Вражеская авиация наглела, налетая на город не только ночью, но и днём. Воздушная тревога объявлялась до пяти-семи раз в сутки. В конце октября в бригаде начала выходить многотиражка «Победа за нами». В названии газеты точно выражалось главное чувство, владевшее воинами, – уверенность в победе. В специальных рубриках регулярно печатались советы бойцу: «Ведение уличного боя», «Разведка зимой в лесу», «Как выбирать лыжи», «Тактика просачивания мелких групп через линию фронта» и другие. В рубрике «Из опыта фронтовиков» публиковались материалы о находчивости и инициативе, проявленных советскими воинами на фронте. Почти в каждом номере газеты рисовались призывные плакаты и злободневные карикатуры с острыми подписями, сатирическими стихами, фельетонами. «Победа за нами», по сути, стала первым летописцем истории бригады. Как ни странно, Гудзенко наотрез отказался уйти из роты в редакцию бригадной газеты, куда его приглашали работать. Вместо газетной суеты он предпочёл ночами стоять на часах у литинститутских ворот, нести патрульную службу, а днём, если требовалось, как и все, рыть траншеи. Полковая столовая находилась в переулке вблизи Центрального телеграфа. Ходили туда по улицам Горького или Герцена. Бойцы всякий раз старательно держали равнение, ловя на себе испытующие взгляды москвичей и иностранных корреспондентов, которые всегда толклись на лестнице телеграфа. Шли так, чтобы ни у кого не возникало сомнения в их решимости сражаться насмерть. Памятным для многих стал день 30 октября. Позавтракав, омсбоновцы, как всегда, с песней возвращались к месту дислокации. Воздушной тревоги не было с утра. Над Москвой висели хмурые низкие облака. Через несколько минут после того, как строй второго батальона миновал здание телеграфа, позади послышался сначала нудный прерывистый гул, а затем раздался оглушительный взрыв. Мостовая вздрогнула, из окон посыпались стёкла. Прозвучала команда: «В укрытие!» Бойцы частично разбежались, частично залегли. Вскоре, убедившись, что опасность миновала, омсбоновцы бросились в сторону телеграфа. В это время на улице Горького творилось что-то невероятное. Возле диетического магазина, где недавно была длинная очередь, ползали и кричали десятки людей. На мостовой виднелись красные пятна. На проезжей части стояло несколько легковых автомобилей со спущенными скатами и побитыми стёклами. В них тоже были пострадавшие. Случайные прохожие, прибежавшие на звук взрыва, завидев жуткую картину, стояли, не зная, что предпринять. К счастью, к спасению раненых сразу же подключились оказавшиеся рядом военные медики. По случайности с завтрака позднее остальных возвращался военврач второго батальона Илья Давыдов. Он стал очевидцем налёта и сразу взял на себя руководство действиями медперсонала. Вскоре у места взрыва взвизгнули тормоза полуторки. Из неё выскочили командир полка Иванов, военком Стехов, командир батальона Прудников, медицинские работники. Медсёстры были с сумками. – Командуйте, доктор! – крикнул Иванов, завидев Давыдова. – Сейчас ещё машины подъедут. – Только не устраивайте здесь перевязочных пунктов, – резонно добавил Стехов. – Всех на машины и в больницы! Перевязывать только тех, у кого сильное кровотечение. И тоже – на машины! Среди раненых оказался заместитель командира второго батальона ОМСБОНа капитан Захаров. В первые минуты после взрыва он полулежал на лестнице телеграфа, прижимая ладонь к животу, откуда сочилась кровь. Рядом валялась пробитая осколком полевая сумка. Она, по сути, и спасла капитана от смертельного ранения, хоть несильно, но погасив убойную силу металла. – Как тебя угораздило, Павел Савосьевич? – присутствуя при перевязке Захарова, спрашивал комполка. – Шестакова ждал из парикмахерской, – виновато ответил капитан. – А где он сам? – Не могу знать. Наверное, в здании ещё. – Ну ладно, береги силы. Разберёмся. Иванов махнул рукой, давая приказ на погрузку тяжелораненого Захарова. – Михаил Сидорович, распорядись найти Шестакова, – вполголоса обратился он к Прудникову. Через пару минут Прудников доложил, что Шестаков не пострадал, в настоящее время помогает эвакуировать пострадавших. Орлов и сам уже заметил знакомую фигуру старлея, дающего распоряжение бойцам. Благодаря тому, что военные и милиционеры без промедления бросились направлять к месту происшествия встречные машины, раненые были оперативно доставлены в больницы. Дворники стали приводить мостовую в порядок. Прудников