– Минуты через две скопытится, – предполагает переводчик. – Факт, – киваю я и обращаюсь к «монаху»: – Покайся, и душа твоя обретет покой! – Я – Воин Господа, – шепчет тот. – Своими деяниями я уже заслужил Царствие Небесное! Мы переглянулись с Максом. – Ты – инквизитор? – задаю следующий вопрос. – Да, – слабо улыбается он. – Я боролся с ересью. Я... – договорить он не успел, ибо бессмертная душа его покинуло бренное тело. – Ушел кавалер… – бурчит Макс. Я разворачиваюсь ко второму «монаху». Марся снял с него балаклаву и затолкал ему в рот. На руки ему нацепил еще и свои наручники. – Пакуем всех и сваливаем! Полоз, включай «одержимость». – Ты задолбал уже, – заворчал он. – То включай, то выключай… Поймав «прилив», сгреб обоих монахов и побежал к машине. Труп вместе с бессознательным Марксом закинули в багажник, пленного на заднее сиденье. Там же разместился Макс с автоматом. Марся рулил, я общался с Петюней. – Бармалей, – как только я по рации обрисовал картину Петьке, в разговор влез Зимин. – Запоминай названия улиц. Двигаетесь на максимальной скорости, но строго по ним. – Что в них особенного? – уточнил я. – Они контролируются «Северянами». – Хитро! – восхитился я. – А ты думал, не пальцем деланы, – похвастался Зимин и начал диктовать названия улиц. В итоге, от центра нарисовался своеобразный коридор. Я прикинул соотношение количества «Северян» и количество улиц и получил итог, согласно которому на каждую улицу шло по одному бойцу. Не густо. Но и это могло очень сильно помочь при прорыве или для снятия «хвоста». Пролетев треть пути до базы, мы были настигнуты двумя машинами «Заката». Одна выскочила перед нами, вторая пристроилась позади нас. Пройдя вторую треть, мы выскочили на наш блок-пост. Был он организован двумя «Тиграми» и одним БТРом. Парни перекрыли крупный перекресток, позволив нам проскочить на максимальной скорости. Вылетев на дорогу, упирающуюся в нашу базу, я сразу обратил внимание на повышенную боеготовность: все позиции были заняты, отовсюду торчали стволы. Перед воротами возглавлявший тройку «Тигр» резко вывернул на обочину, пропуская нас вперед, а после того, как мы проехали, вывернул обратно на дорогу, перекрыв ее и встав рядом с замыкающей машиной. Влетели на территорию базы, высыпались из машины, сгребли пленного и сорвались в подвал, где были камеры. Там уже сидели Барон, Петрович, отец Сергий и Зяма. Глава восьмая. Искусство развязывания языков Уже десять минут я спорил с командирами о целесообразности ареста гражданина Пуаро. Я настаивал на слежке, начальство – на его немедленном аресте. Спор проходил под постоянные крики пленного. Зяма и Ильдар заковали его в кандалы и, плюнув на перелом, подвесили за руки к потолку. Факт подвешивания пленный перенес спокойно. А дальше Зяма снял перчатки и начал тыкать в него указательным пальцем. Судя по всему, прикосновение нашего боевого еврея было очень болезненным, так как пленный орал искренне и протяжно. – Я настаиваю на слежке! Нужно выявить круг его общения! – очередной раз заявлял я командирам. – А-а-а-а-а-а, – завывал в углу пленный. – На хрена так рисковать? – не понимал Петрович. Из угла снова раздавалось: – А-а-а-а-а-а… – Блин, Зимин, ты чего тупишь?! – начал закипать я. – А-а-а-а-а-а… – Бармалей, – вступился за Петровича Барон, – если этот козел сбежит, тебе гэбэшники башку оторвут! А тебя жалко! Ладно бы мы… а то гэбэшники… – А-а-а-а-а-а… – Кроме морально-этического диссонанса у вас есть возражения по существу?! – А-а-а-а-а-а… – Мы не понимаем – на кой болт тебе эти заморочки? – А-а-а-а-а-а… Все недовольно