хватало, и где они находятся, мне известно, как и на что направлены стволы их пушек. Поэтому всегда внезапно появлялся с тыла и открывал губительный огонь. Однако, как я ни прикрывал свои машины, сначала один танк загорелся, продолжая вести бой, попал под случайный выстрел, второй подожгла наша тридцатьчетвёрка, которая была с кавалеристами. В её двигатель два снаряда всадили, и танк превратился в неподвижную мишень, но боеприпасы были, и он продолжал вести по немцам огонь. Кажется, советские танкисты поняли свою ошибку, видя, по кому танк стреляет, но ничем помочь не могли, экипаж «сгорел», воюя до конца. Кавалеристы, глядя на такую «самоотверженность» «команды инвалидов», сами дрались как черти, и постепенно город был очищен. О да, пусть городок небольшой, но сильной бронегруппой под моим командованием и всего шестью ротами кавалеристов взять его удалось. Самое сложное – это железнодорожный узел за окраиной города, который был хорошо укреплён, я сунулся туда с тремя танками, и тут же на открытой местности потерял одну машину, которая тоже превратилась в огневую точку, и, пока два танка пятились, тот вёл огонь, ослабляя оборону на этом направлении. Неплохо справился. Проблема была в том, что у оставшихся машин закончился боезапас, так что я отогнал их за дома на окраине Волоколамска и достал из браслета боезапас, всё равно никого рядом, кавалеристы по всему городу рассыпались, и я один работаю. Местные жители прятались. Нормально. После пополнения боекомплекта, используя дома как укрытия, я на миг высунулся и сделал прицельные выстрелы. На путях открыто стояли эшелоны, ещё один, дымя паровозной трубой, пытался покинуть станцию. На нескольких его платформах были немецкие танки четвертой модели. В некоторых уже находились экипажи, и они прямо с платформ тоже вели огонь, и один из моих домов-укрытий начал гореть. Но и мы действовали тоже на поражение: горели цистерны с топливом одного из эшелонов, была разбита часть зенитных средств, которая сожгла на подходах наш третий танк, и сейчас мы стреляли по танкам на платформах, благо они были к нам бортами повёрнуты. Два загорелись. И расстреляли паровоз эшелона, который пытался уйти, и тот, горя, стал замедляться. Я даже удивился, что попали, он был за пределами дальности стрельбы наших пушек. Также мы стреляли осколочными по грузовым вагонам. Наверняка в некоторых снаряды перевозились, и я хотел вызвать их детонацию. Судя по тому, как танкисты спешно покидали свои машины, моя догадка была верна. Рванули сразу три вагона, да так, что даже нас тряхнуло, а на станции вообще царил ад, часть танков сбросило с платформ. А мы продолжили огонь и, видя, что на станции паника, на предельной скорости покатили к ней. Объезжая лужи горящего топлива, вытекающего из полыхающих цистерн, и не прекращая вести огонь, мы проехали станцию, ворвались на территорию пакгаузов и погнали перед собой толпу немцев. Меня не удивило такое их количество, с одного эшелона как раз разгружалось, как я понял, свежее пополнение. Выгнав их на поле, я давил, расстреливал их из пулемётов и работал пушками. Некоторые немцы умудрялись заскакивать на броню, но, прикрывая друг друга, мы сметали таких хитрецов пулемётами. Однако именно они и положили конец моей группе. Смогли поджечь мой танк, бросили на моторное отделение подожжённую канистру, которая вспыхнула, горевшее топливо стало протекать на мотор, и в боевом отсеке стало светлее, а дышать тяжелее. Второй танк тоже пехота остановила, сначала мину зашвырнули под гусеницу, точнее, их с десяток кинули, но увернуться от всех не получилось, а потом и его, обездвиженного, подожгли. Немцев было слишком много, и несмотря на то, что их было с батальон, больше шести сотен, то есть две роты, мы положили. Остальные всё же справились с нами, и это на открытой местности. А второй танк до конца прикрывал мою машину, которая, пылая, понеслась к реке. Аккуратно скатившись под обрыв, уходя от огня пехоты, я вывалился из танка и стал кататься по снегу, сбивая пламя. Одежда обгорела, шею опалило. Почему-то защита от огня не спасла, надо будет с этим разобраться. А танк, ревя мотором, проехал чуть дальше и провалился в реку, по самую башню. Там огонь стих, только из башни, истончаясь, всё ещё шёл дымок. Я встал. Одежда на мне парила, что-то ещё тлело. Помогая себе руками, я стал карабкаться наверх обрыва и обнаружил, что в мою сторону бежит до взвода немцев. Я достал из браслета МГ, поставил его на сошки и открыл огонь. Тут ещё тридцатьчетвёрка кавалеристов, явно двигаясь по следам гусениц моих танков, тоже выскочила на поле и стала гонять выживших немцев. Ну и я помогал, не давал её обездвижить или ослепить, закрыв смотровые щели. Немцы, бежавшие ко мне, наполовину были мной прорежены, остальные залегли и активно отстреливались. Поэтому я, дотянувшись, свернул всем «руками» шею, а то высунуться не давали, пули так и свистели над головой, и уровень заряда моей защиты заметно просел. Я мимоходом зарядил его до полного, одновременно меняя пулемёт, а уже расстрелял всю ленту. Да, я не перезаряжаю пулемёт, а меняю на другой, снаряжённый. С учётом того, что у меня их три десятка, бой вести смогу долго. Но не довелось, экипаж тридцатьчетвёрки, разогнав оставшихся немцев, покатил ко мне, ревя дизелем и звеня траками. Снова по колее от моей машины двигался. Я убрал пулемёт и встал, показывая край обрыва, а то ещё загремят вниз. Танк замер передо мной, и открылся люк мехвода, который махнул рукой, подзывая к себе. Хромая, я подошёл и головой вниз стал забираться в боевой отсек машины, мне помогали в несколько рук. Пришлось сесть на пол за сиденьем стрелка-радиста, очень тесно было. Пока танк разворачивался и катил обратно, мне протянули подключённый шлемофон стрелка, а то мой обгорел, торчали куски и обрывки. Надев его, услышал вопрос, видимо от командира танка: – Где остальные? – Больше никого. Из «инвалидной команды» только я выжил. – Жаль. Воевали вы просто здорово. Я никогда не видел такой выучки и взаимодействия. Как единый организм. Я давно воюю, с июля, но такого ещё не видел, а повидал многое. Я – Як-истребитель, мотор мой звенит. Небо – моя обитель. А тот, который во мне сидит, Считает, что – он истребитель. В этом бою мною «юнкерс» сбит — Я сделал с ним, что хотел. А тот, который во мне сидит, Изрядно мне надоел! Я в прошлом бою навылет прошит, Меня механик заштопал, А тот, который во мне сидит, Опять заставляет – в штопор! Из бомбардировщика бомба несёт Смерть аэродрому, А кажется, стабилизатор поёт: Мир вашему дому!» Вот сзади заходит ко мне «мессершмитт», Уйду, я устал от ран!.. Но тот, который во мне сидит, Я вижу, решил – на таран!