и чудом избежавший ранений Шестаков, разделив бойцов и медработников на группы, приказали обойти помещения телеграфа и квартиры ближайших домов. Как оказалось, не напрасно – в квартирах тоже обнаружились раненые. Позже выяснилось, что в этот день точно такие же фугасы были сброшены на Большой театр, на трамвайную остановку у Ильинских ворот и на угловое здание Центрального комитета партии. И оттуда автомашины увезли десятки пострадавших. Среди них оказался секретарь Московского обкома партии Александр Щербаков – в тот тяжёлый период один из самых авторитетных политиков в Москве. Парад Время незаметно приближалось к самой значимой для всего советского народа дате – 7 Ноября. По многолетней традиции каждая годовщина Великой Октябрьской социалистической революции отмечалась в стране ярко, с размахом. Накануне праздника повсеместно проходили торжественные мероприятия, венчавшиеся неизменным парадом на Красной площади. Но в устоявшийся порядок неожиданно вмешалась война. Линия фронта находилась в нескольких десятках километров от столицы, поэтому праздничные мероприятия ограничились торжественным заседанием Московского Совета депутатов трудящихся с партийными и общественными организациями. Проведение парада вообще было под вопросом. На город каждый день совершались налёты вражеской авиации, в результате которых гибли люди и рушились здания. В связи с этим советскому руководству предстояло крепко подумать, не станет ли попытка проведения парада своеобразным подарком врагу, мечтавшему уничтожить одним ударом всех и сразу. По сути, всё зависело от решения одного человека. И это решение, как оказалось, созрело не в последний момент. Уже в конце октября во все воинские части, и не только московского гарнизона, был разослан секретный приказ о подготовке к праздничному параду, который, как и в довоенные годы, был намечен на 7 Ноября. Поступил такой приказ и в ОМСБОН. Как раз в эти дни после процедуры переформирования из войск Особой группы НКВД СССР формирование стало называться Отдельной мотострелковой бригадой особого назначения. Состав парадного расчёта, представляющего войска НКВД, куда входили подразделения бригады, определял военный комендант Москвы Синилов. С командирами и комиссарами задействованных в параде частей он провёл совещание, на котором были оговорены детали предстоящего события, обсуждены варианты действий в случае непредвиденных обстоятельств, особенно связанных с налётом немецкой авиации. И вот наступило 6 ноября. Поскольку здание Большого театра, в котором обычно проходили особо значимые мероприятия, было к тому времени заминировано, торжественное заседание Моссовета, посвящённое 24-й годовщине Октября, было решено провести в метро. Для этих целей больше всего подходила станция «Маяковская», вестибюль которой вмещал около двух тысяч человек. К тому же «Маяковская» была на тот момент самой глубокой станцией Московского метрополитена. Для придания подземному вестибюлю соответствующего событию вида пол платформы устлали коврами и ковровыми дорожками, развесили между колоннами плакаты. Установили ряды стульев. Президиум расположили с обратного от эскалаторов торца платформы, установив высокую трибуну и массивный стол. Радиофицировали зал. В 16.50 участники заседания заняли свои места, а спустя пять минут на «Маяковскую» прибыл весь состав Государственного комитета обороны во главе со Сталиным. Они приехали со станции «Белорусская» в специальном поезде. На противоположной стороне платформы стоял другой состав из 10 вагонов, в котором размещались оркестр, гардеробы, буфеты, а также звукозаписывающая студия. Вечером накануне праздника бойцы второго батальона, базирующегося в Литературном институте, собрались у репродукторов. Во всех комнатах и коридорах здания, где висели динамики, установилась тишина. Трансляцию торжественного заседания слушали очень внимательно. Слышимость была такая, будто оно проходило совсем рядом. Доклад Сталина был недолгим, но содержательным. Начав с того, что вместо традиционного подведения итогов года, прошедшего с прошлой годовщины революции, приходится говорить о тяжёлых итогах первых месяцев войны, он быстро перешёл к анализу ситуации в стране и на фронтах. Говорил о провале «молниеносной войны» и о причинах временных неудач Красной армии, о том, что представляет собой немецкий национал-социализм, и о том, что никаких переговоров или соглашений с ним не может быть, а