Омсбоновцам перед прохождением в парадном строю была дана команда отомкнуть от винтовок штыки, тогда как общевойсковые соединения шли в полной боевой выкладке. Впоследствии на кадрах кинохроники только по этой несущественной детали и можно узнать бойцов сводного полка НКВД. Во всём остальном они мало чем отличались от обычных красноармейцев. К 7.30 парадные расчёты выстроились напротив Кремлёвской стены. Коробочка сводного полка НКВД оказалась третьей по счёту с правого фланга всей пешей части парада. Как только построение закончилось, снегопад начал стихать и буквально за считаные минуты сошёл на нет. Это произошло так неожиданно и так вовремя, что впору было поверить во вмешательство высших сил. Взорам участников парада предстал во всей своей красе Мавзолей Ленина – фанерный павильон, маскирующий усыпальницу вождя, за ночь был разобран. Теперь он стоял в прежнем своём виде, сверкая полированным гранитом, и казался особенно торжественным и величественно-строгим. – Смотри, и звезды расчехлили, – шепнул на ухо Ануфриеву Бриман. – И не только расчехлили, но и зажгли. Женя уважал Бримана за целеустремлённость и въедливость в учёбе. А ещё Сашка умел подмечать детали, что для разведчика было важным качеством. Преобразования, произошедшие за ночь на Красной площади, не остались незамеченными и их товарищами. Многие вскинули головы и с удовольствием разглядывали сверкающих над кремлёвскими башнями пятиконечных красавиц. В 7.50 на трибуну Мавзолея поднялись Сталин и члены правительства. Несмотря на холод, Иосиф Виссарионович был не в шапке, а в фуражке. Евгений сразу вспомнил Аверкина. Ануфриев точно знал: где бы сейчас ни находился его товарищ, он во все глаза смотрит на трибуну. Судя по ночному разговору, сегодня для него был один из самых важных моментов в жизни. Женя и сам пытался всматриваться в стоявших на Мавзолее людей. По правую руку от Сталина можно было различить Молотова, по левую – Берию. Остальных Ануфриев не мог разглядеть. Но обратил внимание, что Сталин периодически обменивается репликами то с одним, то с другим соседом. Из чего следовало, что вождь был возбуждён. Евгению почему-то подумалось, что вот от этой горстки стоящих сейчас на трибуне людей зависят судьбы миллионов соотечественников. От них зависит, выживет ли страна в этой жесточайшей по своему накалу бойне. Простым гражданам, солдатам, как он, остаётся только уповать на мудрость, дальновидность и хитрость этих незаурядных личностей. Вершители судеб! На них направлены сейчас все взоры. В 8.00 через громкоговорители по Красной площади разнёсся торжественный голос Левитана: «Говорят все радиостанции Советского Союза. Центральная радиостанция Москвы начинает передачу с Красной площади парада частей Красной армии, посвящённого двадцать четвёртой годовщине Великой Октябрьской социалистической революции…» Под бой курантов из ворот Спасской башни на красивом рыжем коне, ноги которого были элегантно оторочены белыми чулками, выехал Будённый. С густыми, вздыбленными усами, в неизменной папахе, маршальском одеянии, со сверкающей на боку шашкой, он выглядел величественно. Выслушав рапорт командующего парадом генерала Артемьева, Семён Михайлович вместе с ним объехал строй парадных расчётов. Время от времени, останавливаясь перед шеренгами, он зычным голосом обращался к солдатам: «Товарищи красноармейцы! Поздравляю вас с двадцать четвёртой годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции!» Строй отвечал троекратным «Ура!», и Будённый со своим сопровождением двигался дальше. Подъехав к Мавзолею, командующий парадом спешился, поднялся на правительственную трибуну и доложил Сталину, что парадные расчёты к торжественному шествию готовы. После этого Будённый занял место среди первых лиц государства. Он встал по правую руку от вождя, Молотов при этом сделал шаг в