посмотрели в угол, где Зяма при моральной поддержке Марси, мучал пленного, но замечаний не высказали. – Прежде чем выдвигаться обратно в Хэксхем, нам нужно тут зачиститься от инквизиции, поймав ее лидера, и выпытать у него все тайны. – А-а-а-а-а-а… – поддержал идею пыток пленный монах. – Чего он так орет? – поинтересовался Петрович. – Он же, вроде, от имени церкви работает?! – Судя по реакции на Зяму, церковь – это прикрытие. Силы ему дает язычество. Я прав, отец Сергий? – Прав, генерал, прав, – подтвердил тот. – Будь он истинным инквизитором, действующим от имени церкви, прикосновения Борьки не вызвали бы никакой реакции. – А-а-а-а-а-а… – Боря, твою мать, – не выдержал Петрович, – да заткните ему пасть! Убедившись, что пленный больше не будет орать, Петрович уточнил: – А почему ты решил, что этот Дэвид, мать его, Суше, и есть главный инквизитор? – Во-первых, у нас нет данных о сфере деятельности нашего полисмена до того, как он был переведен в Глазго. Во-вторых, он негативно относится к сектам и не скрывает этого, что нехарактерно для «просвещенной Европы». – А в-третьих? – не выдержал Петрович. – А в-третьих, – нехорошо улыбнулся я, – мы сейчас и узнаем у нашего гостя. – Стоп, Саша, – скомандовал Барон. – Ты так и не пояснил – на кой черт тебе эта возня со слежкой?! Давай его повяжем, и он нам все расскажет! Петрович при работе со Штольценбергом пару новых приемов показал, немой говорить начнет! – А вдруг я ошибаюсь? Вдруг он не главный? – Нам до фонаря! – отрезал Зимин. – Одним шотландцем больше, одним меньше, ни мы, ни Шотландия не заметит! Поэтому бери Коваля и марш его арестовывать! На дыбе не секретничают, а говорят только правду… – Согласен с Зиминым, – кивнул Барон. – Бармалей, вали арестовывай, а Сергий, Петрович, Зяма, Ильдар и я, займемся монахом… Присутствующие поежились от тона Ивлева. Он не предвещал ничего хорошего. – Пойду облачусь, – удивил нас Сергий и направился к выходу. – Повезло нам с попом, – усмехнулся Петрович. – Факт! – потянули присутствующие. К главе отдела по «учету сект» я наведался в состоянии одержимости и в полной боевой выкладке. Долго ломились в его железную дверь. Никто не открывал. Коваль уже собрался взрывать ее, но тут прибежал дежурный офицер и сообщил, что Грей спешно ушел час назад. Мы потребовали ему позвонить. Сотовый Грея был вне зоны. – Саня, неудобно получилось, – протянул Леха. – Факт, – хмуро протянул я. – Чего будем делать? – Поехали к нему на хату. Дома тоже было пусто. Мы расстроились. – Ладно, поехали на базу. Может, наши развязали язык монаху… – Представляю, что скажет нам Барон… Барон нам не сказал ничего. Не до этого ему было… В подвале воняло ладаном, дерьмом, кровью и какой-то травой. Пленный монах висел там же, но голый и без сознания. А в трех метрах от него в такой же позе висел наш славный бомжик Энтони. Полуголый и со следами пыток. За столом расположились Барон, Петрович, Зяма, Ильдар и отец Сергий, с одной стороны, Огненный Волк, Медведь и Волк, с другой. Все в крови (в чужой), все курили и, судя по пустой таре, выпивали. – А, пришел, следак! – увидел меня Барон. – Иди выпей. От увиденного, а главное от такого предложения грозного генерала, я чуть охренел, но к столу подошел. Все присутствующие, кроме Зямы, имели на лицах телесники средней степени тяжести. Я взял рюмку, кусок копченой колбасы, крякнул «ваше здоровье» и ухнул водку в себя. Занюхал колбасой, затянулся ильдаровской сигаретой и спросил: – Вы тут турнир по рукопашке проводили? – Ага, – кивнул Барон, у которого был подбит глаз и разбита бровь. – Проводили.