главное, о том, что наша победа в этой войне неминуема. Поздней ночью, несмотря на воздушную тревогу, батальон не ушёл в убежище. Бойцы и командиры чистили оружие, приводили в порядок обмундирование. Аверкин с Ануфриевым сидели на соседних табуретах, один натирал пряжку на ремне, другой – пуговицы. – Жень, а ты Сталина видел? – поинтересовался бывший деревенский паренёк. – Видел. Правда, издалека. – Расскажи. – Да особо и рассказывать-то нечего. Во время первомайской демонстрации на Красной площади, в 1940-м. Он стоял на трибуне Мавзолея, как сейчас помню, в пальто типа шинели и своей обычной фуражке. Сначала прошли парадные расчёты, а в конце – колонны трудящихся. Я шёл в колонне своего района. Сталин улыбался, время от времени помахивал рукой. – Надо же, повезло тебе. У меня самая заветная мечта – увидеть его хоть краешком глаза. Вот сижу и думаю, неужели завтра получится… Даже не верится. – Всё может быть. Но ты особо не обольщайся. Если пойдёшь по левому флангу, и сам Мавзолей можешь не увидеть, не то что Сталина. Да и смотреть-то недосуг, ты ж не на прогулке будешь. – Понимаю. Но всё-таки… – Ладно, поживём – увидим. Ещё бы с погодой повезло. Вишь, чего на улице творится. Погода и вправду разбушевалась не на шутку. Завывал ветер, оконные стекла царапала снежная круговерть. В третьем часу неожиданно раздалась команда «Отбой!». Кто-то попытался возмутиться: – А как же парад? – Всем спать! Парада не будет. Вот те на! Бойцы, разочарованные, разошлись по своим местам. Больше всех, судя по виду, был расстроен Аверкин. Рухнула его мечта, и неизвестно теперь, когда исполнится, да и исполнится ли вообще. Но часа через три казарму вновь огласил зычный голос дневального: – Подъём! Поправляя ремни на шинелях, бойцы строились и чуть слышно переговаривались: – Может, на парад? – Сказали же: отменён! Едва забрезжил бледный рассвет, строй омсбоновцев от здания Литературного института двинулся к Пушкинской площади. Затем прошёл к Петровским воротам, а дальше по Петровке вниз к Большому театру. Здесь к батальону присоединился парадный расчёт первого бригадного полка, расквартированного в Доме союзов, а со Старой площади подошёл батальон 9-го полка 2-й дивизии внутренних войск НКВД. Сводный полк был в сборе. Теперь он состоял из трёх батальонов по четыре роты в каждом. Колонна начала движение в направлении Красной площади, куда тянулись и другие расчёты – пехотные, кавалерийские, тачанки, полуторки с прицепленными к ним артиллерийскими орудиями. Где-то позади слышался гул танковых моторов. Несмотря на раннее утро, на тротуарах уже скопился народ – старики, женщины, школьники. Никто не говорил им о параде, но многие москвичи этой ночью не ложились. Большинство пришли прямо из бомбоубежищ. При виде такого количества войск они ликовали, плакали от радости, махали руками, приветствуя своих защитников. Снег шёл не переставая. Его постоянно приходилось смахивать с лица, а особенно протирать глаза, чтобы хоть как-то различать впереди идущих. – Погодка – как на заказ, – комментировал происходящее шедший рядом с Ануфриевым Бриман. – «Мессеры» точно не сунутся. Участники сводного полка были проинструктированы, что в случае удара противника с воздуха ни один боец во время прохождения по Красной площади не имеет права покинуть строй. У Исторического музея сделали остановку. Обходя шеренги, комиссар полка Сергей Трофимович Стехов, которого бойцы за глаза называли «наш майор», не преминул напомнить подчинённым о важности возложенной на них задачи. Голос его звучал взволнованно, но свою мысль он, как всегда, выражал ясно и чётко: – Товарищи, вы все прекрасно понимаете, какая высокая честь выпала нам сегодня. Это честь представлять на праздничном параде не только нашу бригаду, не только войска НКВД, но и всю сражающуюся Красную армию! Сегодня с нами в строю незримо пройдут и те, кто в это самое время, не щадя своих жизней, бьёт врага на всех рубежах и направлениях нашей необъятной Отчизны. Я бы хотел, чтобы каждый из вас проникся этим фактом и тем высоким доверием, которое всем нам оказано. «Лучше не скажешь, – подумал Евгений. – Всё в точку! Комиссар умеет подбирать нужные слова, которые волей-неволей западают в самое сердце. Молодец он, этот Стехов!» – У всех штыки отомкнуты? – после своей короткой проникновенной речи комиссар переключился на организационные вопросы. – Старшим групп проверить выполнение распоряжения командира полка!