сторону. Сталин придвинулся к микрофону и начал речь. Говорил он, как всегда, мягко, без напора, но от этого, как ни странно, его слова звучали острее и значимее. Верховный главнокомандующий выражал, по сути, мысли, которые в этот момент ждал от него народ. Главные слова в речи Сталина отметил для себя Ануфриев: «тяжёлые условия», «навязанная война», «временная потеря ряда областей», «временные неуспехи», «бывало и хуже» – и важные сегодня: «богатые промышленность, продовольствие, сырьё», «союзники», «замечательные армия и флот», «людские резервы неисчерпаемы». И далее: «не так страшен чёрт, как его малюют», «немецко-фашистские захватчики стоят перед катастрофой», «Германия истекает кровью», «ей не выдержать долго такого напряжения», «на нас смотрит весь мир», «великая освободительная миссия» и так далее. Такие слова не могли не вселять уверенность в безусловной победе. Содержание речи было оптимистичным, именно оптимизма не хватало сейчас гражданам страны. Затем для выстроившихся напротив Кремля военных прозвучала команда «К торжественному маршу!». Далее последовал ещё ряд команд, колонны повернулись направо и, возглавляемые командирами, начали движение. Не доходя до Исторического музея, они делали левый разворот для захода на отведённую для главного шествия полосу. Парад войск открывали курсанты артиллерийского училища. Идущие в авангарде пешего строя, они, несомненно, ощущали весь груз ответственности, которая легла на их плечи, и поэтому чеканили шаг с особым рвением. За ними двигалась колонна матросов. На снежном фоне их чёрные бушлаты и шапки смотрелись очень эффектно. Необходимый ритм движению парадных расчётов задавал оркестр штаба Московского военного округа. Третьим шёл сводный полк НКВД, в основном состоящий из бойцов ОМСБОНа. Возглавлял колонну командир второго полка бригады майор Иванов. След в след за ним на расстоянии полутора метров так же порывисто и энергично вышагивал Стехов. В его руках развевалось знамя спецназа НКВД с вышитыми на нём словами «Победа за нами!» – девизом бригады. Бойцы, выстроенные в шеренги по 32 человека, шагали уверенно и чётко. – Левой! Левой! – слышались в строю голоса взводных Лаврова и Слаутского. Когда сводный полк почти поравнялся с трибуной, Сталин приветственно поднял руку. Буквально через секунду Евгений чуть позади себя, но где-то совсем рядом, услышал сдавленный окрик Паперника: – Аверкин, ногу держи! «Володя всё-таки отвлёкся на трибуну, – догадался Ануфриев, – не пошли впрок ему мои наставления». Дальнейшее прохождение сводного полка не сопровождалось никакими сбоями. Бойцы отлично справились с поставленной задачей. – Полк, вольно! – послышалась команда Иванова, как только расчёт ступил на Васильевский спуск. – Во-о-ольно! – более зычно и протяжно продублировал команду Стехов. Бойцы дружно выдохнули и, отчеканив по инерции ещё несколько шагов, перешли на обычный шаг. Ануфриев огляделся: шедшие рядом с ним товарищи не скрывали довольных улыбок. Всё самое трудное было позади. – Здорово дали, а, ребят? – послышалось сзади. Голос Семёна Гудзенко нельзя было спутать с чьим-то другим. – Ага! Сильно! – ответил его друг и соавтор Юра Левитанский. – Разговорчики в строю! – осадил говорунов старший лейтенант Лавров. Дальше шли молча. Только ныряя под Москворецкий мост, снова позволили себе развязать языки. – Домой напишу, что видел Самого! – послышался голос Аверкина. – Кто же тебе даст об этом написать? – Ну, тогда расскажу, когда вернусь. – А вот это – пожалуйста! – Правда, вряд ли поверят… – Ничего, мы подтвердим. Никто уже больше не пытался сдерживать лавину охвативших чувств. Лавров тоже расплылся в улыбке, слушая озорные реплики подчинённых. Он понимал, что каждый из них испытывает сейчас сильный эмоциональный подъём. Что же касается боевого духа личного состава, то в этот момент он был высок как никогда. – Эх, попадись мне сейчас этот хвалёный ганс! А лучше не один, а сразу с десяток фрицев! Уж я бы их приголубил! – потирая кулаки, выражал свою нетерпимость чемпион по боксу Полынов. – Не хотел бы я оказаться на месте этих несчастных, – под смех товарищей подзадоривал его неунывающий Копытов. – Под твой знаменитый правый хук попасть – всё равно что оказаться между молотом и наковальней. – Да уж, никогда ещё так кулаки не чесались! С превеликим удовольствием приложил бы сейчас дюжину-другую! – Да вас двоих с Чехвадзе выпусти – всем планам Гитлера капут! Вы же голыми руками перекокошите половину его войска! – Вот и я говорю, чего нас держат? – подыгрывал Копытову именитый боксёр. – Так и война без нас закончится. Слушая этот разговор, многие бойцы смеялись в голос – уж очень по душе им была эта наигранная бравада. – А ну, бригадную запевай! – очень кстати скомандовал Лавров. Бойцы будто бы только этого и ждали. Сначала Гудзенко, а потом и все остальные затянули полюбившиеся уже слова, положенные на мотив известной «Бригантины». И снова над Москвой в сотни голосов разнеслось: «В бой за красную столицу, москвичи!» Маршрут убытия сводного полка ОМСБОНа с парада после преодоления Васильевского спуска и арки Москворецкого моста пролёг по Москворецкой набережной, затем по Яузскому и Покровскому бульварам и далее – к местам дислокации. Основной же поток войск двинулся с Кремлёвской набережной и улицы Разина к Ленинградскому шоссе, а по нему – на фронт. Впрочем, часть омсбоновцев на следующий день тоже оказалась в прифронтовой полосе. Остальные, в том числе Евгений Ануфриев, присоединились к ним только через неделю. Парад длился в общей сложности 1 час 2 минуты. Но сколько за это короткое время было пережито теми, кто был на самой площади, и теми, кто слушал репортаж по радио, не только в стране, включая временно оккупированные немцами территории, но и за рубежом. Задуманная и осуществлённая самым смелым образом, эта, по сути, стратегическая операция сделала своё дело. Парад поднял воинский дух всей армии, всего народа, который был неотделим от своего героического войска. В то же время «грохот советских сапог» по Красной площади произвёл по-настоящему деморализующее воздействие на врага. Сразу же после московского парада в дневниковых записях, письмах и донесениях немецких генералов, офицеров и солдат впервые за все кампании Второй мировой войны появились пораженческие настроения. Парад советских войск в осаждённой Москве стал колоссальным ударом по престижу гитлеровского вермахта. Фашистская армия, несмотря на все свои победы, не смогла помешать советскому народу отметить очередную годовщину рождения советской власти. Пока весь мир с разными чувствами и настроениями внимал радиорепортажу из осаждённой столицы Советского Союза, в ставке Гитлера происходило непонятное. Из опасения ранить «нежное» сердце своего фюрера никто из приближённых не рискнул уведомить его о московском параде. Гитлер сам узнал об этом, случайно включив приёмник, и, даже не владея русским языком, понял, что происходит. В припадке дикой ярости он схватил трубку телефона и велел соединить его с командиром бомбардировочной эскадры, базировавшейся под Москвой. Фюрер отчитал генерала как мальчишку, не слушая его доводов по поводу нелётной погоды. Он велел срочно поднять в воздух самолёты и разбомбить парад. «Немедленно вылетайте всем вашим соединением! Ведите его сами! Лично!» – после этих слов Гитлер в бешенстве бросил трубку. Потом ещё некоторое время скрипел зубами, уставившись в одну точку. Для немецкого генерала приказ главнокомандующего был равносилен смертному приговору: погодные условия действительно были таковы, что поднимать в небо самолёты, а тем более вести их самому было сродни самоубийству. Над Москвой бушевала метель. Тем не менее приказ есть приказ: соединение взлетело и со страшным гулом направилось в сторону советской столицы. Но ни один бомбардировщик до неё не добрался. Для защиты парада с воздуха было задействовано более 500 истребителей Красной армии, предварительно отозванных с фронта. Как сообщили на следующий день в сводке Совинформбюро, на подступах к городу силами 6-го истребительного корпуса и зенитчиками ПВО Москвы было сбито 34 немецких самолёта.  Под клином К началу ноября советскому командованию стала окончательно ясна тактика немцев: «оседлать» главные автомагистрали и, используя преимущества механизированных частей и танковых групп вермахта, в кратчайшие сроки выйти к окраинам Москвы. Военный совет московской обороны предложил командованию соединений, оборонявших столицу, приступить к устройству на подмосковных рубежах сплошной зоны заграждений. На тот момент специально подготовленных сапёрных частей было ещё мало, поэтому ключевую роль в выполнении этих работ предстояло сыграть минёрам ОМСБОНа. Для создания минно-взрывных заграждений в полосе Западного фронта из бойцов сапёрно-подрывной роты и боевых групп первого и второго полков бригады был создан сводный отряд, который в приказах Западного фронта фигурировал как Отряд инженерных войск НКВД. В оперативное подчинение отряда также было передано несколько сапёрных батальонов из инженерных сил фронта. Командование сводным отрядом было возложено на начальника инженерной службы ОМСБОНа майора Михаила Шперова. На время выполнения задания отряд поступал в распоряжение штаба 30-й армии. Состоящий из 770 бойцов, сводный отряд должен был заградить Ленинградское шоссе на участке Ямуга – Клин – Солнечногорск и дорогу Клин – Рогачёво – Дмитров с целью максимально сдержать продвижение главной немецкой группировки к каналу Москва – Волга. К слову сказать, на юго-западном фланге под Тулой действовал ещё один омсбоновский отряд в составе 290 минёров. Отдельные сапёрные группы бригады были задействованы также на можайском, наро-фоминском, подольском, осташковском и волоколамском направлениях. Ануфриев попал в боевую группу, руководимую молодым и энергичным старшим лейтенантом Мальцевым, командиром первой роты. Среди подчинённых кавалер ордена Красной Звезды Алексей Петрович Мальцев за свою храбрость и решительность пользовался заслуженным авторитетом. Все испытания на тренировках он проходил наравне с бойцами, был с ними, как говорится, в радости и горе, и за это его уважали и любили. Рота Мальцева была самой сплочённой и боевой не только в полку, но и во всей бригаде. Перед отправкой на ответственное задание омсбоновцев решили дополнительно поднатаскать в сапёрном деле, тем более что с передовой поступала свежая оперативная информация, которая напрямую касалась минно-подрывных работ. Исследовались, например, новые образцы немецких противотанковых мин, которые имели существенные конструктивные отличия от стоящих на вооружении в Красной армии. В перерывах между учёбой оставалось немного личного времени. Правда, навещать Евгению было уже некого: все его родственники и Тоня с семьёй к тому времени покинули Москву. Справедливости ради следует заметить, что после нашумевшего парада 7 Ноября жизнь в городе более или менее успокоилась. Хотя и народу заметно поубавилось, но вместе с тем исчезла и та откровенная нервозность, которая присутствовала в середине октября, когда подразделения ОМСБОНа, поднятые по тревоге, экстренно прибыли на защиту родных рубежей. Во время редких и коротких прогулок Евгений замечал уважительное и даже предупредительное отношение граждан к людям в военной форме. Некоторые, проходя мимо него, почтительно здоровались, на что Евгений дипломатично отвечал воинским приветствием, прикладывая правую руку к головному убору. Людям явно нравилось такое поведение молодого красноармейца.